Дядя кивнул: — Понимаю. Его бараньи понятия о семейном достоинстве и правда не оставляют тебе иного выхода, кроме как уехать. Я помогу выправить документ в мэрии, продать украшения повыгоднее, дам немного денег сверх и договорюсь с надежным обозом. Дальше тебе придется устраиваться самой. Взамен прошу тебя повременить с объявлением об уходе, чтоб я успел упредить действия Селии. Моя жена отпишет твоему телку, что из-за дурного самочувствия ты остановишься у нас на несколько дней. У вас ведь не осталось слуг, не так ли? А тебе после... гм-гм... неприятности нужен уход. — Как мужчина он старался держаться подальше от "дамских вопросов".
Дядя позвал горничную, чтоб та отвела меня в гостевую спальню. Позже пришла тетушка, охала и ахала, принесла сонный отвар наказав поспать подольше. Утром та же горничная подала мне завтрак и шепотом поведала, что поздно вечером явился мой муж требовать меня назад, но был отправлен дядей восвояси.
Я проводила время лежа в кровати, читала принесенные тетушкой книги и лишь иногда подходила к окну. События последних дней подкосили мои силы, и выходить из комнаты совсем не хотелось.
Селию я не видела до пятого дня, когда после завтрака она проскользнула в дверь и прошипела: — Мерзкая тварь. Ты мерзкая тварь. Как ты посмела наговорить про меня папеньке? Сама ни кожи, ни рожи, ни денег, неужели ты думала, что Александро ты нужна? Дура! — Селия, будь добра, покинь мою комнату. — Это не твоя комната, здесь нет ничего твоего! Это мой дом, а ты никто! Ты сгинешь, ты давно должна была сгинуть! Александро мой! — Послушай, я ушла от него, забирай на здоровье. Что тебе от меня надо?
Селию перекосило. — Я собиралась преподнести тебе этот подарочек, когда ты была еще замужем за моим Александро, но и теперь тоже сойдет. Раньше он мог бы выгнать тебя за адьюльтер и отступной не платить. Так в законе сказано, я узнала. А сейчас мне будет приятно знать, что тебе придется подрыгаться под мерзким чужим мужиком. Потом тебе будет противно, может даже в петлю от гадливости полезешь, — и Селия захихикала.
— Я не понимаю, какой адьюльтер, о чем ты?
— В твоем утреннем чае был меленький-меленький порошочек с травками и растертым волосом моего бывшего женишка, этого противного старикашки Червио. Мне пришлось отдать почти всю копилку и еще мага поискать, но оно того стоит! Теперь судьба будет вести тебя к старикашке Червио, а старикашку к тебе, и стоит вам прикоснуться друг к другу, как — бах! — вы воспылаете неземной страстью, и он тебя покроет как кобель сучку. А наутро проклятие спадет, и ты поймешь, что отдалась мерзкому старикашке, при одном взгляде на которого с души воротит, хи-хи-хи. Даже если ты сама будешь сопротивляться, его-то тянуть станет, и он силой задерет тебе юбку. Живи потом с этими воспоминаниями, тупая овца!
Высказавшись, Селия выскочила за дверь. Н-да. Похоже, у этого семейства свои счеты к зоологии.
В полдень под крики и брань кузину увезли. Дядя передал через жену, что теперь, когда Селия и Александро не смогут осуществить свой план, он займется моим разводом и продажей украшений. С приложением нескольких золотых документы будут готовы через два дня, а на третий обоз увезет меня на юг, в Риконто. Там, на юге, у него есть надежный поверенный, который подберет мне какую-нибудь работу. Ехать туда почти неделю, но это достаточно далеко, чтоб отец не смог мне навредить. Поскольку ссориться с братом дядя не желает, он просит меня не раскрывать участия в моей судьбе.
Я уже достаточно окрепла, чтоб выйти в сад. Что ж, я очень благодарна дяде и не могу просить его о большем. Риконто — это хорошо. Это достаточно далеко, чтоб некий старик Червио до меня не добрался. Ох, ну и фамилия ему досталась. Впрочем... разведенные женщины могут вернуть фамилию отца только с его дозволения, но дядя предупредил, что и спрашивать не будет. Значит, чиновник в ратуше придумает новую, и кто знает, что ему в голову придет. Может быть, мое новое имя будет еще хуже.
