— Генерал, чистота топлива не вызывает сомнений, — поспешил доложить ему инспектор. — А объем соответствует размеру оговорённой дани.
Шэнь И не мог избавиться от нехороших подозрений. Наконец он поднял голову и посмотрел на второго принца. На лбу у него темнел ярко-фиолетовый рубец, похожий на след от удара кнутом. Лицо принца было заплаканным. Он разевал рот, пытаясь завыть, но не мог издать ни звука.
— Генерал Шэнь, — прошептала Чэнь Цинсюй. — Видите фиолетовый рубец у него на лбу? Я узнала об этой технике от восемнадцати племен. Особый ритуал для избавления от свидетелей. Жертву обездвиживают, и со стороны кажется, будто человек привязан к лошади. Ему и покашлять-то не удастся. Скоро, когда рубец потемнеет, он свалится на землю и умрёт. Если осмотреть труп, то ничего не поймёшь, кроме того, что от страха остановилось сердце.
На щеках Шэнь И выступил румянец. Он решительно приказал:
— Погодите! Остановите их!
Паривший в небе Чёрный Орёл пронзительно закричал:
— Стоять!
Конь второго принца резко замер, а тело его наклонилось набок, словно потеряв точку опоры. Его тяжёлые сапоги ударились о стенку ближайшей бочки с топливом. Раздалось глухое эхо.
Похоже, внутри половина бочки была полой.
Зрачки Шэнь И сузились:
— Назад!
Услышав этот приказ, один варвар отделился от делегации и бросился к повозкам с топливом. Сообразительный Орёл ловко застрелил его на месте. Пока Чёрный Железный Лагерь молча и стремительно отступал, Шэнь И схватил лошадь барышни Чэнь за поводья, вынуждая её развернуться в обратном направлении.
В один миг к небу взвился сноп искр.
С самого начала под одной из бочек прятался худой невысокий юноша. Его лицо выглядело зловеще. С улыбкой он поджёг скрытый под повозкой фитиль, улыбнулся и посмотрел вверх.
В следующее мгновение первая повозка с цзылюцзинем взорвалась, и от юноши остался лишь пепел, что рассеялся высоко в небе.
Последовал еще один мощный взрыв. К облакам взвились фиолетовые языки пламени, воздух вскипел, превратившись в волну невидимого жара. Холодная броня солдат Чёрного Железного Лагеря, прикрывавших отступление, накалилась докрасна. Потом взорвались и их золотые коробы.
Примечания:
1) «Сутра сердца праджняпарамиты» (или просто «Сутра сердца») — одна из самых популярных в буддизме Махаяны. В сжатом виде в ней излагаются идеи совершенной мудрости.
2) Десять лет сжали земли до одного цуня (около 3,33 см). По легенде существует таинственное искусство, способное сжать землю. Владеющий этим искусством способен одним взглядом охватить тысячи ли дорог всей Земли.
3) Орхидея - изящный жест, свойственный китайской опере и танцам. На международном языке жестов это ещё и цифра 8. Жест появился в буддизме, также символизирует конфуцианство.
Глава 110 «Сияющий меч»
____
Чтобы наточить закалённый клинок, нужно омыть его кровью врагов.
____
Гу Юнь блуждал во мраке, погрузившись в бездну нескончаемых кошмаров. Мышцы сводило от напряжения, а тело била сильная дрожь. Наконец, уже глубокой ночью, в кромешной темноте, он очнулся.
К тому времени дух его вернулся в тело. Открыв глаза, Гу Юнь будто прошёл все десять ступеней восхождения бодхисаттвы [1] и вспомнил, где он и что ему ещё предстоит сделать.
Внезапно он почувствовал, что ко лбу прижалась ледяная щека. Гу Юнь замер. Никто во всем Черном Железном Лагере, не говоря уже о Северобережном лагере, не мог позволить себе подобную дерзость. Со временем его слабое зрение подстроилось к полумраку, и Гу Юнь различил тёмный силуэт. В нос ударил запах успокоительного.
Холодный пот не успел высохнуть. Когда Гу Юнь нахмурился, от напряжения на лбу выступило еще несколько капель.
«Что он здесь делает?» — подумал он.
Ни слова не сказав, Чан Гэн покрутил масляную лампу в изголовье походной кровати, вытащил из миски полотенце и утёр ему пот.
