— А Миард ничего не заподозрил?
Банча фыркнула:
— Много бы он понимал, брат твой.
Арсай разложил украшения на ковре. Как понять, какое из них принадлежало одной из пяти сестер? Да и есть ли тут такие?
— Кормилица, а какое самое старое?
Банча с благоговением прикоснулась рукой к одиночной серьге. С виду обычная серебряная серьга с рубином.
— Эта вот серьга младшей принадлежала. Хорее.
— Ты уверена, кормилица?
— Уверена, Арсай. Также как и в том, что вижу тебя сейчас.
— А вторая где?
— Да она всегда одна и была. Матушка твоя всё порывалась вторую заказать мастеру, да все откладывала на потом…
— Потерялась, что ли?
Банча вздохнула:
— Арсай, говорю тебе — одна она была! Хорея на ночь снимала украшения. А как бежать они собрались — тут уж не до серёг было. Одну успела взять, а вторая выпала, видать, из рук. Искать не было времени. Так она и осталась одна тут. Нашли потом в шатре сестер.
— А ты откуда это знаешь? — удивился маг.
— А чего тут знать-то? Матушка твоя всегда мне про украшения и их владельцев рассказывала. А эта история как семейная легенда…
Арсай зажал серьгу в руке:
— Кормилица, возьму я эту серьгу. Мастеру вторую закажу.
Банча закивала и как бы между прочим спросила:
— А с этими что делать? — и кивнула на остальные украшения.
— Ну, оставь себе что-то на память о матушке. А остальные Лисай отдай.
Когда маг покинул шатер кормилицы, Банча осторожно складывала украшения в мешочек и ворчала:
— Лисай отдай! Да у неё этих побрякушек столько, что и не счесть. Она и не поймет что это за ценность! А если потеряет? Нет уж, пусть у меня тут полежат, целее будут.
Арсай стоял на носу своего корабля и задумчиво смотрел на линию горизонта. В руке он сжимал серьгу, которую так кстати в свое время припрятала Банча. За спиной мага послышалось покашливание и раздался голос слуги:
— Куда держим курс, господин маг?
— Подожди Руан. После…
Слуга удалился. Господин маг знает что делает.
Арсай закрыл глаза и что-то зашептал. В его сознании воздух сгустился и предстал толстым серым пластом. Время. Прошлое. Арсай сделал шаг и стал продираться сквозь этот пласт, держа в раскрытой ладони серьгу одной из сестёр. Внутри пласта времени мелькали и искрились световые всплески. Одни, мелькнув и блеснув пару раз, гасли навечно. Другие метались из стороны в сторону, оставляя за собой тонкую словно ниточка светлую полосу. Световые всплески роились вокруг мага, но не касались. Арсай поднял ладонь с серьгой выше и позвал:
— Хорея…
На мгновение световые всплески испуганно разлетелись в стороны, словно звук голоса мага был чем-то чужеродным здесь в этом мире. А затем снова стали кружить вокруг. Один из световых всплесков неожиданно завис над ладонью мага и замерцал. Маг осторожно поднес ладонь к этому всплеску так, чтобы серьга соприкоснулась с сиянием. Световой сгусток охватил серьгу и окрасился в алый цвет. Арсай снова что-то зашептал и сгусток света закружившись, преобразился в тончайшую нить. Эта алая ниточка брала свое начало в серьге Хорее, и тянулась куда-то вдаль, через все Солнечное море. Арсай вздохнул и открыл глаза. Серьгу он осторожно закрепил на носу корабля. Подозвав слугу, сказал:
— Видишь эту алую нить? Следуй за ней.
В Бескрайних холмах бушевала гроза. Ливень загнал всех жителей холмов в шатры, и только безумец мог отважиться в такую непогоду выйти наружу. Многие решили в этот вечер пораньше лечь спать, чтобы не томиться от скуки. Но в одном из шатров на половине молодых воинов спать не собирались. При свете масляных светильников, вооружившись иглой и чашкой черной краски из плодов Мёртвого дерева, Ярыш наносил письмена на руки сына. Олех, скрипя зубами, мужественно переносил весьма болезненный обряд.
За этими двумя с интересом наблюдали Юлай и его сын Рогдай. Парень с сочувствием взирал на Олеха и кусал губы, когда игла пронзала кожу. Однако, было видно, что Рогдай завидовал Олеху.
