Это ж надо быть таким дикарём, подумать только! Кому расскажи – не поверят, что творит этот благородный с виду лорд за закрытыми дверями!
Принимаюсь ползать на четвереньках по всему полу, собирая перышки и отлетевшие блестящие камешки. Набирается неполная горсть. Прислоняюсь спиной к стенке дивана и снова вздыхаю, вспоминая, какой красивой была моя золотая прелесть.
Долго смотрю на горсть блестящих камешков, на платье, снова на горсть камешков.
Тянусь к синему кристаллу на чайном столике.
– Госпожа? – Данья осторожно просовывает голову в приоткрытую дверь. Заметив меня на полу, она округляет глаза. – Что-то случилось? С вами всё в порядке?
– Да, всё нормально, – киваю ей, – тут такое дело, Данья. Мне нужны иголки и нитки.
Служанка хлопает глазами, переводя озадаченный взгляд с меня на платье, которое держу в руках, и обратно.
– Это возможно? – уточняю повторно. – Принесёшь?
– Да! – служанка кивает несколько раз, затем пятится к выходу. – Сейчас! Я мигом!
Спустя несколько минут, когда я уже перебираюсь с пола на диван, раздаётся короткий и уверенный стук в дверь, однако вместо служанки порог переступает дворецкий. А вон и сама Данья, выглядывает из-за спины Ганта.
– Леди Элира, – почтительно кланяется Гант. – Горничная сообщила мне, что вам требуется портниха?
– Да нет же! Я попросила иголку и нитки!
– Зачем? – дворецкий выглядит озадаченным.
– Платье порвалось, – потрясаю в воздухе комком золотой ткани. – Хочу зашить.
– Сами? – уточняет Гант.
– Разумеется, сама! – всплескиваю руками. – Кто ещё станет мне его зашивать на ночь глядя?
– Можно пригласить портниху через пару дней, – предлагает Гант.
– Через пару дней это слишком долго, – мотаю головой. – Оно нужно мне к завтрашнему вечеру. Кроме того, я люблю шить!
– О! – восклицает дворецкий. – В таком случае, приятного шитья!
– Благодарю, – киваю с достоинством, сохраняя приподнятый подбородок и королевскую осанку.
Гант быстро кланяется и, коротко кивнув Данье, выходит.
Служанка семенит ко мне и торжественно опускает на чайный столик бархатную коробочку, внутри которой я нахожу иголки и нитки всех цветов и размеров, а также напёрстки, ножницы, измерительную ленту, булавки.
– Простите, леди Элира, – виновато потупив глаза, шепчет Данья. – Господин Гант заметил, что я иду со шкатулкой на второй этаж, и начал задавать вопросы. Пришлось всё ему рассказать.
– Ничего страшного, Данья, – улыбаюсь ей, перебирая мотки ниток в поисках более подходящего оттенка. – Всё нормально, правда!
– Я могу чем-то помочь?
– Будь добра, принеси мне чай, – задумавшись, добавляю, – с печеньками.
– Конечно, – Данья приседает и скрывается за дверью.
Я же отрываю нить и слюнявлю кончик. Ночь предстоит долгая, подкрепиться не помешает!
Довольно улыбаясь, приступаю к ремонту моей прелести. В прошлой жизни мне частенько приходилось чинить и свою, и чужую одежду, руки прекрасно помнят эту работу. И мне даже радостно окунуться в неё снова.
Ровные стежки успокаивают, а быстрое исчезновение разрывов и дыр на платье приносит удовлетворение. И чего я так расстроилась поначалу? Все можно исправить. Абсолютно всё.
Наутро раздумываю над тем, спускаться ли вниз к завтраку. Лэйтона всё равно нет – смысл? Но всё же решаю спуститься, чтобы узнать у Ганта подробности сегодняшнего приёма: кто на нём будет, какая нас ждёт программа, какие-то подводные камни, которые мне следует знать.
Надеваю первое попавшееся нежно-розовое платье.
– Доброе утро всем! – приветствую застывшую у стены прислугу.
Наверное, когда-нибудь я привыкну к этой излишней церемониальности. Гант помогает мне присесть. Стул на другом конце стола ожидаемо пустует, впрочем, другого я и не ждала.
– Благодарю, Гант! – дарю ему короткую улыбку. – Чем это так вкусно пахнет? Картофельной запеканкой? Можно мне её, пожалуйста? Спасибо!
