— Простите, а это точно вода?
Во рту еще ощущался странный горьковатый привкус. Георгий Леопольдович взял у меня бутылку, достал одноразовый стаканчик, налил туда воду и пригубил её, потом произнес:
— Боюсь, вода стухла из-за жары. Прошу прощения, мне так неловко…
— Ничего страшного, — заверила его я.
А сама с облегчением выдохнула. Не стал бы мужчина пить то же, что и я, если бы это была непростая вода. Да и вряд ли бы мне стали что-то подмешивать, верно?
С открытым окном стало легче, я подставила лицо порывистому ветру, наплевав на то, что он растреплет всю прическу. И даже не заметила, как провалилась в дрему, липкую и даже болезненную.
— Надежда, просыпайтесь. — Кто-то тряс меня за плечо.
Я проснулась, и мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы понять, где нахожусь. Голова кружилась, а тело неприятно ломило словно в преддверии болезни. Я сидела в машине, и Георгий Леопольдович пытался меня разбудить:
— Мы приехали.
— Простите, заснула.
Я вышла из машины и в изумлении уставилась на особняк. Он был довольно большим и уж слишком стилизованным под позапрошлый век со своими частыми большими окнами и колоннами. Усадьба Георгия Леопольдовича напоминала уменьшенный в несколько раз Эрмитаж. Вокруг здания был возведен огромный забор, за которым виднелись соседские, не менее роскошные особняки. Все ясно, я находилась в каком-то частном элитном районе.
Моё внимание привлекла и необычная скульптура, которую водрузили прямо перед усадьбой и недалеко от которой остановилась машина. Скульптура представляла собой вставшего на дыбы единорога, правда, уж слишком извращенного. У мифического существа, вырезанного из камня, было несколько пар глаз, которые, уменьшаясь от ушей к носу, занимали большую часть головы. А еще длинный хвост, напоминающий скорее львиный, был непропорционально огромным.
Да уж, специфично… Но не мне, конечно, судить скульптура и тех, кто решил поставить эту пугающую каменную животинку прямо перед домом. Может, когда сама разбогатею, то пойму этот странноватый вкус.
На свежем воздухе мне стало легче, даже голова перестала болеть. Видимо, в машине просто перегрелась.
Мы прошли в дом, и я поняла, что действительно нахожусь в музее. Нет, ну неужели в высших кругах вернулась мода на красные ковры, огромные картины во всю стену и статуэтки? Но я заметила, как по этому ковру ползет робот-пылесос, и это меня чуть успокоило. Все-таки увидеть нечто привычное в непривычной обстановке было приятно.
— Георг! — воскликнул женский голос.
Я оторвала взгляд от пылесоса и посмотрела наверх. К нам спускалась женщина в роскошном красном платье, которое было до того пышным, что я бы его назвала бальным. И как эта женщина только не боялась слиться с ковром. Она спустилась к нам, подняла руку, которую сразу же поцеловал Георгий Леопольдович, и смерила меня изучающим взглядом.
— Вы та самая актриса?
— Предполагаю, что да. — ответила я.
— Её имя Надежда. — сказал Георгий Леопольдович. — Милая, расскажи ей детали и помоги одеться. Ты всех слуг распустила?
— Да, всех, — подтвердила она и обратилась ко мне, — пойдем со мной. Нужно поторопиться, ужин совсем скоро, — потом она, замешкавшись, взглянула на мужчину и спросила, — ты уверен, что он не придет раньше?
— Уверен.
Суть их разговора мне была не совсем понятна, но, видимо, они говорили о друге Георгия Леопольдовича. Эта женщина, как я выяснила, была женой хозяина дома, она проводила меня в одну из комнат на верхнем этаже.
Все-таки находиться в столь роскошном особняке раньше не доводилось, и это прибавило мне робости, поэтому я не решилась спрашивать, почему на большинстве картин были изображены странные существа на лесном фоне.
— Итак, — женщина присела в кресло, — вашу сумку вы можете поставить в любое место. И присядьте.
Я опустилась в кресло напротив неё и поставила рюкзак рядом.
— Итак, моё имя Ринна, вы должны будете изображать мою дочь на сегодняшнем ужине. Сразу предупрежу, что на этом ужине могут звучать странные диалоги и происходить странные вещи, которые могут вас даже напугать.
