Ожоги, лишаи, криво сросшиеся переломы, хрипы, увеличенная печень, больные почки… и это не полный перечень заболеваний, обнаруженных доктором Джемсоном. Даже трубочистов у нас оказалось трое. При том, что вся диагностика проводилась всего лишь с помощью прощупывания и визуального осмотра. Было у доктора и подобие старинного стетоскопа в виде ровной деревянной трубочки, которой он прослушивал легкие.
Радовало одно — при всей ужасающей запущенности дети не имели каких-либо серьезных заболеваний. Но это, как мне объяснил доктор Джемсон, скорее всего потому, что заболевшие дети просто не выживают на улице. Там даже банальная простуда может убить.
Когда мы осмотрели последнего маленького пациента, за окном уже стемнело. Надо было кормить детей, которые, судя по крикам и воплям, разнесли весь флигель по камушкам.
— Доктор Джемсон, — я вздохнула и пошевелила пальцами, онемевшими от непривычного количества писанины, — уже довольно поздно, мы задержали вас гораздо дольше, чем планировали. И я хотела бы пригласить вас на ужин в качестве извинений.
Честно говоря, мне не особенно хотелось приглашать его на ужин до разговора с геллой Изерой. Надо сначала выпотрошить из старой грымзы сведения о семейном положении доктора Джемсона, а уже потом строить с ним отношения. Не хотелось бы промахнуться в ту или другую сторону. Я просто хотела быть вежливой, и надеялась, что он откажется. Но он согласился:
— Я с удовольствием поужинаю с вами, лесса Феклалия. — В этот раз его улыбка была все такой же ослепительно прекрасной, но немного усталой. И грустной. Еще бы, после того, что мы оба сегодня видели, снова беззаботно радоваться жизни довольно сложно.
Доктор Джемсон свернул и сложил свой кожаный чехол со страшными инструментами, которыми он не прикоснулся. За исключением той странной штуки неизвестного назначения, которую каждый раз брал в руки для устрашения маленьких пациентов, и стетоскопа.
Защелкнув саквояж, доктор поднялся и ловко подхватил меня под руку, когда я проходила мимо.
— Позвольте? Во дворе уже слишком темно, и мне не хотелось бы, чтобы вы споткнулись и упали.
— Мы еще не во дворе, — улыбнулась я, но и отнимать руку не стала. Мне приятна была его поддержка. Особенно сейчас.
Мы медленно вышли из столовой. В холле детей не было, они бесновались в пустой игровой. И я порадовалась невольно, что там пока нет игрушек. Иначе пришлось бы выбрасывать их обломки и покупать все заново.
На улице и правда было очень темно. И свежо. Я вдохнула холодный, пахнущий приближающимся дождем воздух полной грудью. Моральное напряжение, сковавшее меня во время осмотра детей, потихоньку отпускало. Ничего, мы их вылечим. Главное, вовремя выявить болезнь. А для этого у меня есть доктор Джемсон.
Небо хмурилось, и прятало луну за темными пятнами облаков. Если бы я не ходила по этой дорожке много раз, то не смогла бы даже сориентироваться куда идти…
— Надо было взять фонарь, — сжал мою руку доктор Джемсон, — может вернемся?
— Если вы боитесь темноты, — устало улыбнулась я, — то давайте вернемся.
Он ответил не сразу, словно обдумывал ответ или боялся его произнести. Но потом все таки решился:
— Лесса Феклалия, я не знаю, что так сильно повлияло на вас, но, — он улыбнулся, я слышала это по голосу, — я чрезвычайно рад этой перемене. Я давно не видел вас настолько оживленной и…
Он прервал фразу на середине и не сказал всего, что хотел сказать. И от этого почему-то стало так тепло на душе. Я тихо рассмеялась:
— Это все дети, доктор Джемсон. Вы же видели все это вместе со мной. К такому невозможно остаться равнодушной. Когда узнаешь, как жили эти дети, с какими проблемами они сталкивались в своей такой коротенькой жизни. Свои собственные беды и обиды становятся такими незначительными.
