спутник, и у меня зазвенело ещё сильнее.
– У него кольцо в губе. Представляешь? Как он ест? И как… как он целуется?
Последний мой вопрос заставил парня покраснеть, и он не сразу ответил.
– Не знаю. Это надо пробовать.
Гитарное соло вырвало меня из этого видения и перенесло на берег горного ручья. Он так стремительно несся, бился о камни, что за его шумом я не услышала шаги за спиной.
Обернулась:
– Великие Музы, что с тобой приключилось, Винни?
Мой друг стоял с опухшей губой и то и дело морщился от боли. За неестественной краснотой я разглядела блеск серьги.
– Твой отец убьёт тебя. Зачем ты это сделал?
Он молчал. Смотрел на меня так по-взрослому, так серьёзно. Что я вдруг оробела.
– Нана, ты же хотела узнать…
Сглотнула. В груди началось настоящее стаккато. Я не глупая и намеки понимаю. А это сейчас самое настоящее признание в любви. Он ради меня пострадал, навлек гнев отца, проколол губу, чтобы я узнала, какой он на вкус этот странный поцелуй.
– Хотела…
– Вот же я, Нана. Узнай меня, пожалуйста. УЗНАЙ МЕНЯ!
– Соль и металл!
Песня закончилась, и я снова оказалась на сцене. Тонула в криках и аплодисментах. В этот раз нами были довольно, и никто не бросался бутылками.
Я пыталась отдышаться и не смотреть на Винсента. Что это сейчас было? Мастерская иллюзия, вызванная музыкой, или нечто другое, выдернутое из глубин подсознания?
Я чувствовала на губах тот трепетный и болезненный поцелуй. Он действительно был с привкусом соли и металла. Мне было не с чем сравнить его, ведь я до этого и не целовалась ни разу. Вот же глупая. Интересовалась, как с пирсингом целоваться, не зная как вообще целоваться. Да что со мной такое?! В груди все так же лупит, слово кто-то прямо по моим венами слэпует, и я вся дергаюсь и дрожу, не в силах унять эти сладкие вибрации.
Все Винсент с его иллюзиями виноват. Знает, что этот вопрос засел в моей голове и придумал историю, в которую меня затянуло.
Но так реально, словно это реально было с нами. Клуб, ручей, поцелуй. Бесчисленное количество мелкий деталей. Он не мог такое придумать!
– Я придумал тебя!
Скандировала толпа.
Нет-нет-нет. Только не эта песня. Я просто не выдержу её прямо сейчас.
Бросила жалостливый взгляд на Винсента, а он смотрела на меня решительно и серьёзно, как в моем видении перед поцелуем. Снова отмашка от Ласло, и я покорно ныряю в новый водоворот чувств Вестерхольта.
После выступления обязательно поговорю с ним. Я хочу знать, что происходит. Лишь бы не разозлить толпу, а то разговаривать мне с Винни придется в одних трусах.
Стоило только подумать о такой перспективе, как я услышала, что Ласло начал ужасно лажать, а с ним и я сбилась с ритма. Обернулась. Парень стискивал зубы от боли, а его правая рука заметно опухла.
Такими темпами мы точно не оправдаем кредит доверия Винни, и драке быть. Что же делать?
Толпа начала что-то подозревать, и недовольные взгляды все чаще обращались ко мне, словно это я портила выступление, а не один неадекватный фанат, бросивший бутылку. Но видят музы, я прикрывала Ласло прямо сейчас, вытягивая песню, но этого было мало, а Винсент словно не в упор не замечал проблемы и продолжал нестись дальше, отдаваясь без остатка собственной музыке.
И как привлечь его внимание?
– Я придумал тебя.
– Ты придумал меня! – ворвалась непрошено в его песню, и Вестерхольт, наконец обернулся.
– Ты поверил в обман!
Ну же очнись, Винсент!
Он чуть сбавил ритм, осознав, что происходит с Ласло. А мне этого было достаточно, чтобы перестроиться и показать все, чему меня научила Мари. Я начала постукивать по деке контрабаса, разгружая нашего барабанщика.
– Но реальность так зла! – продолжала я, пока Винс собирался с мыслями от моей наглости.
Да-да ты запретил мне править твои песни, и вот я делаю это прямо сейчас. Черкаю твои листы, переписываю строчки.
Теперь уже и Марко понял, что произошло неладное и добавил эффектов на синтезаторе, чтобы Ласло было легче.
Песня стала совсем другой. Мягче, медленнее, лиричнее. Ушла эта бессмысленная долбежка, а толпа начала покачиваться в такт моим ударам по деке. Кто-то даже начал зажигать крохотные огоньки и махать ими в воздухе.
– Придушила змеёй, – Винсент подпевал мне, а не я ему, и он ждал, что я продолжу наш странный дуэт.
– Прикопала землёй, – ответила ему.
А затем наши голоса слились в нежной гармонии.
– Воспоминания,
Которых нет.
Их нет.
В моем голосе появилось что-то похожее на вину, а Винсент звучал все так же обижено, но уже не зло.
Последние строки он уже не стал делить со мной, а спел их один глядя мне в глаза, явно требуя ответа.
– И я диким зверем рычу
В своих песнях кричу.
Так услышь же мой крик,
Пока он не стих.
Нана…
Он не играл песню дальше, а зациклил момент, топтался на месте, повторяя монотонные звуковые узоры, чтобы я ответила ему. И строки сами пришли на ум, словно уже давно просились наружу:
– Мне не страшен твой зверь
Я бы рада, поверь,
Вспомнить все. Знай, твой крик
В мое сердце проник.
Я на голос бреду
В этом странном бреду.
Ты меня не вини,
Винни…
Какое-то время после финального аккорда в зале стояла тишина, а потом она взорвалась одобрительными хлопками и свистом. Я даже неуверенно помахала всем присутствующим опухшей с непривычки рукой. Кажется, сегодня меня никто не разденет. Хотя Винсент таращится так, точно уже раздевал меня, проникает под
