себе не знаю, на что способна оскорблённая женщина, и куда при этом идут принципы. — Пойдём, Лиза. Должно же сегодня случиться хоть что-то хорошее?
Загипнотизировал меня, что ли, своими огромными мерцающими глазами? Окутал ли теплом и невыносимо приятным запахом громадного крепкого тела или медовыми нотками голоса, но я пошла. И в животе что-то шевельнулось, пока не бабочки, но точно нечто эдакое задёргалось. Ладно, ничего такого и будем считать, это он просто заглаживает свою вину за библиотеку и за то, что постоянно ко мне цепляется. Как с теми формулами.
Дюран отпустил мою талию и протянул мне руку. Я уверенно вложила в неё свою ладонь и слегка вздрогнула, когда профессор… или сейчас партнёр? Легонько сжал мои пальцы. Теперь по Академии втрое сильнее поползут слухи, что между нами что-то есть, и это «что-то» серьёзное, раз он за мной аж на вечеринку явился. Впрочем, мою репутацию в общежитии и на потоке уже ничем не испортить. Пусть болтают что угодно. Тем более, танцевать с Ладисласом оказалось приятно. Заодно я убедилась, что он всё-таки не привлекает меня, как мужчина. Его ладонь сейчас лежала на моём предплечье, вторая на талии, а я не чувствовала и тени волнения.
Музыка закончилась, и тут у меня почти над ухом раздался голос… мадам де Грорувр:
— И что же это такое, интересно, тут происходит?
Первой мыслью было: вот ты и догнал меня, северный зверёк — интересно, в могилу положить что-то останется? Ну и зачем Дюрану нужно было всё это? Подразнить свою бывшую? А я как полная дура пошла за ним. Ощущение на душе было, словно я сейчас та самая резинка, которую использовали и выбросили.
— Ничего такого, что касалась бы тебя, Ферреоль, — в его голосе прозвучали откровенно угрожающие нотки. И только затем декан соизволил подарить свободу моей талии.
Мадам де Грорувр облила меня взглядом, примерно как вчера утром в столовой, хмыкнула и ухмыльнулась:
— Некоторые студентки ведут себя как последние дни довольно… хм… неподобающе для нашей Академии. Вчера чуть ли не при всех обжимается с сокурсником, сегодня строит глазки и пытается соблазнить преподавателя и куратора. Что же будет завтра? И кстати, почему она…
— Ферреоль, — уже не ответил, а рыкнул побледневший от злости месье Дюран, — кажется, ты немного… — Елизавета, прошу, покиньте нас. А лучше езжайте домой. Нам с коллегой, кхм, надо кое-что обсудить.
Меня сдуло так же быстро, как целлофановый пакет несёт осенним ветром. В конце концов, у меня и в мыслях не было желания уводить у неё месье Дюрана. Да я, простите, до этой недели и не подозревала, что у них настолько, скажем, личные отношения. Зато мне эти самые сомнительные отношения с руководством Академии вообще на фиг нужны, мне диплом нужен.
С такими безрадостными рассуждениями я шагнула в эпицентр буйного веселья. Весьма вовремя, ибо Мишка уже залез на стол и под одобрительный свист и одобрительные шутки остальной пьяной компании томно расстёгивал пуговицы модной рубашки, изображая пошлые движения стриптизёров.
— А ну слезай оттуда! — попыталась я перекричать музыку.
— Дык весело же, Лизка! Иди сюда! — поманила меня пальцем эта бесстыжая ско… однокурсник.
— Мишка, ты на ногах уже еле стоишь! А нам на пары завтра! У нас сначала лабораторки, которые Савиньён ведёт, а потом мадам де Грорувр.
Мишкин взгляд забегал, раз за разом сворачивая в угол, где о чём-то разговаривали наш куратор и мадам де Грорувр. Мозги заскрипели так, что слышно, подозреваю, было на всё здание — решалась тяжёлая дилемма: дурачиться хотелось, а вот из Академии из-за прогулов и опозданий вылететь не очень. Месье Савиньен задания принимал спустя рукава, и зачёты ставил также, но терпеть не мог опозданий и прогулов. Мог задержавшегося хоть на пять минут студента не пустить, а потом заставить прийти после занятий и отработать — причём только лично, под непосредственным присмотром и драл на таких вот допзанятиях по три шкуры. Мадам де Грорувр, как уже заметил наш куратор, личное и рабочее тоже разделяла — не знаю уж, зачем она явилась сегодня, но завтра на занятиях из похмельного студента вытрясет всю душу.
«Давай, не дури» — мысленно взывала я к его разуму, сверля Мишку укоризненным взглядом. И кто-то из местных божков меня, похоже, услышал.
— Лады, Орешек ты мой, твоя взяла! Я домой, народ! З-з-закончен… ось… — икнул Мишка, спрыгивая со стола. — А вы это, кто хочет — веселитесь ещё, всё оплачено уже.
В холле на первом этаже Мишка сидел уже мрачнее тучи, и это был не очень хороший признак. Вдобавок его плохое настроение явно подогревали косые взгляды швейцара. Парень, да ещё в пальто — а до стоянки такси у него бегает девушка, зимой и в одном платье. Хотя, если уж так сильно пьян, мог бы и просто заплатить монетку мальчишке из прислуги. Для Бретея, особенно среди дворян и студентов, такое поведение было настолько хамское и вызывающее, что швейцар и не пытался скрывать своё брезгливое отношение. А ведь для заведений вроде «Красной мельницы» репутация важнее любого самого денежного клиента, так что как бы Самохина не внесли в «чёрный список». Мишка всё это понимал, ещё больше злился, но я знала, что он из упрямства никуда не сдвинется и не попросит кого-нибудь помочь, а продолжит гонять меня. Ведь он же мужик, а настоящий мужик своих решений не меняет.
Как назло, стоянка была пуста, и мне пришлось бегать раза три, прежде чем там появился свободный кэб. Хорошо ещё не машина, туда бы нас точно не пустили, но возницы не так разборчивы в клиентах, как шофёры. Едва мы сели, Мишка заплетающимся языком назвал адрес. Свой, конечно. Высотка имеет отдельный «преподавательский» выход в город, но войти через него студентам можно. Ну а девушку до общежития провожать необязательно, сама дотопает, ничего с ней не случится. Всё как обычно — и хорошо. Главное сейчас доставить «тело» в целости и сохранности до кровати, а завтра обеспечить ему явку на занятия. Ибо именно завтра у нас как на подбор: сначала Савиньен с его лабораторками, затем мадам де Грорувр, а следом практика у Дюрана.
Часть пути прошла в молчании. Я как раз подумала — неужели повезёт — как у Мишке в башке что-то перемкнуло:
— А чё не машина? — и тут же сам себе ответил. — Не было, шо ли? Так бы сразу и сказала. А нверна ты пра… ик… права. Надо было валить, а то этот дядька так на тебя