Итак, это весьма немолодой господин со слезящимися глазами, у него не очень много волос, и его фамилия Червио. Мне стоит держаться от всех, кто подходит под это описание, подальше. А еще этот Червио живет где-то здесь, иначе как бы Селия добыла волос? Мне очень, очень повезло с Риконто.
Как только я смогла уверенно держаться на ногах, я потратила серебряный на проверку у мага. Да, сказал мэтр, он видит заклятие, и снять его невозможно, но есть и хорошие новости: сроку ему осталось не больше года. Если я не встречусь за этот год с тем, кто привязан через волос, мы оба будем свободны. Спасибо, Пресветлые!
Мэтр долго ругался на магов-отщепенцев — тех, кто нарушает правила Магического Конвента. Таких положено сдавать Конвенту немедленно. Знаю ли я, кто наложил эту гадость? Нет? Жаль.
Я написала Арайе, по просьбе дяди не упоминая, что жила у них неделю. Рассказала только, что ушла от мужа и еду в Риконто. Дождаться ответа я уже не успевала, но по крайней мере у меня был адрес подруги. Увы, Лаганио лежал в стороне от моего пути. Отослать непутевую племянницу к родной, прилично замужней дочери, дядя не согласился бы. Мне предстояло ехать на юг.
Наконец, я получила документ о том, что я, Арабелла Вишнео, женщина в разводе. Имен родителей в бумаге не стояло. Семья от меня отказалась. Спасибо, Пресветлые, могло быть хуже.
Глава 3. На юг
Назавтра, в погожий апрельский день наш обоз вышел из Тармана. Дядя уверял, что ведут его надежные люди с хорошей охраной. Он дал мне небольшой сундучок, как раз такой, чтоб уместились все вещи, и наказал кухарке выдать провизию в дорогу, чтоб не голодать между остановками и не закупать в трактирах втридорога.
Если бы не тряска, ехать было бы даже приятно, но мой не до конца оправившийся организм к вечеру начинал отзываться болью на каждую неровность, и я мечтала только в неподвижную постель. Мы держались вместе со вдовой средних лет. Я не стала раскрывать всей своей истории, лишь посетовала на невыносимость семейного уклада и упомянула, что больше этой радости у меня в жизни нет и, надеюсь, не будет. Вдова похлопала меня по руке и прошептала, что если б ее остолоп не окочурился так вовремя, то видят Пресветлые, подсыпала бы ему толченую кожу жабы Ки с юга, а дальше дознаватели пусть делают, что хотят. А ведь нехудой муж был, пока в таверне не стал засиживаться.
Мы снимали в гостиницах комнатушки на двоих, и вдова пару раз осаживала нахалов, что уделяли мне слишком пристальное внимание.
Так прошло четыре дня. Мы проехали всю Тарманскую провинцию, пересекли соседнюю и почти доехали до границы с Рикоттийской, когда на пятый день зарядил такой ливень, что следовавшая за нами повозка еще была видна, а дальше уже не очень. Обоз ехал все медленнее и в конце концов остановился — колеса отказывались катиться по непролазной грязи. Мы с вдовой и двумя семейными парами сидели на тюках с каким-то сыпучим товаром и слушали дождь. Пара постарше тихо ворковала, пара помоложе столь же тихо переругивалась. Мы с вдовой молчали.
— Да куда ж ты! Стой! Тпру! Ах ты... — от окончания фразы мои нежные ушки едва не увяли. Снаружи раздался сочный хлюп и еще более забористая брань.
Я выглянула из повозки и немедленно прыгнула в месиво дороги. Молнией пронеслась мысль: как повезло, что ехала босиком, чтоб дать ногам отдохнуть — обуви у меня немного, и легкие сапожки неизбежно погибли бы в такой грязи. Высоко поднимая ноги я понеслась по чавкающей грязи и рывком успела вытащить ребенка из-под падающих бочек. Телега стояла, уперевшись одним бортом в дорогу, и ее содержимое как по горке съезжало в хлябь. Мальчик лет шести уцепился за мою шею и тоненько заплакал. С другой стороны телеги поднимался его отец с помертвевшим лицом. Но увидев меня с ребенком, он ожил и заохал: — Пресветлые спасители наши, ангела ниспослали, благодарю вас, пресветлые! — он попытался добраться до нашей застывшей среди дороги группы, но поскользнулся и снова упал в грязь.
