Из повозок выглядывали люди и громко обсуждали увиденное. Кто не успел рассмотреть представление с самого начала, требовал пересказа от свидетелей. — Ребенка из-под бочки вытащила, вот прям бочку столкнула! — Да не бочку, телегу, он под телегой лежал! — Во врать горазд!
Пока ездоки выясняли, кто главный свидетель, а кто так, подышать высунулся, неудачливый возница все ж добрался до нас и попытался снять ребенка у меня с рук, но тот вцепился в меня как котенок в колбасу. По крайней мере, обмусоливал точно так же. А я стояла и держала мальчишку на руках, и ни одной мысли, что делать дальше, в моей мокрой голове так и не появилось.
Все решили бабы из обоза. — Давай ребенка к нам! — крикнули из соседней повозки. — Что стоишь, малого мочишь?
Я дохлюпала до сердобольного семейства, где нашлась чистая и сухая детская рубаха и шерстяной платок, чтоб согреть мальчика. Но стоило мне попробовать отойти хоть на шаг, как тот заревел словно отнятый у коровы теленок. В повозку мне лезть не хотелось — грязь по колено, грязь на груди, где прижимала ребенка, сама мокрая насквозь. Габриэла, хозяйка повозки, откинула мне задний борт, чтоб я могла сесть на задок и подставить ноги под струи дождя. Из нашей повозки показалась вдова, помахала мне, убедившись, что со мной все в порядке, и скрылась внутри.
Владелец плавающих бочек посмотрел на то, как обтерли и высушили его сына, пробормотал слова благодарности и поспешил вперед, к голове обоза. Когда он вернулся, я была уже почти не грязная. — Голова сказал, что сегодня не уехать никуда, тут и ночевать будем. Мне наказал место в повозках найти, значит. Разрешил. — У нас тут не протолкнуться, твой малец госпожу не отпускает. Давай в следующую на ее место, — ответили изнутри, и тот послушно почапал прочь.
Он оттащил с дороги бочки, попробовал сдвинуть телегу (из повозок послышались смешки), распряг лошадь, привязал ее к поверженной телеге и пошел в повозку к вдове. Как он там договаривался, не знаю, но назад не вернулся. Посчитав, что я больше никого не испачкаю, я приняла приглашение влезть внутрь, где сняла все, кроме нижней рубахи (отец семейства под строгим взлядом жены торопливо отвернулся), напялила одолженное Габриэлой старое платье и завернулась в одеяло. Охранники распрягли лошадей и свели их с дороги в поле, прихватив и ту, что была у телеги. Там натянули полог и разожгли под ним костер. Позже один из караульных прибежал к нам с котелком кипятка, наказав разлить по кружкам и отдать ему тут же, другие ждут.
Мне выдали кружку для кипятка и насыпали в воду каких-то пахучих травок. Мои припасы остались в другой повозке, но добрая хозяйка выделила кусок хлеба и репку — чем перекусили сами. Спать ложились вповалку. Мальчишка прижался ко мне и отпускать не желал.
***
Я проснулась от того, что было тихо. Дождь кончился. Где-то ухала сова, потрескивал костер охраны, тихо чавкала грязь: чав-чав... тихо... чав-чав... Что-то странное было в этом наборе звуков. Я села рывком. Я помнила, что охрана поставила полог напротив нашей повозки. Чтоб мужчины да не болтали, коротая ночь у костра? И кто так тихо шлепает мимо повозок, опасаясь шуметь?
Стараясь двигаться неслышно, я высунулась из-за полога и присмотрелась к охране. Все спали вокруг костра. Все! Тихие шлепки остановились, и я услышала шепот, но слов разобрать не могла. Во тьме блеснул отсвет неяркого светляка.
Обоз и охрану усыпили водой, это понятно. Что-то туда сыпали... почему я не уснула? Наверно, пахучие травки Габриэлы перебили сонную воду. Демоны! Значит, хозяев повозки можно разбудить.
Я положила руку на рот женщины и потрясла ее за плечо. — Тише, не двигайтесь и молчите! — зашептала ей в ухо, едва у нее дрогнули веки. Габриэла тихо угукнула. Я отняла руку от нее рта и продолжила. — Все спят, даже охрана, а мимо повозок кто-то ходит со светляком и шепчется.
Хозяйка резко обернулась ко мне, стараясь не шуметь и сделала знак наклониться поближе: — За детями пришли! В прошлом месяце с одного обоза трех детев сняли! — в шепоте Габриэлы послышалась паника, которая передалась мне. Пусть мне пока не довелось стать матерью, но моя потеря отозвалась страхом за всех детей, что оказались у меня "под крылом".
