Земляника хоть и не утолила голод, но всё же помогла продержаться до сигнала о завершении работ. Уставшие, но довольные, мы стройными рядами возвращались к баракам, как вдруг необычное после привычных серых и черных цветов ярко-синее пятно привлекло моё внимание.
Одетая с иголочки немолодая аристократка стояла посреди центральной площади и сосредоточенно вглядывалась в вереницу заключенных. Рядом с ней переминался с ноги на ногу начальник лагеря и выглядел при этом столь почтительно, что сразу стало понятно: лагерь посетил кто-то очень и очень важный.
Вот только что такой женщине, явно самых голубых кровей, могло понадобиться в нашем богом забытом (и, на беду, имперцами вспомненном) краю?
Брат, тоже заметивший гостью, с любопытством замедляется, и я тут же спохватываюсь.
- Не смотри, Бруно, опусти голову, - шепчу, сама повторяя те же действия, - не привлекай внимания, кем бы она ни была.
Брат послушно утыкается взглядом в землю, но зычный голос начальства не дает прошмыгнуть к своему бараку.
- Всем женщинам от пятнадцать до сорока построиться!
В груди похолодело, а руку сжали пальцы Бруно.
- Гретэль, почему…
- Иди в дом, Бруно, - шепчу будто не своим голосом, - иди. Я вернусь как только смогу.
Отправив после недолгого спора постоянно оглядывающегося брата вперед, быстро добегаю до указанной линии построения.
- Почему так мало? – недовольно прищуривается мадам, как только тридцать девушек предстают перед ее взглядом.
- Все, что есть, - виновато разводит руками командир, - молодых женщин редко отправляют на подобный труд, всё больше в прислужницы…
- А если и отправляют, то самых неказистых? – хмыкает аристократка, и в ее голосе неожиданно слышится отчуждение.
Командир не отвечает, лишь показательно отводит глаза. А мадам вдруг плавно шагает вперед, вставая к нам почти вплотную, и начинает цепко вглядываться в наши лица. Одна… вторая… третья…
Быстро размазав грязь по щекам, в который раз опускаю голову, стараясь встать так, чтобы короткие волосы закрыли большую часть лица. Но цепкие пальцы вдруг обхватывают подбородок, заставляя приподнять его, и ясные темно-синие глаза требовательно впиваются в мои.
Не дышу.
Чужой взгляд медленно скользит от моих скул к подбородку, от бровей к губам и наконец снова возвращается к глазам.
- Эту, - звучит приговор, - умойте ее хоть немного и посадите в карету к другим девушкам.
- Мадам, но… - тут же стушевался начальник лагеря, - …нам бы не хотелось проблем…
- Они у вас будут, если вы не исполните мой приказ, - надменная леди блеснула глазами в сторону мужчины, и тот покорно склонился, больше не пытаясь спорить. – Ваша пленница либо вернется утром, либо мой поверенный привезет любую сумму, какую вы скажете. У вас есть пятнадцать минут. Остальные здесь присутствующие дамы меня не интересуют, - женщина развернулась и более ни на кого не глядя, величественным шагом направилась в сторону выхода из лагеря.
- Вперед, - равнодушно толкает меня солдат, подошедший по зову начальника.
Ни жива, ни мертва, я с трудом переставляю ватные ноги, стараясь сосредоточиться только на том, чтобы слезы, скопившиеся в уголках глаз не потекли по грязным щекам, и Бруно, который вот-вот меня увидит, не понял, что я плачу.
Нет, нельзя, я должна быть сильной до конца. Плевать, что меня ждет, главное, вернуться к брату и не напугать его перед долгими часами разлуки.
- Не туда, - вдруг сбивает меня с шага солдат, потянув левее, - к этому дому ближе, - кивает на соседний с нашим барак.
- Но мне нужно к своей умывальне и кровати, - спорю, чувствуя, как страх и апатия сменяются жгучей яростью, - здесь всего на пару сотен метров дальше, пожалуйста, - голос дрожит от едва сдерживаемых эмоций, а интонация весьма далека от покорной мольбы, отзывающейся в пленителях лучше всего. Может быть, именно поэтому ничего не выходит.
- Нет, - звучит безразлично-строгое.
- Пожалуйста, дайте попрощаться с братом, - шепчу.
- Я сказал пошла! – солдат пихает сильнее, и я не выдерживаю.
