Шаман рассмеялся, чуть выгибая брови, а потом протяжно выдохнул с широкой улыбкой:
– Узнаю нрав моего друга с большой земли! Входи, дочка! Здесь никто тебя не обидит, мой дом – твой дом!
Инира была в бешенстве от гостеприимства своего добродушного отца, и найти общий язык, чтобы подружиться, мы смогли далеко не сразу.
Но зато сейчас не могли провести друг без друга и одного дня, прикипев друг к другу душой.
Мы были двумя полюсами, совершенно разными и такими непохожими. Но, видимо, именно это сыграло свою роль и свело нас настолько крепко, как плюс и минус.
Инира была обворожительной, общительной и бойкой в отличие от меня, предпочитавшей оставаться в тени любых разговоров.
– Мы всю ночь вымаливали твою сумасшедшую душу у духов всей деревней! А она улыбается! – серьезное и встревоженное лицо Иниры появилось теперь прямо передо мной, когда подруга рассматривала меня быстро и цепко.
И судя по ее взгляду, вид у меня был, прямо скажем, не очень.
– Я сто раз говорила тебе не уходить на ледники большой пустоши! За каким дьяволом тебя снова понесло туда?!
– Я хотела найти его, – прошептала я, чувствуя, как тонкая корочка на пересушенных губах трескается, причиняя боль. – Голубоглазого медведя.
Подруга всплеснула руками, как всегда очень эмоционально и красноречиво, давая понять, что она устала от моих мыслей об этом медведе.
А я никак не могла выбросить его из головы.
Вот уже как два года.
– Клянусь, я отрежу себе язык и вызову демона Туунбака, чтобы он привел тебя в сознание, даже если он заберет мою душу и сожрет мою красивую плоть! – снова принялась возмущаться Инира, но сама не отходила от меня ни на шаг, теперь принявшись укутывать в цветастые лоскутные одеяла, которые были сшиты из кусочков натурального меха.
– Почему ты не слушаешь меня, Алу? Нет медведей с голубыми глазами! Просто НЕТ! Я родилась и прожила в этом ледяном царстве все свои двадцать семь лет и, поверь, знала бы наверняка о таком, если бы он был!
– Но ведь я же видела… – пробормотала я себе под нос, но спорить больше не стала.
Я верила своим глазами и разуму, но никак не могла доказать собственных слов. К сожалению.
Ведь у меня был один из лучших, проверенных временем бинокль, который позволял разглядеть медведей на десятки и сотни метров вдали, при этом не приближаясь к ним.
Но даже если можно было сомневаться в моих глазах, то мои чувства не лгали.
Тот медведь видел меня.
Чувствовал.
Знал, что я смотрю именно на него, и потому обернулся.
А когда наши взгляды встретились через бинокль, клянусь, меня просто прошибло сотней безумных и совершенно неуправляемых мурашек!
Объяснить это я не могла ни тогда, ни сейчас.
Но каждый раз, когда думала о нем, то испытывала то же самое – дрожь по всему телу.
Он появился в один из самых жутких моментов моей жизни, и мне казалось, что он помог, даже если никаких фактов не было.
Все это были лишь мои ощущения.
Безумные. Сумасшедшие. Необъяснимые.
Но я верила им.
Как бы нелепо и странно это ни звучало.
Видимо, все эти мысли были написаны у меня на не очень здоровом лице, потому что Инира тяжело и протяжно выдохнула и присела на кровать рядом, осторожно убрав с моего лица пряди волос.
– Ну хорошо. Давай спросим про твоего голубоглазого медведя у охотников, Алу.
– …я уже спрашивала.
– Не видели?
– Нет.
– Я так и думала. И ты ведь знаешь, что они лгать не будут.
– Знаю… – тяжело выдохнула я.
Даже эскимосы считали меня слегка не в себе, пока я носилась с мыслями об этом странном медведе.
А ведь вероятней всего у него была просто какая-нибудь природная мутация.
Гетерохромия, возможно.
Просто настолько большая, что голубыми казались оба глаза.
Да, у медведей, в частности полярных, такого феномена не встречалось на данный момент.
Но ведь если в теории это было возможно у других животных, то и к белым медведям могло перейти!
