Непонятно.
Ну да ладно. Я встала, обернулась к Елене Сергеевне. Та уже вовсю чесала через забор загривок Малыша и пыталась достать подпрыгивающего Цезаря:
— Ах вы, мои хорошие! Ах вы, мои сладенькие! Малы-ы-ыш! Заинька мой! Цезарь, заразонька мелкая! Слушай, Машунь, а Цезарь поправился, или мне кажется?
— Ррав! Ав! — сказал Малыш по направлению питбулихи. Та отвернулась и даже, как мне показалось, задрала нос. Цезарь же залился своим противным мелкопсовым лаем, стараясь протиснуться между штакетинами забора. На него гостья не обратила ни малейшего внимания, даже носом в его сторону не повела. Зато присела прямо у калитки, глядя на дом напротив, и напрудила лужу в мгновенно подтаявший снег.
— А ну! — Елена Сергеевна прикрикнула на моих кобелей. — Тишина! Будто девочку никогда не видели! Давай, Машенька, нарекай красотку!
— Почему я? — удивилась, поглаживая завертевшуюся возле меня питбулиху.
— Ну а кто? Не я же! У меня мозги плавятся уже.
— Ну, пусть будет Глаша.
— Глаша?
Елена Сергеевна с недоверием посмотрела на меня:
— Почему Глаша?
— Потому что гладиолус, — усмехнулась я. — Ну посмотрите на неё: вылитая Глаша-колхоз! И в то же время она совсем не так проста, как кажется.
— Глаша так Глаша, — легко согласилась Елена Сергеевна. — Сейчас так и запишу. Чип мы ей поставили, веткнижку завели, надо только имя вписать.
Она достала с переднего сиденья пухлую папку, вытащила одну из множества синеньких книжечек и прицелилась ручкой на первую страницу. Оглянувшись на притихших собак, которых гипнотизировала улыбающаяся питбулиха, я сказала:
— Пишите лучше «Глафира». Походу, она не такой уж и колхоз, эта сука!
— Чего это?
— К ней хочется вообще на «вы» обращаться.
— Даже на «вы» и даже шёпотом — с питбулями это обычно не проходит! — хохотнула Елена Сергеевна, но вывела на первой страничке округлыми буквами «Глафира». — Всё, забирай паспорт, собаку, а я попробую задним ходом выбраться от вас. Ни пуха ни пера. Звякни, как течка прекратится. Прооперируем и заберём в приют.
— Замётано, — я сунула книжечку в карман ватника и, пристально глядя на питбулиху, похлопала по верху забора: — Прыгай!
— С ума сошла девка! — всплеснула руками Елена Сергеевна. Глаша презрительно, как мне показалось, глянула на женщину, потом так же пристально — на меня и одним махом, как распрямившаяся пружинка, перескочила через штакетины.
— И вуаля, — подытожила я. — Пойду привяжу её.
— Развлекайся, — засмеялась женщина и полезла в машину. А меня пронзило странное ощущение, что сегодня в моей жизни приключился лютый пи… То есть, новый поворот.
Глава 2. Неизвестный науке найдёныш
С утра снег подтаял и почти сошёл. А потом ударил морозец. Я этому делу очень обрадовалась, потому что месить грязь, пусть и резиновыми сапогами, мне не хотелось. А с Глашей надо гулять. Это существо, которое я собиралась оберегать от Малыша, построило и москвича, и чихуашку. Малыш сделал всего одну попытку добраться до течной суки и убежал на крыльцо с поджатым хвостом. Пришлось на ночь впустить его на террасу, потому что трусишка царапался в дверь и скулил. А Глаша гремела цепью, бегая вдоль заборчика, и рычала на пса. Цезарь же припёрся к дамочке — пролез под штакетинами — и попытал шанс, пока она лежала возле будки, но одним махом хвоста был отметён далеко. И надолго.
Поэтому за честь и достоинство Глафиры я больше не волновалась. Но просто оставить её сидеть на цепи до конца течки не могла. Собака была мускулистой, подтянутой, не жирненькой, чем часто грешат стаффы и питбули, пролёживающие диваны без долгих прогулок. Значит, с этой собакой гуляли, бегали, натаскивали на мышцы. Вот и я погуляю, а то и сама засиделась на месте.
Взяв с террасы крепкий поводок, выданный когда-то для Малыша, я отцепила Глашу от цепи и застегнула карабин поводка на ошейнике питбулихи. Карабины, крепкие, ещё советские, прислал приюту один старик, бывший скалолаз, а поводки плели из паракорда ребята-инвалиды. В общем, за Глашино обмундирование я была совершенно спокойна — сделано на совесть. А вот свои силы я явно не рассчитала.