Резким рывком вырываю свой локоть из цепких пальцев и со всей силы бросаюсь к своему бараку, подгоняемая каким-то усталым отчаянием от понимания, что всё, это наконец случилось. Растерявшийся солдат реагирует не сразу и дает мне фору, за время которой я отдаляюсь достаточно, чтобы успеть добежать до входа, пролететь первый этаж, забраться по лестнице, задыхаясь от резкого бега на вечно голодный желудок, и проскочить к кровати Бруно, который тут же поднялся мне навстречу.
И всё понял.
Его плечи разом опустились, и без того бледное лицо осунулось, резко обозначив скулы и синяки под глазами, губы дернулись, но тут же сжались, и он твердо посмотрел мне в глаза.
- Гретэль, я справлюсь, - говорит мой маленький мужчина, и я не выдерживаю, всхлипываю.
- Я вернусь уже утром, вот увидишь, - обнимая его, шепчу, - а даже если и нет, я все равно приду за тобой, слышишь? Всегда приду, где бы ты ни был.
- Я верю, - шепчет Бруно сдавлено, борясь со слезами так же, как и я недавно, а затем через силу отстраняется и улыбается знакомой вымученной улыбкой, так часто появляющейся на моих губах. – И обязательно дождусь. Вот, возьми, - он вдруг достает из рукава сорванную вчера веточку ландыша, на удивление почти не потерявшую свой цветущий вид, - пусть теперь она помогает тебе.
Сглатываю, принимая подарок, и понимаю, как много должна ему сказать и про осторожность, и про разумное питание тем, что не всегда можно назвать едой, и про правильное поведение с тюремщиками, но ворвавшийся следом за мной солдат отрывает меня от брата и практически тащит в умывальную.
- Быстрее! – рвано приказывает. – Иначе сам умою.
Благодарная за то, что он не стал наказывать, незаметно сунув веточку цветка в рукав, быстро смываю под тонкой струйкой вонючей воды всё, что можно смыть, намерено оставляя разводы в районе глаз, губ, ушей, портя, тем самым, восприятие своей внешности еще сильнее. А затем на секунду позволяю себе застыть, выдохнуть, на миг встретить свой взгляд и понять, что эта девочка из зеркала точно справится. Не важно с чем, справится.
И выхожу из комнаты.
- Последите за ним, пожалуйста, - обращаюсь к нашему ближайшему соседу, худому старику, с которым мы успели немного подружиться, и тот сочувственно кивает.
А Бруно ко мне больше не подошел. Сидел на кровати и смотрел на меня, сжавшись в комок и улыбаясь всё той же улыбкой.
- Я люблю тебя. Я вернусь за тобой. – Прошептала одними губами и вышла из комнаты, не оглядываясь.
Обнимать его снова, чтобы потом отпустить, было бы выше моих сил.
Глава 3
Из лагеря меня выводил всё тот же солдат, нещадно поторапливая. Быстро преодолев первые бараки, мы почти бегом выскочили за ворота, где стоял целый ряд вместительных черных повозок с изящными вензелями на дверцах. Один из лакеев услужливо показал солдату на карету, в которой мне предстояло ехать, и тот, снова схватив за локоть, лично впихнул меня туда.
В карете было тесно, это я поняла сразу, как только одновременно наступила на две ноги двух разных хозяек, а затем, пытаясь сохранить равновесие, заехала локтями по лицу еще троим.
- Осторожнее! – шипят на родном диалекте сразу с нескольких сторон, и тут же две руки хватают меня за шиворот и усаживают куда-то между двумя телами, которые в полной темноте разглядеть я не могу чисто физически.
Стоило мне только нормально усесться, как повозка тронулась, сразу набрав довольно приличную скорость.
- Я – Гретэль, - нарушаю воцарившееся молчание.
- Аника, - говорит кто-то напротив, - и предвосхищая твои вопросы: нет, мы не знаем, куда нас везут, и да, мы такие же пленницы как и ты.
После такого приема говорить больше не хотелось, но мысли о Бруно накатывали волнами жгучей боли, и чтобы отвлечься, я всё же постаралась поддержать разговор. Но все молчали, готовые разговаривать лишь о том, что нас ждет, но об этом в свою очередь не хотела говорить я. Зачем заранее переживать возможные невзгоды, если можно пережить их только один раз, в реальности?
