ту твою любимую балладу…
— Зачем?
— Потому что я ее на нее заговорил… Да не спрашивай, просто спой про незабудки.
Я достаю и протягиваю ему новый амулет. Он красивый, с хрусталем и речными затвердевшими каплями, сушеными цветами и листьями ивы.
— Хотите, я могу спеть? — Встревает бард.
— Скройся… Ларуз, только не отвлекайся, как будто здесь никого нет. Смотри в середину и пой так, как будто хочешь рассказать амулету эту историю.
Когда он затянул своим скрипучим голосом первый куплет, взгляд его стал совершенно мутным. А потом он перестал нас видеть и слышать, растворившись в себе.
***
— С ума сойти! Вы бы видели его глаза в тот миг! Они же были стеклянными, как у мертвого!
— А вот этого болтуна ты можешь заговорить?
— Сидел, смотрел в амулет, раскачивался…
— Жуть!
В таверне царил полный хаос. Мы сидели за дальним столом в углу, а вокруг собиралась любопытная толпа. Ларуз после обряда весь день выглядел так, как будто его снова по голове ударили. Я думал, что таверна вновь вернет его в реальность. Но когда мы туда пришли, нас обсуждали все сбежавшиеся местные. Бард первым делом поднял на уши деревню и побежал сочинять «героическую хвалебную песню» о том, как амулет сработал. Так что теперь мне хотелось забиться еще дальше в угол.
— Ты как? — ткнул я друга локтем.
— Странно. Я как будто здесь и в прошлом одновременно… память кусками возвращается. Может, завтра все станет понятнее? — Ларуз рассеянно сверлил взглядом большую кружку, но не прикасался к ней.
— Посмотрим…
— А сейчас будет песня про моего худощавого друга-мага, который, вопреки всем толстосумам, помогает простым людям! Сегодня он вернул память нашему древоделу!
— К Хаосу этого барда… — тихо шиплю я в углу стола.
***
Почему-то новость, которую люди передают из уст в уста, летит быстрее любых писем и официальных посланий. А уж новая заметная песня разлетается с сумасшедшей скоростью.
«Песни свободны, им никто не указ», — улыбается на мое ворчание друг. — Тебе ли, Тарпин, не знать, сколько в музыке заключено силы?»
Ларуз дал себе три дня на сборы — доделывал заказы, готовил провиант. Теперь он надеялся вернуться на запряженной повозке домой. К жене и дочери.
«Ты знаешь, она же все время пела эту песню вместо колыбельной. Малышка только под «Незабудки» и засыпала. Вот почему песня так вбилась, что забыть невозможно…» — сказал он мне, когда пришёл в себя после обретения воспоминаний.
Я радовался за друга, хотя скорое расставание расстраивало обоих. Да и что дальше делать, я не знал. Теперь привычные занятия и учеба казались скучными. В них не было места мечтам и экспериментам, приключениям и вызову… Я уже заранее тосковал по таверне, долгим разговорам и поиску решений.
А потом жизнь сама захлестнула петлей и повела другой дорогой.
Слухи и песня о чудесном амулете долетели до Мастера Эурта, моего учителя. Не последнюю роль в этом сыграла его любимица-ученица. А сложить все детали и разгадать правду было несложно — ведь сначала Ларуз приходил за помощью именно к нему. Мастер нашел в деревне самого Ларуза, амулет и вышел на меня. Другу ничего не грозило, ведь он не маг, а обычный заказчик. За глупость ответственным был я.
— Ты хотя бы понимаешь, что сделал не так? Хоть что-то понимает твоя пустая голова? Мы не сохраняем в ловцах «негатив», это темная магия!
— Мастер, в нем нет темной магии… только привязки к воспоминаниям, от которых почти ничего не осталось…
— Они исчезли, а негатив оттого, что его травмировали, остался! Негатив! — Эурт кричал так, что замок сотрясался.
— Я не использовал ничего темного и запрещенного! Там только природные материалы и…
— Варварство! Первобытный беспредел! Опустился до шаманизма, который сам себя изжил, — учитель резко прикусил язык.
— Значит, есть то, чего вы не рассказывали? Были амулетчики, которые собирали воспоминания, как я?
— Это тебя не касается, — отрезал он. — Ты не с теми силами связывается, мальчишка. Я не хочу, но придется созывать по тебе совет магов…
***
На совете присутствовало множество известных и влиятельных колдунов, среди которых были даже придворные. Так Мастер сказал. Я-то никого из них не знал и сидел со скучающим видом, хотя внутри все бурлило. Спорить и оправдываться было бесполезно — слова мне не дали. Одобрить идею помощи простым людям? И речи быть не может. Амулеты не из золота и драгоценностей, а из веточек и перышек? Первобытное варварство.
Большую часть слов и обвинений я не понял, кроме финального вердикта: меня изгоняют из учеников мага, лишают доступа к дорогим ценным материалам. Заодно я теряю дом, ремесло и весь привычный жизненный уклад. А я еще на скуку жаловался… А вот что делать теперь? Куда идти, чем заниматься?
— Я же говорил, упрямство до добра не доводит… Сложно было делать то, что тебе говорят?
— Сложно. — я стою у ворот, держа в руках скромный мешок с пожитками и глядя Мастеру в глаза. Совет давно отгремел в стенах особняка, а я до сих пор слышу эхо. — Простите, Мастер, но не мое это. Я не могу жить по указке, когда могу помочь кому-то сделать жизнь лучше…
— А самому себе? Стоило оно того, чтобы всю жизнь губить? Тебе самому кто поможет, сердобольный?
Я молча злюсь на него, себя, Совет. Он прав в том, что идти мне некуда.
— Не знаю, как ты будешь выкручиваться, но послушай совета. Не задерживайся нигде надолго — у тебя уже слишком много врагов. Не сражайся с властями и теми, кто сильнее тебя. Может, выживешь…
— Разве не Вы сами сдали меня своему совету магов? — злобно бросаю я.
— Если бы я этого не сделал, а правда всплыла бы другим способом, то тебя бы сразу казнили как темного мага.
Мастер Эурт злится в ответ и вдруг резко смягчается: Я тебя вырастил все-таки. И теперь спасаю, как могу.
Я сдуваюсь, злость улетучивается. Я ведь знал, что меня за непослушание не похвалят, когда решился сплести тот амулет.
— Мастер, я бы все равно не смог всю жизнь золотые одинаковые нити вплетать…
— Тарпин, я все знаю. Завел бы свою школу, устроился бы магом, стал бы уважаемым… Все, забудь, — учитель только раздосадовано рукой машет. — Не стать лошади ослом. Раз выбрал путь, учись своему шаманизму дальше сам, придумаешь новые правила.
Бывший Мастер резко разворачивается на каблуках, чтобы уйти не попрощавшись.
— Спасибо, — шепчу я. Идеально ровная, жесткая спина вздрагивает, но он уходит, не обернувшись.
***
— Тарпин, куда же ты пойдешь? Еще и