Тело Гу Юня обмякло, как будто душевная рана снова дала о себе знать, отзываясь тупой болью в груди. Он заметался на постели и, наконец найдя монокль, произнес:
— Я сам...
Чан Гэн низко опустил голову и, не обращая ни на что внимания, мягко и спокойно прижал его запястье к постели.
Гу Юня мучило необъяснимое чувство вины. Он нервно облизал губы и подумал: «Неужели кто-то сболтнул лишнего?»
Тем временем, Чан Гэн обтёр его, поправил одежду и укутал в одеяло. Лишь после этого он набрался смелости поднять голову и посмотреть ему в глаза.
Гу Юнь поймал его взгляд и улыбнулся.
Лицо Чан Гэна ничего не выражало.
С трудом подняв руку, Гу Юнь притянул Чан Гэна к себе за затылок, дважды коснулся и пальцами огладил его подбородок.
— Чего такой хмурый? Стоило красоте твоего ифу немного поблекнуть, и ты меня разлюбил?
Теперь Чан Гэну стало интересно, как этот умелый лжец станет выкручиваться и делать вид, что ничего не понял. Он холодно спросил:
— Что с тобой приключилось?
Гу Юнь прищурился и прочитал его слова по губам.
— Простыл, — невозмутимо ответил он.
Чан Гэн, конечно, догадывался, что Гу Юнь будет врать, но не ожидал, что настолько нагло.
Желая сгладить конфликт, Гу Юнь протянул руку и погладил Чан Гэна по щеке.
— Подойди поближе. Хочу поглядеть, не исхудал ли ты.
Чан Гэн ударил его по руке и сердито воскликнул:
— Гу Цзыси!
Пришлось поменять тактику. Гу Юнь нахмурился и с грозным видом решил ответить, как подобает военному:
— Что за чушь ты несёшь?! Генерал Чжун скончался совсем недавно, а солдаты Северобережного лагеря уже не признают ни закона, ни воли Небес?
Чан Гэн сделал глубокий вдох:
— Тогда, в траурном зале, ты...
Как известно, лучшая защита — это нападение. Гу Юнь резко его перебил:
— Как звали того сукиного сына, что стоял в карауле у траурного зала? Позови сюда Яо Чжунцзэ! Пусть накажет его согласно воинскому уставу!
Чан Гэн беззвучно заскрежетал зубами.
Гу Юнь закивал, словно не врал как не в себя:
— Это всё потому, что флот в Цзянбэй еще молод. Подобное недоразумение никогда бы не произошло в Черном Железном Лагере...
— Неужели? — притворно улыбнулся Чан Гэн. — Честно говоря, я и есть этот сукин сын. Как великий маршал планирует меня наказать?
Великий маршал Гу легко умел приспосабливаться к любым обстоятельствам и олицетворял сразу все тридцать шесть стратагем разом, но тут по-настоящему потерял дар речи [2].
Хотя у Чан Гэна имелось к нему множество вопросов, он прекрасно понимал, что не добьётся честного ответа. Ему больно было смотреть на то, как Гу Юнь продолжает выбиваться из сил, желая обвести его вокруг пальца, а каждое его слово будет иметь двойное дно. Вдруг снаружи донёсся резкий грохот.
Караульный в панике позвал:
— Ваше Высочество! Ваше Высочество Янь-ван!
Чан Гэн нахмурился, вышел из палатки и спросил:
— Что стряслось?
Как только он договорил, земля задрожала. Чан Гэн помрачнел — судя по всему неподалёку произошел мощный взрыв!
Если присмотреться повнимательнее, можно было заметить, как в Северобережном лагере ярко загорелись огни. Отовсюду доносился цокот копыт и скрежет железной брони, громко трубили сигнальные медные горны. В лагере стоял густой туман. Казалось, жуткий грохот слышали на севере страны. Готовые к бою морские драконы на побережье постепенно оживали, а их холодные огни загорались в тумане. Столб света на дозорной башне озарил сразу весь Цзянбэй.
Вражеская атака!
Хотя Гу Юнь сейчас плохо слышал, он заметил вдалеке огни и почувствовал, как задрожала земля под ногами. Его первым распоряжением после прибытия в Северобережный лагерь стало усилить линию обороны. По правде говоря, изначально он хотел просто успокоить своих людей. Гу Юнь тогда и предположить не мог, что подозрительно затихший в последнее время флот Запада на самом деле выжидал подходящего момента, чтобы напасть на них.
