улыбки и мягких манер. Он так отличался от своего брата…
Эвард, как и Каллен, был красивым и упрямым. Но, в отличие от Каллена с его пятью (или шестью?) женами, Эвард действительно понимал, что значит любить и заботиться о другом. Каллен — повеса, он всегда был больше озабочен погоней за хвостом (буквально), чем своими обязанностями мужа и обязанностями короля.
И какая бы у него ни была эта одержимость мной…
Каллен совсем не похож на Эварда, и я ненавижу идею выйти за него замуж, но поскольку он король, не важно, что я думаю. Не важно, что я его не люблю, что я едва могу его выносить, что мысль о его руках на мне вызывает у меня желание нырнуть в самую глубокую, самую темную дыру и никогда больше не вылезать. Ничего из этого не имеет значения, потому что женщины не имеют значения. Мы просто жены и матери, и если у нас нет детей, мы ничто.
Глядя на Каллена сейчас, я вдруг мечтаю присоединиться к ничтожествам. Жить в одиночестве определенно лучше, чем жить с Калленом и каждый день видеть его самодовольное лицо.
— Я дам тебе совет, — говорит он, глядя на меня сверху вниз. Он хватает меня за руку, и мы плывем к Корсике.
— Мне не нужны твои советы.
— Я все равно дам его тебе, — его хватка на моей руке крепчает. — В моем доме нет места бунтарке.
— Тогда не приглашай меня в свой дом, — выплевываю я слова ему в ответ, изо всех сил пытаясь высвободиться, но он только крепче сжимает. — Я не хочу за тебя выходить, и ты это знаешь!
— Чего ты хочешь, не имеет значения, — отвечает Каллен, глядя на меня свысока. — Ты принадлежишь мне и всегда принадлежала. Теперь я просто забираю тебя.
— Единственным мужчиной, которому я когда — либо принадлежала, был твой брат, — хотя меня возмущает мысль о том, что я принадлежу кому — либо, я говорю эти слова, потому что знаю, какой ответ получу.
— Мой брат мертв! — парирует Каллен. — А это значит, что ты моя, хочешь ты этого или нет!
— Мне это не нравится! — кричу я на него, всерьез борясь с его хваткой, но он держит меня рядом с собой. — Я ненавижу это и ненавижу тебя!
— Ты не должна говорить такие вещи своему королю, Ева, — говорит он доверительным тоном, хмуро глядя на меня, будто недовольный родитель. — Я мог бы убить тебя за это.
— Тогда убей меня! — отвечаю я. — Я скорее умру, чем выйду за тебя замуж, — это почти правда.
Он откидывает голову и смеется.
— Тебе завидует каждая женщина на Корсике.
— Они все могут заполучить тебя.
— И, возможно, получат, — его усмешка злая и невероятно уродливая.
— К счастью для меня.
— К счастью для тебя.
Пальцы Каллена крепко сплетаются с моими, будто побуждая меня отпустить. За ним трудно угнаться — я быстрая, но он гораздо крупнее, и мне приходится плыть вдвое усерднее, чтобы не отставать.
По мере того, как мы приближаемся к Корсике, реальность всего, что вот — вот произойдет, становится для меня намного более настоящей, намного более осязаемой.
Я смотрю на брата мужа, и мне вдруг хочется плакать.
Я собираюсь провести остаток своей жизни с кем — то, кого я ненавижу.
И что еще хуже, я больше никогда не смогу покинуть Корсику. Жены не покидают своих домов, своих гнезд или своих супругов, если только они не были изгнаны за непослушание или неверность.
С этого момента я, вероятно, никогда не увижу даже границы города.
И мне даже не удалось поохотиться на того угря.
Глава вторая
Дворец Калленов, Эвермор, объективно красивый. Я не могу этого отрицать. Ни для кого не секрет, что Каллен решил построить свой дворец, а не жить в доме своих предков, Грендалине, дворце, где я живу… жила до завтра. Уверена, Каллен ненавидит тот факт, что Эвард звучит на каждом шагу Грендалина, потому что Каллен всегда жил в тени своего брата. Какая — то часть Каллена точно почувствовала облегчение, когда Эвард умер.
Эвермор — самый большой из дворцов на Корсике (даже больше Грендалина), расположен на краю гигантского рифа, усеянного яркими анемонами и кораллами, где постоянно можно увидеть рыб — клоунов и других более крупных и ярких рыб.
Эвермор в три этажа в высоту и сделан из обсидиана, черного камня, который сочетается с остальными скалами и рифами. Залы сияют разными биолюминесцентными растениями и существами, освещающими наш путь.
Рука Каллена крепко сжимает мою, пока он ведет меня внутрь, чтобы представить всем как свою будущую жену. Номер шесть. Или, может, я — счастливый номер семь. Я все еще не уверена, но думаю, что скоро узнаю.
Все внутри меня сжимается, когда мы вплываем в большой бальный зал, заполненный русальим народом, деловито болтающим между собой. Комната битком набита, и гул их голосов действует как лезвие, пронзающее мою голову.
Каллен созывает внимание всех в комнате, когда мы входим, но я не уверена, что он говорит, потому что мой разум уже кружится, вбирая в себя всё и всех вокруг меня. Я всегда ненавидела быть в центре внимания, и теперь я именно там. На показе, чтобы все видели, чтобы все могли судить.
Я слышу насмешки и шепот из зала:
— Разве она не прекрасна?
— Для сорокалетней.
— Красивая, хотя я слышал, что с ней сложно.
— Да, Эвард всегда говорил, что она энергичная.
— Разве она не старовата для жены короля?
— И она не родила детей Эварду.
— Так почему…
Все, о чем я могу думать, это паника, медленно расползающаяся по моему телу. Голос Каллена эхом разносится по комнате, он зовет своих жен, и они собираются вокруг нас. За исключением Мары, все остальные его жены, кажется, имеют одинаковое лицо с разным цветом волос — по крайней мере, их выражения у всех одинаковые — мягкие, однородные, тусклые.