Я вспоминала, кто еще ехал в обозе. В нашей повозке спали четверо хозяйских и "мой", из-под бочек. Кажется, в трех других были еще дети. Что делать? Что?! Я вновь наклонилась к ее уху: — Оружие есть? — Да какое там. Ножик мой для стряпни, да и все. А чего они спят все? Охрана следить должна. — Что-то в воде было, наверно. Мужа твоего разбудим?
Хозяйка качнула головой и потянулась к кружкам, которые мы поставили в углу за тюками. Она понюхала из одной, потом из другой. Я снова рискнула выглянуть наружу. Свет маячил уже ближе. Женщина сделала мне знак наклониться к ней: — Снотворницу, небось. подсыпали, а моя чаровница ее перебила. Хозяин чаровницу не любит, так что, не разбудить. Нам свезло, а этих всех только колоколом поднять. — Колоколом... Колоколом... Что из кухонной утвари есть?
Медленно-медленно, чтоб ничем не брякнуть, Габриэла вытянула котелок и тазик, черпак и скалку. Подумав, вернула скалку и взяла жестяную кружку. Виновато развела руками, мол, ничего больше нужного нам нет. Я кивнула успокаивающе — и так хватит. Разобрав орудия мы подоткнули юбки и осторожно выползли из повозки. Габриэла сделала несколько шагов в сторону, но от детей уходить не стала, оно и понятно. Переступая по грязи как медведь в шапито, я двинулась к началу обоза. Когда решила, что достаточно, то принялась колотить кружкой по тазику изо всех сил. Мне вторили черпак с котелком. Вскоре из повозок послышались голоса — селяне просыпались.
Я оглянулась. Из нашей повозки высунулся муж Габриэлы, та махнула ему и не прекращая колотить по котелку побежала к шевелящейся охране. А я рванула к Голове.
Что люди проснулись, полдела. Заставить их что-то соображать было сложнее. Главный по обозу мычал и отмахивался, пытаясь встряхнуться, и водил вокруг пустым взглядом. Я сняла с крюка ведро, которое висело снаружи его повозки, и выплеснула в сонного мужика всю скопившуюся дождевую воду. Тот, наконец, осмысленно посмотрел на меня и взревел: — Девка, чтоб... твою мать, ты рехнулась? — Охрану и весь обоз усыпили! Насилу подняла вас!
От хвоста обоза послышался женский вой. Все-таки одного ребенка успели схватить, прежде чем мы забили тревогу. Из шести охранников исчезли двое. Их главный клялся всеми Пресветлыми, что нанимал надежных людей по рекомендациям. Я усмехнулась — даже в моей недлинной жизни с надежными людьми оказалось не так просто.
Женщина выла. Двое из охраны вскочили на лошадей и умчались в ночь. Обоз гудел. Кто мог, зажигал светляков. Спать больше не ложились. Владелец упавшей телеги прижимал к себе сына, который сонно тер глаза кулачками. Габриэла вернулась в повозку и обнимала детей.
Я подошла к Голове, который о чем-то совещался с оставшимися двумя охранниками. — Зачем им дети, не знаете? — А кто ж его... В селах стали пропадать, так ставили капканы, будто на медведя. Одного шельмеца поймали. Дознаватели потом сильно ругались — селяне его забили до смерти, пока законники доехали. Допросить хотели, да некого. Теперь на тракте воруют. В одном обозе прям из повозки пропало трое, пока в поле ночевали. И никто ничего не слыхал. Теперь ясно, как — надежные охранники, — Голова зло глянул на главного — сделали воду сонной, ночью детей вытащили и передали своим.
Под утро вернулись уезжавшие в погоню. Не нашли. Мать похищенного ребенка взвыла с новой силой.
***
К полудню дорога просохла достаточно, чтоб можно было ехать дальше. Мужики из обоза помогли подлатать телегу пивовара, и тот оставил им одну из бочек. Голова, было, принялся возражать, но обозные бабы его успокоили — пусть мужики выпьют, дорога длинная, проспятся, а бузить им хозяйки не дадут.
Телега уехала с тремя ездоками — отец малыша два года назад потерял жену, и вдова согласилась занять место хозяйки. "Я, как дочь за капрала замуж выдала, ехала в Риконто к седьмой воде на киселе. Но раз хозяин меня зовет, поеду к нему. Своим домом жить лучше", — рассудила вдова и всучила мне оставшиеся припасы.