Он подхватил мои мысли:
— Да, вы правы, все так, я тоже очень многое сегодня увидел с другой стороны. Я столько раз встречал этих детей на улицах, но даже не думал, какова их жизнь. Я восхищаюсь вами, лесса Феклалия. Вы смогли заметить…
В этот момент я споткнулась в темноте обо что-то и, вскрикнув, полетела носом в землю. И он подхватил меня, не давая упасть. Удержал на ногах. На секунду мы застыли, не видя в кромешной тьме даже лиц друг друга. Но я чувствовала его руки на своей талии, слышала его рваное дыхание и грохот моего сердца. И он тоже. Нам этого оказалось достаточно.
Доктор Джемсон подтянул меня, прижимая к себе, а я млея от его прикосновений тут же закинула руки ему на шею и взъерошила короткие волосы. Вздох-всхлип, один на двоих, и вот уже наши губы встретились в первом поцелуе. Нежном, трепетном и сладком.
Мы стояли посреди черноты позднего осеннего вечера и целовались. Взахлеб, как подростки, не в силах оторваться друг от друга. Я обнимала его, он меня, и тепло нашего дыхания, согревало не только нас, но и все вокруг. Тихие стоны, срывающиеся с наших губ, звучали как песня зарождающегося желания, как песня страсти.
Первым пришел в себя Доктор Джемсон. Его руки медленно разжались, отпуская меня.
— Лесса Фекалия, — выдохнул он, тяжело дыша, — простите, я сошел с ума… Я не должен был. — Если он сейчас скажет, что женат, ледяная волна пронеслась по телу, я умру. — Субординация… разница положений… Вы говорили… Я все помню. Простите…
Я мысленно застонала. Фиалка-Феклалия отвергла доктора Джемсона! Ну, что за дура?! И причины-то какие озвучила идиотские. Субординация. Разница положений. Как будто бы сама королевских кровей. Подумаешь, провинциальная нищая баронеска, которой повезло выйти замуж за графа Меригана. Да, я уверена, у доктора Джемсона тоже вполне себе знатное происхождение. Я это чувствовала. Как тогда, глядя на гелла Борка, я была уверена, что он мне не ровня, так и сейчас, точно знала обратное.
— Забудьте, — улыбнулась я потянулась к нему снова. Обнимая его сама. — если вы не женаты, о мне все равно.
— Не женат, — рассмеялся он, возвращая ладони на мою талию, — вы же знаете… Но я не могу…
— Можете, — позволила я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы быть вровень с ним, и выдохнула ему прямо в губы. — Это просто. Попробуйте.
Но волшебство момента мы уже потеряли. Еще один короткий поцелуй, и мы, держась за руки, как школьники на прогулке, пошли по еле заметной дорожке к дому.
Гелла Изера встретила нас не особенно приветливо. Увидев наши сцепленные руки, недовольно нахмурилась и поджала губы.
— Доктор Джемсон, — улыбнулась я, — не обращайте внимание на мрачный вид моей экономки. Гелле Изере очень сложно угодить, она всегда и всем недовольна.
— Если бы вы, лесса Феклалия, — старая грымза конечно же не смогла не ответить, — вели себя прилично, у меня не было бы повода для недовольства.
Я хмыкнула. Готова дать руку на отсечение, что это она так ловко проехалась на той самой «субординации» и «разницы в положении». Но я не фиалка-Феклалия, чтобы мной можно было помыкать. Отпустила руку доктора Джемсона, шагнула, приближаясь к экономке и зашептала ей на ухо:
— Вы бы помнили о приличиях, гелла Изера, когда сводили меня со своим сынком. Доктор Джемсон, в отличие от него, гораздо ближе ко мне по положению, чем кучер. А вам я еще раз напоминаю о возможности вылететь с работы. В последний раз, гелла Изера. А сейчас прикажите поставить на стол еще один прибор, я пригласила доктора Джемсона на ужин.
— Как скажете, — смиренно опустила глаза экономка и, обозначив поклон кивком головы, исчезла.
Доктор Джемсон проводил взглядом геллу Изеру, а потом посмотрел на меня. И столько неподдельного изумления было в его глазах, что я не выдержала и рассмеялась.
— Простите, гелла Изера очень хорошая экономка, и чаще всего мы с ней ладим. Но она иногда забывается. И мне приходится напоминать ей, какое место она занимает в моем доме.
Он кивнул. Было заметно, что сцена усмирения старой грымзы, произвела на него неоднозначное впечатление. Он как будто бы даже немного растерялся. Но быстро справился с собой. Поставил саквояж на низенький столик у дивана, подошел ко мне и осторожно взял за руку.