Мы обе замолчали, но теперь я чувствовала себя гораздо лучше, потому что сильная, яростная и упрямая Инира была на моей стороне, каким бы бредом ни считала все мои слова.
Доверие и крепкая дружба – вот что отличало этих удивительных людей, запертых среди льдов и вечного холода.
Вот за что их полюбил мой отец, когда приехал сюда один раз и уже не смог уехать.
Инире было достаточно того, что в свои слова верила я сама, а она доверяла мне.
И эту ценность особенных доверительных отношений невозможно было в чем-то измерить.
– Как ты его называла? – подруга нахмурилась, заглядывая в мои глаза и поправляя одеяло, чтобы я была укутана по самый подбородок. – Помимо того, что он голубоглазый? Говорила, что он крупный?
Я только активно закивала головой, чувствуя, что от этого внимания подруги мое сердце заколотилось.
И ведь все это было так нелепо и, наверное, совсем не правильно, но поделать с собой я ничего не могла!
Этот медведь занял все мои мысли с тех пор, как я увидела его.
Я наблюдала за белыми медведями вот уже как шесть лет и некоторых даже знала «в лицо», с удовольствием проживая свою жизнь рядом с ними.
Но такого мощного и крупного медведя я еще не видела никогда.
– Знаешь, когда я была маленькой, мой дед, тоже шаман, рассказывал о том, что есть в Арктике земля больших медведей, к которым нам запрещено ходить. И запрещено на них охотиться. Может, он один из таких медведей?
– Может!
– Я с папой поговорю на этот счет. Попробую поузнавать что-нибудь осторожно, чтобы не вызывать лишних вопросов у него.
Меня накрыло волной такого восторга, что я неловко и скованно дернулась под тяжелым одеялом, стараясь подняться, чтобы порывисто обнять свою несговорчивую, но всегда откровенную и искреннюю подругу.
– Ох уж этот твой медведь, – только выдохнула она, качая головой, но все-таки улыбнулась, и обняла меня в ответ.
– Еще какой ооооооох, – отчего-то смутилась я, хотя речь шла всего лишь о хищнике.
Большом белом хищнике.
С чертовыми голубыми глазами и настолько осмысленным взглядом, что это никак не давало мне покоя.
Когда за порогом послышались скулеж и попытки проломить дверь, я широко улыбнулась, стараясь прикусить нижнюю губу, чтобы не было настолько больно от трещинок, а Инира только хохотнула:
– Уже второй день рвутся к тебе эти разбойники!
– Запускай, – проговорила я с придыханием, и в моем сердце разлились покой, тепло и умиротворение, когда в дом влетели семь псов породы лайка и моя Доча. Белая медведица.
В комнате тут же стало очень тесно, и Инира рассмеялась, когда каждый из псов быстро потыкался мордой в ее ладони, приветствуя, и тут же ринулся ко мне, виляя своим пушистым хвостом и принося с собой всю любовь и преданность этого бренного мира.
Моя мохнатая семья!
Моя поддержка в тяжелые холодные дни.
Мое спасение во время длительных экспедиций в самые отдаленные края Арктики, куда я могла добраться только на собачьей упряжке.
Я смеялась искренне и от души, стараясь обнять каждого из псов, что скулили и улыбались своими мордами, заглядывая в глаза так преданно и любя. А я обожала их в ответ всем сердцем, потому что каждый из них стал для меня отдушиной в одиноком мире.
– Доча! Не раздави! – Инира шлепнула медведицу по пухлому мохнатому заду, когда она почти забралась на меня в стремлении обнять и виляла своим коротким маленьким медвежьим хвостиком, как делали все псы.
Доча выросла с ними, и, наверное, в большей степени считала себя собакой, чем медведем.
Два года назад я нашла ее именно в тот момент, когда столкнулась с тем самым медведем.
Жуткая история, которая перевернула мой мир с ног на голову и заставила увидеть всю жестокость и алчность этого сгнившего мира, от которого я пряталась здесь.
Маму-медведицу люди выкурили из ее берлоги раньше времени.
И убили.
Ради шкуры.
Ради того, чтобы похвастаться дорогим ковром под ногами.