— Дядька Ярыш, а мне потом нанесешь письмена?
Ярыш, не отвлекаясь, от своего занятия, бросил через плечо:
— А тебе по какой надобности?
Рогдай возмутился:
— Как это по какой? Олеху, значит, надобно, а мне нет? Я тоже такие хочу!
Степняк невозмутимо ответил:
— Олех степняк, и его сегодня предводительница нарекла воином. И эти письмена по обычаю у степняков тоже означают, что он воин.
— Олех только наполовину степняк! — не унимался Рогдай.
— Вот наречет тебя предводительница воином, тогда и поговорим.
Но, видимо, сегодня Рогдай решил всех переупрямить:
— Она не нарекла меня воином лишь потому, что я младше Олеха. А так, я ему ни в чем не уступаю!
Тут Юлай дал сыну подзатыльник:
— Говори, да не заговаривайся. Видел я сегодня твой поединок с Бако. Ты клинком, как дубиной машешь.
Тут Ярыш отложил в сторону иглу.
— Ну вот и всё, Олех. Теперь, ты воин!
Олех оглядел свои руки и облегченно вздохнул. Юлай рассмеялся:
— Смотри, Ярыш, прибегут к тебе завтра все молодые да горячие за письменами!
— Я их к Великой Лайде отправлю, там им такие письмена выпишут- всё желание пропадёт, — усмехнулся степняк.
За пологом шатра все шуршал ливень и выходить из тепла не хотелось. Ярыш первым нарушил повисшую в воздухе тишину:
— Ну, Олех, ты решил, что дальше делать будешь? В охотники пойдешь, или может в воины?
Олех нахмурился. Не думал он, что так скоро этот разговор будет:
— Отец, помнишь ты мне про степь рассказывал? Ты так гордишься тем, что ты степняк. И меня степняком называешь. А я и не ведаю, что это — степь? Какой же я степняк, ежели и жизни в степи не представляю? Мне в степь хочется наведаться. Ведь там и родные по крови имеются…
Ярыш молчал, но по глазам было видно, что слова сына его радуют. Но тут заговорил Юлай:
— Думается мне, что Лайда воспротивится…
Олех, бросив хмурый взгляд на дядьку, насупился:
— Не пустит добром, сам уйду!
Рогдай подхватил:
— Я тоже с Олехом пойду! — и тут же получил второй подзатыльник от отца.
Ярыш вздохнул:
— Не горячись, сын. Наперво я с Лайдой всё обговорю, а там видно будет…
Глава 3
Ярыш любил утро. Именно в это время в их шатре царила особая умиротворенность, которая согревала сердце и разливалась сладким нектаром в душе. Степняк проскользнул через полог в шатер и обнял Лайду, которая разводила огонь в очаге. Ярыш вдохнул аромат волос жены, провел ладонями по её плечам:
— Не сердись, я провел ночь в шатре у Олеха. Расписывал ему руки письменами.
Лайда обернулась через плечо и с улыбкой спросила:
— Ну и как? Олех остался доволен?
Ярыш в ответ усмехнулся, вспоминая, как скрипел зубами сын. А Лайда, поставив перед степняком горшочек с горячим питьем, поинтересовалась:
— Ты говорил с ним, какой промысел он решил выбрать? Не удивлюсь, если он решил стать охотником.
Ярыш отпил из горшочка, не спеша с ответом. Он понимал, что Лайда будет недовольна желанием сына и не хотел портить утро. Одно неосторожное слово, и жена степняка из уютной и нежной хозяйки шатра станет грозной Великой Лайдой. Кивнув на перегородку, он поинтересовался:
— Дочки спят?
— Спят. Не буди их, вчера из-за грозы долго уснуть не могли. Так что решил Олех?
Ярыш не отводя взгляда, ответил:
— Олех хочет побывать в степи. Думаю, мы не должны противиться желанию сына. Я разрешил.
Выражение глаз Лайды переменилось мгновенно, стоило ей услышать слова степняка. Снова этот холодный блеск и непримиримость, которые так не любил Ярыш.
— Лайда, он степняк, хоть и наполовину. Он должен узнать жизнь степняков, то пойдет ему на пользу. Айлук тоже будет рад увидеть внука, — тихо добавил Ярыш. Но Лайда никогда не была сентиментальной, когда дело касалось законов Бескрайних холмов.