Я нахмурилась, но продолжила слушать Ринну, не перебивая и только удивляясь ее странному имени. Интересно, она иностранка? Говорит вроде без акцента.
— Вы не должны пугаться. Все, что от вас требуется, это просто молчать и не поднимать взгляд, даже если вас о чем-то спросят.
— Но разве это будет вежливо? — озадачилась я. — Георгий Леопольдович хотел, чтобы я сыграла вашу вежливую и воспитанную дочь. Но если я буду все время молчать…
— От вас требуются молчание и безропотность. Просто присутствие. Остальное за мной и Георгом…
— Вы, наверное, переживаете, что я не справлюсь, — понимающе воскликнула я, — но поверьте, я смогу отыграть любой характер, и я достаточно образована, чтобы поддержать беседу…
— Нет! Мы вас просим лишь об одном!
— Ну, хорошо.
С другой стороны, и что я спорю. Мне же легче. Посижу, помолчу, пятьдесят тысяч получу. Не заказ, а сказка! Вот бы всегда так.
Потом мне выдали платье. Оно было полностью белым и тяжелым, и я в который раз поворчала о странных предпочтениях богачей. Нет, мне их заморочек не понять.
Я покрутилась перед зеркалом, с сожалением понимая, что платье на мне выглядит, как мешок для картошки: очень громоздко и неэлегантно. Ринна приказала мне расплести косу, но распущенные волосы хоть и добавили моему образу трепетности, но я меньше всего была похожа на дочку миллионера, скорее на крестьянку в ночнушке.
Но я оставила свои претензии при себе. Ничего, я ведь актриса и смогу сыграть воспитанную и возвышенную даму даже голой. А тут просто страшненькое платье, подумаешь.
— И да, а как зовут вашу дочь? — спросила у Ринны, — и, может, есть какие-то отличительные черты её поведения? Например, жесты? Она левша или правша? Подвижная ли у нее мимика?
— Надежда, — вдруг печально улыбнулась Ринна, — этого не потребуется. Друг Георга… Он не знает нашу дочь. Вы должны просто сидеть, молчать, ни на что не реагировать и делать так, как скажет Георг или как скажу я. Хорошо? А зовут мою дочь Агнессой.
— Хорошо, я поняла.
Ну и ладно, ну и пожалуйста. Я же как лучше хочу… Все-таки к каждой роли привыкла подходить ответственно, просто не могла по-другому.
— Что ж, думаю, уже надо спускаться к столу. — сказала Ринна.
Я послушно последовала за ней в коридор, но когда мы уже подошли к лестнице, нас окликнули:
— Мама!
Я обернулась и увидела девушку, которая направлялась прямо к нам. В легком сарафане и с небрежным пучком на голове она была очень миловидной и симпатичной.
— Агнес! — переполошилась Ринна. — Ты должна быть в комнате и не высовывать оттуда нос! Что ты здесь делаешь!?
Агнес? Агнесса? Это настоящая дочка? Я с удивлением уставилась на девушку. Георгий Леопольдович говорил, что ему стыдно за дочь, поэтому он не хочет показывать ее своему другу. Я и представляла какую-нибудь неформалку-матерщинницу, но сейчас передо мной стоял почти что ангелочек. И, спрашивается, зачем её родители обратились ко мне?
- Я просто хотела на неё посмотреть, — сказала Агнес и начала откровенно рассматривать меня, потом произнесла, обращаясь к матери, — она красивая. Так жалко…
— Агнес! — грозно воскликнула Ринна. — Сейчас же в свою комнату!
— Да, хорошо…
Она послушалась матери и торопливо двинулась по коридору в обратном направлении, только бросила на меня взгляд, полный… Сожаления? Сочувствия? Да что тут происходит вообще!?
В груди появилось странное предчувствие, но осмыслить его мне не дала Ринна, сказав:
— Нужно спускаться.
Может, Агнес была просто слишком непослушной? И на этом ужине действительно нужно просто молчать и не разговаривать, а Агнес бы просто не смогла? Что ж, я не стала строить никаких теорий. Это в любом случае не моё дело.
Мы прошли в обеденную комнату. То, что комната была именно обеденной, я поняла по огромному столу, заполненному всякими разнообразными деликатесами и едой, которую я в жизни никогда не видела.