Жмурюсь, вдыхая восхитительный аромат зажаристой сырной корочки. Щедро лью на запеканку белый соус с ароматными травами.
Тянусь к приборам. Замираю в задумчивости над ножом и вилкой, но… беру большую ложку.
Я вообще всё привыкла есть ложкой, ведь это намного удобнее.
Лэйтона нет, кому я должна пускать пыль в глаза хорошими манерами? Все свои, чего уж?
Громко зеваю и потягиваюсь: ночка выдалась тяжёлой, зато я всё успела закончить, и очень собой довольна: моя золотая прелесть теперь как новенькая!
Не рассчитав силы, слишком громко опускаю вилку на тарелку, затем отламываю большущий кусок запеканки и отправляю его прямо в рот.
Горячо! На глазах выступают слёзы. Кусок запеканки встаёт поперёк горла и обжигает его. Отчаянно машу перед ртом руками, жадно пью воду из стакана. Я бы сказала, хлебаю, желая как можно скорее потушить пожар во рту.
Ужас, как неловко! Хорошо, что Лэйтона нет, и он меня не видит сейчас, не то был бы в ужасе от моих манер. Так и слышу его голос:
– Я смотрю, манерам и этикету тебя совсем не учили? Я, конечно, понимаю, что девушку вывезти из деревни можно, а деревню из девушки нет, но не до такой же степени?
Снова давлюсь и снова пью воду. Мне что, уже мерещится? Поднимаю вверх слезящиеся от кашля глаза. Нет, не мерещится. Он, и вправду, здесь. Нависает надо мной, скрестив руки на груди и склонив голову набок.
В тёмных брюках, белоснежной рубашке, шёлковом жилете и идеально повязанном шейном платке. Гладкие волосы уложены назад, льдистые глаза смотрят надменно и холодно. При виде ложки у меня в руках уголки его губ брезгливо опускаются вниз.
Слуг уже и след простыл, я даже не заметила, когда все успели выйти.
Не могу ничего ему ответить, потому что пытаюсь прочистить горло от куска запеканки, неудачно в нём вставшего. Снова пью воду.
– Что ж, раз ты ведёшь себя хуже дикарки из хижины, придётся преподать тебе урок.
С этими словами он отодвигает стул рядом со мной и садится, глядя на меня с досадой и злостью. Я, наконец-то, проглатываю вставший поперёк горла кусок, и растерянно смотрю на него: Что ещё за урок он собрался мне преподать?
Лэйтон молчит, нетерпеливо постукивая по столу изящными пальцами с нанизанными на них магическими перстнями из ларита. Сверлит меня пристальным взглядом льдисто-синих глаз.
Разумеется, мне кусок в горло не лезет под подобным надзором.
Опасаясь что-то сделать не так, осторожно кладу свою чистую ложку на скатерть рядом с тарелкой. Этот мой жест не остаётся без внимания супруга, который реагирует на него тяжким вздохом.
– И как мы упустили этот досадный пробел в твоём образовании? – тихо произносит он, скорее себе самому. – Удачно же я сегодня зашёл на завтрак.
Происходящее начинает мне надоедать. С сожалением смотрю на остывающую запеканку, которую мне не дают спокойно съесть.
– А что, в том месте не кормят? – спрашиваю с досадой в голосе.
– В каком? – хмурится Лэйтон.
Он издевается? Или и правда не понимает?
– В каком, в каком, – бормочу себе под нос, разглаживая под столом льняную салфетку на коленях. Меня и так уже отчитали за манеры, усугублять положение грубостью как-то не хочется, но и рвущаяся наружу ревность не оставляет шансов смолчать. – В том самом, где вы были ночью!
Сама того не замечая, снова перехожу на «вы». Сейчас, глядя на его холодную отстранённость, сложно представить, насколько близки мы были вчера.
Пожалуй, постель – это единственное место, в котором мы на равных и где нет условностей и «но», и где даже моя неопытность не стала помехой нам обоим сразу получать удовольствие.
Щёки предательски вспыхивают. Ай, о чём я опять думаю? Злюсь на себя.
Услышав мой выпад, Лэйтон прищуривается, но с ответом не спешит.
За спиной открывается дверь, и раздаются уверенные шаги.
– Лорд Стилл? – Гант замирает возле Лэйтона с льняной салфеткой в руках, в которую что-то завёрнуто.
Слышу дребезжание и скрежет металла.
Лэйтон небрежно кивает:
