Друид вздохнул, потер переносицу и сказал устало:
— Не могу понять, как тебе в голову пришла такая мысль. Надеюсь, это вино ослабило твой разум.
— Всего-то бокал выпила! Дядя, Дюк собирается уехать на три месяца. Что, если он забудет меня? Что, если встретит другую?
— Вам действительно рано жениться, раз ты так сомневаешься в нем. По мне, так эти три месяца разлуки как нельзя кстати. Разлучившись, вы поймете, что значите друг для друга.
— Ах, как банально. Не таких слов я от вас ждала, — вздохнула я и, лукаво взглянув на друида, шутливо посетовала: — Какая жалость, что вы такой правильный, дядя. Я бы на вашем месте не отказалась подсобить любимой племяннице в любовном деле.
— Какая радость, что ты родилась девочкой, — подражая моему тону, ответил он. — Родись ты мальчиком, пришлось бы тебя, носительницу магии, отдавать на учебу в Общину друидов. Содрогнулась бы тогда Вегрия!
— Хотите сказать, из меня бы вышел плохой друид?
— Цель существования друидов — сохранение Равновесия. А ты Мага, прирожденный адепт Хаоса, — произнес Эдгар, оглядывая мой пострадавший лоб и растрепанную прическу.
— Ну, спасибо, — протянула я, и на часы взглянула. — Скоро девять. На последний автобус из Кэнтона я не успею, а на такси разоряться не хочется. Рискнете приютить у себя на ночь адепта Хаоса?
— Только если адепт приготовит ужин.
— Договорились!
Глава 2
Две недели спустя я вместе с родителями Дюка провожала его в Солн. Снабдив сына важными напутствиями, вручив пакет с пончиками и расцеловав, чета Денверов вышла из купе на перрон, давая нам минутку наедине.
Дюк взял меня за руки и сжал.
— Магари, дорогая, я так рад, что ты понимаешь, как для меня важна эта поездка! Если я успешно отработаю испытательный срок в конторе рина Буро, то смогу устроиться там, набраться опыта, чтобы потом открыть свою практику в Солне. Здесь же, в Кэнтоне, слишком большая конкуренция.
— Да-да, — прощебетала я веселой птичкой. — Пришлешь открытку?
— Конечно.
— С морским пейзажем.
— Обязательно, — уверил Дюк, и посмотрел выжидательно, словно чувствовал, что мне есть, что еще сказать.
Мне и впрямь было, что сказать, но я сдерживалась. Вряд ли бы Дюк оценил мою горячую речь о том, как важно хранить верность своим избранницам. Когда мы стояли на перроне, ожидая поезд, на него и то уже заинтересованно поглядывали некоторые особы. Что же будет в Солне? Незамужние рини так и кинутся на молодого, симпатичного, перспективного и — самое главное! — холостого Дюка Денвера.
— Желаю тебе удачи, дорогой, все у тебя получится, — проворковала я милой голубкой.
— Спасибо, дорогая.
Он склонился ко мне и быстро и целомудренно чмокнул в щеку, ибо по законам вегрийского общества проявлять чувства в общественном месте считается недопустимым. Раздался еще один предупреждающий гудок. Поморщившись, я открыла дверцу купе, и Дюк помог мне сойти с подножки на перрон.
Проверяющий прошел каретные вагоны, удостоверяясь, что все двери закрыты. Когда он закончил обход, раздался еще один гудок. Сердито пыхнув дымом, паровоз медленно потянул состав. Дюк, улыбаясь, помахал нам рукой из окна своего купе, я помахала в ответ.
Глядя на шумно удаляющийся поезд в сизых клубах дыма я не могла отделаться от ощущения, что зря отпустила Дюка. Влюбленным расставаться нельзя, влюбленности нужна пища — встречи, поцелуи, объятия…
— Магари, дорогая, — сказала рини Денвер, подойдя ко мне. — Мы собираемся прокатиться в парк, полюбоваться осенними красотами. Не желаете ли составить нам компанию? Мы будем очень рады вашему обществу.
— Благодарю вас, — пропела я соловушкой, — но я не могу: дела в редакции.
— Какая жалость… Позвольте, в таком случае, проводить вас хотя бы от вокзала. Здесь такая суета и толкотня, — поморщилась рини.
Я кивнула. Следующие десять минут мы пробирались к выходу из вокзала через толпу, и все это время я втайне радовалась тому, что вести светский разговор в такой обстановке невозможно. Проводив меня от вокзала к зеленому тихому скверу и пожелав удачного дня, Денверы удалились.
Оставшись одна, я выдохнула с облегчением: несмотря на то, что чета Денверов так и источают доброжелательность, рядом с ними мне даже дышится тяжело. Можно объяснить это тем, что любая рини трусит рядом с родителями потенциального супруга, но дело не только в этом. Последнее время я сама не своя, так и точат душу неосознанные предчувствия…
Отчего я такая нервозная нынче? Перемена погоды? Приближение критических дней? Или дело все в интуиции, которая упрямо твердит, что нельзя было отпускать Дюка в Солн?
Вздохнув, я пошла к редакции родного журнала «Сверхи». Приближалось время обеда, и я надеялась поболтать с коллегами, чтобы отвлечься, и заодно узнать, когда из отпуска вернется склочный выпускающий редактор.
У входа в редакцию стоял замглавред в компании с двумя мужчинами и что-то вдохновленно втолковывал им. Замглавред — тип чванливый, скупой на похвалы и щедрый на упреки, к тому же у него дрянная память на лица. В общем, с ним бесполезно здороваться, все равно не ответит. Я по привычке прошмыгнула мимо него, к дверям.
— Магари! Какая радость, что вы здесь!
Я замерла. Это он мне?
— Магари, милая, а мы как раз собрались вас искать!
Я повернулась к замглавреду, пораженная удивительным фактом: он не только запомнил мое имя, но еще и узнал в лицо. Это неординарное событие и, надеюсь, вызвано оно не тем, что я напортачила со статьями.
Пока я гадала, чем вызвано подобное, замглавред оттеснил меня от входа и подтолкнул к мужчинам, с которыми разговаривал. Один из них был средних лет, тучен и с проплешинами, другой молод и улыбчив. Оба были облачены в неброские дорогие костюмы (в дорогих костюмах я начала разбираться после знакомства с Дюком).
— Вот она, счастливица! — объявил замглавред.
— Счастливица? — озадачилась я.
— Добрый день, рини Кинберг, — произнес молодой рин, глядя на меня сверкающими глазами. — В начале года вы подали в Министерство свою анкету и заявку на пребывание в холмах фейри. С радостью сообщаем вам, что ваша заявка одобрена. 31 октября, в Самайн, для вас и еще двоих счастливчиков откроют портал в холмы.
Ослабив шелковый шейный платок, я сипло уточнила:
— Меня приглашают?
— Да, рини.
— О, Богиня!
Замглавред широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу:
— Вы в шоке? Но это такой приятный шок, не правда ли? Получить подобное приглашение это большая удача для фейриолога, особенно для такого молодого.
— Рини Кинберг, — обратился ко мне тучный, и протянул папку с документами, — возьмите типовой договор, ознакомьтесь внимательно со всеми пунктами, и, когда примете решение, свяжитесь с нами по указанному телефону. Самайн близко, поэтому срок на раздумья неделя. Помните, двадцать процентов приглашенных людей остаются в холмах фейри навсегда. Помните также, что пятьдесят процентов из них умирают. Решение, которое вы примете, может быть судьбоносным.
Я машинально кивнула на эти хорошо знакомые фразы: каждого приглашенного предупреждают об этих процентах, и с благоговением взяла папку. Мир поблек, растворился, все потеряло значение перед фактом: Я. Получила. Приглашение. В холмы.
Мужчины говорили о чем-то еще, поздравляли, но я их почти не слышала. Когда они, откланявшись, сели в электромобиль и уехали, замглавред взял меня за руку и увел в редакцию, в свой кабинет, где долго и цветасто расписывал, как это замечательно, восхитительно и прелестно, что меня, автора журнала «Сверхи», приглашают в холмы. Пока он подсчитывал, насколько можно будет по моему возвращении раздуть тираж и какую новую рубрику открыть, я сидела едва ли не в оцепенении, с недоверчиво-глупой улыбкой на устах.
Шесть лет я подавала заявки в Министерство, и наконец, мне повезло. Не знаю, то ли звезды так встали, то ли кто-то из госслужащих оценил мое рвение, но точно знаю, что приглашение приму.