бы один вечер, не думая о том, что станется с нами после?
– В Бездну вопросы!
Снова завязал рубашку. Схватил сюртук и, надевая его на ходу, вышел из комнаты.
Сбежал по лестнице вниз и краем глаза заметил женский силуэт в прихожей возле столика для писем. Строгое платье, тугой пучок, суховатая фигура – госпожа Гийер. Склонённая над исписанным пергаментом, она утробно зарычала и быстрыми движениями изорвала бумагу.
Я кашлянул, давая понять, что она не одна. Гувернантка вздрогнула и воровато оглянулась. Поняв, кто именно увидел её, прижала остатки пергамента к животу.
– Хотела отправить письмо, – сказала она спокойно, хотя голос казался немного сдавленным. – Но передумала. Бывает так, напишешь и думаешь, вышло хорошо. А потом перечитываешь и понимаешь – глупость какая-то, – смяла в кулаке клочки бумаги и, поравнявшись со мной, кивнула. – Доброй ночи, Ваша светлость, – направилась наверх.
Хотя письма при повторном прочтении действительно могут показаться неудачными, мне самому ни разу не приходилось перечитывать их поздним вечером в прихожей. Увиденная мною картина казалась слишком странной. Я подошёл к столику с письмами и пересчитал конверты – всё, что я отдавал на отправку, было на месте.
«Видимо и впрямь передумала», – сделал я очевидный вывод.
Глубоко вздохнув, попытался вернуть себе прежнюю решительность. Сделал несколько шагов и распахнул дверь гостиной. Эмили сидела в кресле, обняв себя за плечи, и смотрела на огонь.
– Лорд Грэмт? – она подняла на меня удивлённый и в то же время радостный взгляд. Тогда-то остатки терзавших меня сомнений и улетучились окончательно.
– Мне всё равно, что вы уедете, – сказал я с порога, и Эмили нахмурилась. Так, как не хмурилась даже по пути в Проклятые земли. – И что розы в саду засохнут, мне тоже плевать, – в ответ она обиженно сверкнула глазами. – Мне неважно, чем всё это закончится, – подошёл ближе, всматриваясь в её хмурое лицо. – Я всё равно буду бороться вместе с вами, Эмили. Пока вы ещё здесь. Пока я могу видеть вас рядом.
Она ахнула и отпрянула, а её щёки залил густой румянец. Смущённо отвернувшись, она стала обмахивать себя ладонью, чтобы прогнать внезапный жар.
– Я уже решила кое-что, Алан, – сказала она, поворачиваясь. Её щёки были по-прежнему ярко-розовыми.
– И что же вы решили?
– Что не уеду отсюда, пока окончательно не разберусь. Пока не пойму, что на самом деле с вами происходит, – её взгляд вновь полыхал мятежностью, которая привлекла меня при нашей первой встрече.
– Этим утром я уже рассказал вам правду. Мне больше нечего к ней добавить. Всё, что я могу предложить вам, – это умирающие земли и себя, эрра, лишённого силы, – от этих слов на душе стало горько.
– Я не обвиняю вас в обмане, Алан. А лишь говорю, что мне по-прежнему кое-что непонятно. И пока я не разберусь, никуда отсюда не уеду.
– Тогда, надеюсь, вы никогда не разберётесь, – усмехнулся и присел в соседнее кресло. – Уж лучше я останусь для вас загадкой навечно.
Она рассмеялась.
– Порой мне кажется, что вас и вправду невозможно разгадать. Скажите мне, Алан, – она покосилась на меня лукаво.
– Что?
– Скажите, чего бы вы хотели сейчас сделать? – её взгляд горел интересом. – Я уже научилась понимать, знаете ли. Я вижу, когда вы – это вы. А не тот другой, каменный.
Её вопрос застал меня врасплох. Раньше его было бессмысленно себе задавать – всё равно не нашлось бы ответа. А сейчас спрашивать себя об этом было страшно.
– Чего вы хотите, Алан? – повторила Эмили шёпотом, наблюдая за мной неотрывно. Будто боясь упустить какую-то деталь.
На этот шёпот тело откликнулось жаром. Дыхание сбилось. Молча, я протянул руку и коснулся запястья Эмили. Она вздрогнула, но не стала меня отталкивать. Едва касаясь, я погладил подушечками пальцев её бархатную кожу, аккуратно перевернул её руку ладонью вверх и вложил в неё свою. Переплёл наши пальцы и сжал в замок.
Эмили смотрела на меня испуганно, но по-прежнему не противилась.
– Этого я бы хотел. И много больше, – прошептал, глядя в её изумрудные глаза.
Она кивнула и отвела взгляд, рассматривая пляшущие в камине языки пламени.
– Я рада, – выдохнула она. – Рада, что вы ответили.
Мне не хотелось убирать руку, а Эмили меня не торопила. Мы просидели так весь вечер, пока не настало время готовиться ко сну.
– А ещё мне хотелось бы прогуляться с вами завтра, – сказал, прощаясь с Эмили у двери её комнаты. – Можем снова съездить в крестьянские угодья. В прошлым раз вам это понравилось.
– Зато вам нет, – насупилась она. – Но можем попробовать снова. Только учтите, Алан. Если вы завтра проснётесь опять закаменевшим, это не станет достойным оправданием. Вам всё равно придётся поехать со мной, – пригрозила она.
– Договорились.
Эмили улыбнулась и скрылась за дверью комнаты, а я продолжал стоять в коридоре, прислушиваясь к колотившемуся в груди сердцу. В нём были волнение и радость. Чужеродная, непривычная радость. Как бы мне хотелось, чтобы все возникающие в этом сердце чувства были такими же лёгкими.
Как бы мне хотелось…
Увы, но следующий день оказался губительным для моих желаний. Обретённые мною чувства, поначалу лёгкие и радостные, вскоре начали тяжелеть.
– Ваша светлость, – в комнату заглянул слуга, – только что приехал Его превосходительство граф Ильнорский.
Столь возвышенное именование моего лучшего и, по сути, единственного друга резало слух. Для меня Освальд Воллен Шенье, граф Ильнорский, всегда был просто Вальдом. Прямолинейным и преданным, умеющим подобрать слова тогда, когда я сам не мог этого сделать.
Если бы не его доводы и настояния, я бы ни за что не решился принять приглашение на смотрины. Сидел бы, запершись в своём замке, и ждал, когда мои земли окончательно опустеют, а титул превратится в насмешку.
«Съезди», – подначивал меня Вальд. – «Я-то не могу, даже если бы захотел. А ты зачем-то сам отказываешься. Хотя в отличие от меня, волен поступать как вздумается. Поезжай, дружище!» – он толкнул меня в плечо. – «Говорят, эта рыжая бестия – настоящая красавица».
Я взглянул на лежавший на моём столе небольшой портрет, приложенный к приглашению. Даже тогда, когда в душе у меня царила пустота, я не мог отрицать: Эмили была