До забора Глаша вела себя прилично. А вот когда я закрыла калитку, собака рванула так, что, не намотай я петлю поводка на запястье, провезла бы меня по дороге животом. Я рванула в ответ, чувствуя боль в руке, Глаша этого даже не заметила.
— Не зли меня, девочка! — бросила я собаке, подтягивая поводок. — Я и не таких слоников выгуливала!
Глаша подняла на меня взгляд, вывалив язык, и села. Плюхнулась на жопу, поджав хвост. А вот сейчас я не поняла. Не легла, отказываясь двигаться, не потянула, хрипя и задыхаясь. Не как нормальная питбулиха. Не как нормальная собака.
— Ладно, — я выдержала пристальный взгляд и прищурилась: — Чего ты хочешь, Глафира?
Собака улыбнулась, поднимаясь, и затрусила по улице. Даже так? Окей. Я пошла за ней, потихоньку попуская поводок. Глаша довела меня до конца улицы, нырнула в проход между домами и потянула дальше, за околицу посёлка. А там — поля. Бывшие колхозные, а теперь фермерские. Грязные. Чуть подсохшие.
— Глаша! — взмолилась я. — Давай по тропинке до леса, а?
Но собака упрямо трусила вперёд, по прямой. Даже не трусила уже, а пёрла. Трактор, блин, а не питбуль! И не откликается, даже внимания на меня ноль! Я уж и дёргала, и пыталась ногами тормозить… Всегда думала, что смогу управлять любой собакой — ведь опыт есть! Но Глафира вела себя настолько упрямо, что я сдалась. Пусть выпустит пар, а потом займёмся воспитанием этого танка.
За полчаса прогулки у меня совершенно задубели руки. Ещё бы — так вцепилась в поводок, пытаясь хоть как-то притормозить Глашу. В лесу вообще стало страшно. Ведь собака тащила меня туда, куда могла пролезть сама, а пролезу ли я — её не интересовало. Перебираясь через бурелом, протискиваясь сквозь кусты, я тихо материлась, пыхтела, вспоминала мать Глафиры и всех её любовников, но следовала за питбулихой. Кто кого переупрямит — это же мой девиз по жизни!
Но внезапно Глаша коротко взвизгнула и метнулась к груде валежника под деревом. А я закричала:
— Фу! Глаша! Фу! Не трогай это!
Какая-то тёмная масса валялась, почти укрытая ветками. Главное — не дать противной собаке вымазаться в дерьме или слопать падаль! Я ж не отмою потом эту заразу! И ветеринара вызывать денег нет! Однако Глафира ничего такого делать не собиралась. Она принялась лизать и подпихивать тёмную массу, которая оказалась… ящерицей! Огромной, холодной, но, похоже, ещё живой.
— Господи, это ещё что такое?! — воскликнула я, подходя поближе. И снова собака удивила меня: глянула таким взглядом, что всё в груди перевернулось. Словно умоляла спасти. Осторожно коснувшись пальцем холодной чешуи, глянула — откроет глаза или шевельнётся? Но тушка осталась неподвижной. Глаша метнулась вокруг меня, начала с остервенением вылизывать страшную ушастую и рогатую морду. И чудо случилось — веко дёрнулось, ужастик шевельнул лапкой.
Я только охнула. Мне стало жарко. Сорвав с плеч куртку, аккуратно накрыла ящерицу, подхватила её на руки и скомандовала Глаше:
— Давай-ка теперь веди нас домой!
Ещё бы — самой мне ни за что не найти дорогу. Однако умная собака поняла сразу. Подняв нос, понюхала воздух, повернулась туда-сюда и попёрла снова через лес. Надеюсь, что у неё встроенный навигатор, потому что без куртки холод начал кусаться, а ящерица — оттягивать руки. Приду домой, откачаю это существо и посмотрю, что за вид такой непонятный…
Обратная дорога заняла у нас даже меньше времени, потому что Глафира врубила шестую скорость, а я неслась, едва успевая перебирать ногами, и думала, что руки точно отвалятся. Только бы не уронить эту тяжесть… А завтра я точно буду стонать от таких прогулок.
Ворвавшись на участок, я бросила поводок Глаши и ногой захлопнула калитку. Понадеюсь на ум питбулихи, если он у неё есть. А пока надо очень быстро согреть ящерицу. Положу в корзинку возле печки… Мисс Гранжер подвинется. Ну, или сверху ляжет. Так даже лучше.
