Глава 3
Алла
Вина. Глубокая вина. Больше ничего в чувствах Хрюши я разобрать не смогла, хотя белый котенок у меня за пазухой старательно передавал мне всю гамму эмоций от нашего копытного друга. А потом эти ощущения и вовсе будто переключателем отрубило, и котенок бессильно затих под тканью. Но связь еще чувствовалась, потому мне оставалось надеяться на лучшее.
Паоло, так звали мою «сиделку», хлопотал вокруг как нашедший свое единственное потерянное чадо родитель. Только вот его попытки окружить меня всем мягким и комфортным вызывали чуть ли не тошноту.
Если забота Инсолье, полная насмешек и сарказма, вызывала в груди тепло и другие приятные ощущения, то опека этого человека наполняла чувством сильной неловкости и неудобства.
Забота была искренняя, он правда старался. Беспокоился. Переживал. Видимо, был другом Имран.
Он ужасно торопился рассказать мне, какое случилось страшное недоразумение. И как во всем виновата только одна конкретная «темная сволочь».
Я даже не сразу поняла, что темная сволочь — это Инсолье. Инсолье, который, по словам Паоло, пришел в отряд со злыми намерениями и так навредил, что…
Это он выжег мне глаза. И убил еще кучу народу. А потом воспользовался моей слепотой, обманул, снова втерся в доверие, и одному Пресветлому известно, что собирался делать со мной дальше.
В какой-то момент я поймала себя на мысли, что мне хочется вцепиться в воротник говорившего, потрясти его, уверить, что он не прав! Ведь это не Инсолье нашел меня, а я — Инсолье. А это его маниакальное желание вернуть мне глаза? Теперь я, наверное, даже осознала, откуда оно взялось. Некромант понимал, что наделал, и искренне старался это исправить. Чувствовал ответственность за мои глаза? Хотел… не знаю, все вернуть как было? Вот почему у него были те странные интонации — он ведь думал, что Имран, стоит ей прозреть, увидит его лицо и… и что? Вряд ли Инсолье рассчитывал на радостные объятия.
И все равно упрямо волок меня в сторону чуда прозрения.
Ну и о чем тогда твердит мне без конца этот заместитель командира алых братьев?! Лишь здравый смысл и понимание, что паладин мне не поверит, списав еще на какое проклятие, останавливали от того, чтобы наорать на человека и заставить его замолчать.
Но потом я выдохнула. По одной-единственной причине. Нить. Нить на моей руке, невидимая для других, тонкая фиолетовая ниточка слабо натянулась и несколько раз дернулась. А это значит… это значит, что Паоло не просто так оговорился, пообещав некромантской сволочи все муки ада на земле. Значит, он специально скрывает от меня — Инсолье жив! Пока жив…
Бешеная надежда оплела сердце колючими побегами, впиваясь сразу всеми шипами, отравляя ядом страха — еще жив, а что будет через минуту? Через час, через день?! Мне надо его найти. Мне надо выбраться отсюда и найти его. Мне надо…
— Я понимаю, ты все забыла, он постарался. — Усталый голос Паоло лез в уши. — Или даже не он, допускаю. Просто это был очень сильный удар, сначала его подлая магия, а потом Филипп сошел с ума и вытворил с тобой… Поверь, он очень быстро опомнился, кажется, еще до моего возвращения. И раскаялся сразу же! Имран…
Я вздрогнула, потому что почувствовала, как мужчина вдруг опустился на колени рядом с креслом, в которое меня сам и усадил.
— Имран, прости… я не успел, меня не было в тот день в ордене, я… Прости… — И он уткнулся головой мне в колени.
А потом этот человек, который воспринимался остатками моих нитей как огромная скала, зарыдал. Беззвучно. Поняла я это только по горячим каплям, падающим на тыльную сторону моей ладони, к которой он прижался лбом.
— Кто мы друг другу? — все же спросила я, чувствуя, как во мне поднимается еще один ураган сумбурных эмоций. Потому что друзья в моем понимании так себя не ведут. Неужели тайный поклонник? А как же тогда тот жених?
— Я твой друг, сестренка. Я — твой брат. Я… люблю тебя! — это вырвалось как-то очень… не по-братски. Но мужчина тут же поправился: — Как сестру, конечно. Поверь! Мы очень давно вместе, ты всегда была для нас всех родной! Прости, прости, что мы позволили этой скотине тебе навредить! Никогда себе не прощу…
— Я прощаю. Перестань, пожалуйста, — главное, сказала вполне от души. Я его прощаю за то, что не успел спасти мою предшественницу, и за то, что ее смерть выдернула меня из моего мира неизвестно куда, но опять во тьму. — Я устала. И хочу есть.
Пусть займется чем-то, не знаю, более приземленным. Мне неприятны его страдания. Особенно такие вот настоящие, искренние.
— И еще мне… душно. Я могу выйти на воздух? Пойти в библиотеку?
— Конечно! Ты вспомнила библиотеку? Имран, ты никогда не изменишься. — В его голосе была грусть и нежность.
Я вздохнула и не стала уточнять, что про орденскую библиотеку узнала от Инсолье, который все время ругался на неподходящие книги, которые там хранятся, и грозил сжечь все до основания.
— Только, — внезапно осознал Паоло, — как же ты теперь будешь читать? О Пресветлый, ты ведь так любила читать!
— Пока я просто хочу посидеть там, где тихо и спокойно. Там, где раньше я проводила много времени, и мне там, по твоим словам, нравилось. Может, что-то вспомню.
— А я… точно! Я почитаю тебе вслух писания святых! Всегда, когда тебя одолевали темные мысли, ты перечитывала именно их. А вечером к тебе зайдет пастырь. На душе сразу станет легче!
Интересно, что в словах «тихо и спокойно» можно прочесть с точностью до наоборот? Но этот умудрился.
К моему удивлению, уходить Паоло не стал. Он лишь выглянул за дверь и что-то гаркнул в коридор. Так, значит, рядом с моей комнатой охрана? И кого от кого охраняют? Меня от церкви или церковь от меня? Не доверяют? Или… или есть тот, кто может меня украсть?
На последней мысли сердце забилось чаще и в уголках губ невольно спряталась едва заметная улыбка.
— Ох, сестренка, — раздалось сбоку, заставив вздрогнуть от неожиданности. И как такой огромный мужчина может так тихо передвигаться? Я слишком устала, чтобы все время сканировать пространство эхолокацией, нити и вовсе висят обрывками, а тут еще этот. — Ты явно начинаешь вспоминать. И это озаряет мою душу счастьем. Слава Всевышнему. Пойдем, я провожу тебя. Двор перестраивают, здесь теперь много новых сооружений и людей. Тебе будет трудно найти дорогу.
«Особенно туда, где никогда не была», — мысленно закончила я его монолог. И смирилась. Пусть ведет. Это все равно хоть какая-то информация.
