Я впился в ее губы с рычанием, переходящим в стон, не соблазняя, не уговаривая, а требуя. Повелевая. Доминируя.
Тут же ворвался языком в ее рот, заставляя раскрыться мне навстречу.
Я вылизывал ее, посасывал, прикусывал пухлые губы.
Я трахал ее рот собственными губами, давая возможность отстраниться только для того, чтобы она глотнула судорожно воздуха и снова была моей!
Кажется, Дева пыталась что-то говорить, бормотала, выгибая брови, но слов я уже не понимал.
Меня по швам разносило от желания взять ее!
А всё остальное пусть горит в аду!
Ее футболка тряпкой упала на пол, когда я поднял девчонку на руки, усаживая на свой голый торс, и впечатал в дверь, разводя ее ноги так, чтобы она поняла, до какой точки меня довела.
Не просто поняла, а почувствовала!
— Ты этого добивалась, да? — я прижал ее бедрами так, что Деве пришлось прогнуться в спине, хватаясь за мои плечи. — Этого хотела от волка? С ума меня хотела свести?
Я сделал толчок бедрами в ее раскрытую промежность, проклиная одежду между нами, и подхватил ладонями под упругий зад, сжимая его со сладострастной дрожью.
Твою ма-а-ать.
Какая же она была вкусная!
Мелкая, но вся какая-то ладная.
Не худая и не пышка.
Сочная и гармоничная.
Мне ее сожрать хотелось!
Искусать так, чтобы оставалась кровь на губах!
— Довольна теперь? — я снова подался бедрами вперед, делая резкий шлепок и глядя на нее меняющимися глазами, в которых уже отчетливо было видно всё мое хищное волчье нутро. А мне казалось, что от напряжения член сейчас просто лопнет! — Довела меня до сумасшествия, чертовка!
Дева прищурилась, неожиданно ударив меня в грудь руками, отчего желание опалило, словно пламя прошлось по коже, оставляя сотню мурашек вдоль позвоночника.
После недели молчания и игнорирования меня сейчас ее эмоции были словно манна небесная — настолько яркие, вкусные и горячие, что я возбужденно рыкнул.
— По-твоему, это я во всём виновата?!
Дева снова ударила меня кулаками, а я улыбнулся, всем существом впитывая в себя ее эмоции.
Ох, черт, да-а-а!
Я хотел еще!
Девчонка-то оказалась с перчиком, хоть и скрывала это долго и умеючи.
Я жаждал больше страсти в ее глазищах, даже если она была не от желания, а от ярости!
— Это я сказала тебе бросить меня в день нашей свадьбы и опозорить перед всем городом?!
Еще удар.
С силой и злостью, которую она носила в себе так долго, что казалась замороженной куклой без эмоций.
— Это я сказала тебе выкрасть меня у законного мужа?!
Я зарычал от этих слов, вдавливая ее в себя сильнее, пока член буквально пульсировал от бешеного потока крови, который разносился по моему телу от ее эмоций!
Только слова о муже были подобны острому тонкому кинжалу под ребра.
Даже дышать стало больно, словно она проткнула мне легкое.
— Это ТЫ появляешься в моей жизни, когда тебя не просят, и ломаешь всё, что я пытаюсь построить с таким трудом!
Снова удар и звонкая пощечина.
— Это из-за тебя я сижу в доме, словно пленница, не в состоянии выйти даже на порог! Это из-за тебя моя жизнь оказалась сломана под корень!
Дева закричала, а я обхватил ее руками, не давая вырваться, тоже закричав:
— Дарк убил бы тебя в первую ночь, глупая!
— Ну и пусть! Тебе-то что?! Что бы о нем ни говорили вокруг, а Дарк не сделал мне ничего плохого, в отличие от тебя!
Это был удар в самое сердце.
Я даже не смог сразу начать дышать.
Но Дева была права.
В каждом слове.
В том, что злилась и наказывала меня.
— А теперь убери от меня свои руки и дай мне уйти наконец!
Она действительно думала, что я ее смогу отпустить сейчас?
Да, думала.
Даже была уверена в этом, потому ахнула, оказавшись снова зажатой между мной и дверью, когда я накинулся на нее, целуя всё так же горячо и жадно.
Мои ошибки — моя расплата.
Но и она моя!
В голове крутились слова Рейгана о том, что нельзя трогать Деву, пока она в статусе жены Дарка, и лишь поэтому одежда осталась на нас. Пока что.
Я стал двигаться, вбиваясь в нее, как если бы мы занимались сексом.
Диким, несдержанным.
Таким, о котором я мечтал, отчего моя голова плавилась в этот момент.
Сейчас мне нужно было это.
Больше воздуха.
Больше способности слышать и видеть.
Мне было жизненно необходимо касаться ее, вдыхать в себя, вдавливать в собственное тело, чтобы снова почувствовать то, от чего сердце начинало дрожать: я не противен ей.
В ней нет ненависти, которая способна разрушить всё, не дав мне возможности начать сначала.
Боль и обида жалили меня, словно кусали пчелы, но с этим можно было жить.
И с этим можно было бороться.
— Не отпущу тебя, слышишь! — прорычал я, двигая бедрами, словно мы действительно трахались. Насаживал ее на себя, заставляя хвататься за свои плечи. — Злись, Дева. Кусай. Обижайся. Но больше я тебя никому не отдам!
Она не ответила.
Просто не смогла бы, потому что ее тело предавало ее и отзывалось на мои резкие жадные движения.
На мои губы и прикосновения.
Сейчас она была слишком оглушена моим вероломным нападением, чтобы думать о мести и боли, а потому она была настоящей.
Моей.
Как всегда.
Даже когда я не думал об этом.
Когда не мог представить, насколько важным и необходимым это станет для меня.
Не отпуская
