С громким «Есть!» он поворачивает назад, в то время как Джей совершает свой прыжок. Снова и снова они заезжают на трамплин, и с каждым разом их прыжки становятся все более дерзкими, приземления – более жесткими, а щеки все сильнее краснеют на холодном ветру.
– Жрать хочу, умираю! – орет Джей, откатываясь к краю озера и доставая из кармана телефон, чтобы посмотреть время.
– Ты всегда хочешь жрать. Еще десять минут. – Колин подъезжает к Люси. – Тебе не скучно?
Она трясет головой, и он снова мчится к трамплину. Но в этот раз – это, наверное, уже двадцатый его прыжок, – Люси сразу видит, что что-то пошло не так: он слишком забрал вправо, и, когда он приземляется, лед с оглушительным треском раскалывается. Вода, как синие стрелы, вырывается наружу, бурлит над поверхностью льда. Колин исчезает, будто озеро засасывает его; у него нет даже секунды, чтобы вцепиться во что-то, кроме руля. Все происходит так быстро, но зияющая пауза после того, как он погружается в воду, кажется, длится год, и никогда раньше в мире не было настолько тихо.
Он исчез. Под толстым слоем снега и льда. Люси кричит, Джей кричит, неистово шарит руками в воде, пытаясь дотянуться до Колина. Первая мысль падает в ее рассудок, как черная тень: когда он будет мертв, сможет ли он ее найти?
– Колин! – надрывается Джей; он плашмя лежит на льду, шаря в зияющей проруби опять и опять, пытаясь нащупать хоть что-то. Лед под ним стонет, начинает трескаться, и он отползает, как раз когда Колин всплывает подо льдом и бьет изнутри по толстой прозрачной корке. Джей пытается схватить его за руку, но не достает.
– ДЕРЖИ ЕГО! – орет Люси, бросаясь к проруби. – Джей, держи его! Держи! Держи!
Джей тянется изо всех сил, но Колин слишком далеко; теперь он движется подо льдом в неверном направлении. Люси отпихивает Джея в сторону и, не думая, прыгает в прорубь, но вода выталкивает ее, и она бесполезно болтается на поверхности, прижатая ко льду. Бороться с давлением не хватает сил. Колин теряет сознание, и лицо его приобретает потусторонний синеватый оттенок, будто он уже мертв. Он начинает тонуть. Рванувшись с неистовой силой, она тянется, и успевает схватить его за руку, подтянуть ее достаточно близко, чтобы Джей смог тоже за нее ухватиться. Он орет на нее – так много слов, – вытягивая Колина из воды, но она не слышит ничего, потому что уже бежит, спеша привести помощь. Бросается вверх по тропинке, кричит, как сумасшедшая, – она собирается бежать на кухню, или к общежитию, или куда-то еще, где могут быть люди. Падает в снег, вскакивает; одежда, пропитанная водой – как свинец, и быстро превращается в лед.
– Люс?
Это, наверное, галлюцинация. В его голосе ей слышится облегчение. Но это же невозможно – она оставила его там, на озере, без сознания, умирающим, замерзшим.
– Люс, остановись!
Она резко разворачивается и видит Колина позади себя, на тропинке. Каким-то образом он умудряется выглядеть одновременно радостным и виноватым.
– Остановись, – просит он. – Пожалуйста.
Нет, это ей не мерещится. Он здесь, и он еще раз произносит ее имя и, сжав кулаки, ждет ответа.
Захлестнувшее ее облегчение настолько сильно, что она давится словами, не в силах говорить. Все, на что она способна – повернуться и бежать к нему изо всех сил. Она бросается к нему на грудь, и он ловит ее на лету, и если раньше он казался чересчур твердым и плотным, то теперь он теплый и просто идеальный на ощупь. Его руки обвиваются вокруг нее, притягивают к себе, и он прижимается лицом к ее шее. Его дыхание не чересчур жарко, вообще все – не чересчур. Просто Колин – его глаза, губы, нос, подбородок, прижимающиеся к ее шее. Она чувствует его поцелуй, чувствует, как раскрываются его губы, как он пробует ее на вкус, прежде, чем прошептать:
– Привет.
Странно, но так здорово. Такое ощущение, будто они одинаковые.
Ей хочется кричать от облегчения. Первый вопрос:
– Как тебе удалось выбраться? – вырывается виде какого-то писка, и в конце ее голос срывается.
Не отвечая, он наклоняется и целует ее в ямку у основания шеи.
– Где мы? – потрясенно шепчет он. – Неужели для тебя это всегда выглядит вот так?
– Где Джей? – спрашивает она, глядя через его плечо на тропинку. С озера доносятся приглушенные расстоянием крики, и тут Люси вдруг становится отчетливо ясно, что Джей все еще там и что он в панике. А Колин здесь. И он сухой.
Понимание медленно затапливает ее, как тягучая смола. На ощупь его кожа – такая же, как у нее самой. Знакомая. Теплая. И он не мерзнет. Там, позади, за скорчившейся на льду фигурой Джея, Люси видны мокрые волосы Колина, его неподвижная рука.
Ей становится страшно.
– Эй, – произносит она и легонько тянет его за волосы, чтобы заглянуть в глаза. И тут она, наконец, видит то, что видит он, когда смотрит на нее: его зрачки переливаются разными цветами, будто язычки пламени. Если раньше эти глаза были цвета темного янтаря или меда с золотистыми крапинками, то теперь его зрачки будто расплавлены. Он боится, он взволнован и полон надежды.
А еще ей ясно: он знает – что-то не так. Он знает – и ему плевать.
– Просто прикоснись ко мне. – Он оглядывается вокруг и качает головой, будто попал в совершенно незнакомый мир. – Просто сделай вид, что все в порядке.
Она кивает, приподнимается на цыпочки и целует его. Их губы соприкасаются, потом языки – и, наконец, их поцелуй становится глубоким. Жар и влага настоящего поцелуя; издаваемые им звуки отдаются во рту, и она ощущает, как неистовая жажда Колина, наконец, находит себе выход. Он делается нетерпелив, и жар волной расходится по ее коже, по шее, захлестывает грудь. Жар пульсирует на кончиках пальцев, на руках и на ногах. Но даже когда он закрывает глаза, она этого сделать не может. Настолько происходящее завораживает ее. Он выдыхает через нос, издает звук, исполненный жажды настолько неистовой, что она, запустив в его волосы пальцы, обвивается вокруг него так тесно, как только может.
Но все же этого мало; пока этих сил недостаточно, чтобы его удержать.
Каким-то образом она чувствует это – за долю секунды до того, как оно происходит. Легкий толчок в его спину – это жизнь насильно вливается в него обратно. Или это он вливается обратно в жизнь.
А потом он исчезает: его уносит обратно, спиной вперед, в панике, ничего не понимающего – притягивает за невидимый ремень, захлестнувший грудь. А Люси остается одна на тропинке, где – всего на один невозможно-прекрасный момент – он был совершенно таким же, как она.
ОнПеремены надвигаются медленно: тишину нарушает ритмичное попискивание. Темнота уступает свету Отсутствие ощущений перетекает в боль.