Разговор завял сам собой.
Ехали мы по меркам недавнего пешего путешествия недолго, всего часа два или три. Но по приезде сразу выходить нам запретили, повелев оставаться внутри до тех пор, пока не позовут.
Не звали нас даже дольше, чем длилась поездка, но в конце концов очередной солдат открыл дверцу кареты и кивком головы указал на выход.
Быстро выходим стройной вереницей из человек десяти и, ежась от ночного холода, заходим в едва различимый в темноте особняк. Там нас тут же встречают и провожают в большой зал, где стоят уже знакомая мадам и еще один значительно менее лощеный толстенький мужчина, оглядевший нашу процессию с усталостью, но без негативных эмоций.
- Не то, всё не то, Анабель, - бурчит, вытирая платочком пот со лба, - гиблое дело искать среди пленниц. Если и найдем, то давно потухших.
- Ищи, - мадам строго приказывает, - ищи, пока не найдешь.
Мужчина вздыхает и осматривает нас чуть внимательнее.
В душе загорается надежда. Похоже, ничего страшного с нами не сделают, а шансов на то, что меня кто-то «найдет» практически нет, раз поиски длятся так долго.
- А что это там у вас, девушка? – вдруг спрашивает толстячок.
В испуге поднимаю глаза и понимаю, что обращался он точно ко мне.
- Где? – сглатываю.
- В рукаве, - мужчина вдруг стремительно засеменил в мою сторону, - что у вас в рукаве?
Дрожащими пальцами вытаскиваю из рукава веточку ландыша.
Мужчина осторожно выхватывает ее из моих рук и внимательно оглядывает. По мере осмотра, его глаза недоверчиво расширяются, а на щеках появляется горячительный румянец.
- Анабель, - голос его глух от неопределимых эмоций, - возможно, это оно.
Бросаю на леди полный паники взгляд, но та не реагирует, лишь осматривает меня чуть более внимательно, чем раньше.
- Отведите ее в мой кабинет, - наконец произносит куда-то в сторону, - я хочу с ней поговорить.
Неприметный парень в форме лакея и с внешностью военного подходит ко мне, но на удивление не хватает грубо, как привыкли делать наши пленители, а осторожно подхватывает под руку и, чисто формально указав свободной рукой направление, ведет меня в коридор.
Не спорю, стараясь показать себя, как пленница, с лучшей стороны, а сама незаметно оглядываюсь, пытаясь найти хоть какие-то пути к побегу.
Окно, окно, множество дверей…
- Не советую, - вдруг говорит мой сопровождающий, - всё равно поймаем.
Ну, это мы еще посмотрим.
Кабинетом оказался заполненный стеллажами и столами зал, способный вместить в себя целое управление, а не только одну сухощавую мадам. В этом изысканном, вылизанном до блеска помещении я чувствую себя неожиданно робко, словно ребенок, случайно заглянувший на запретную территорию взрослых. Очень остро вдруг вспомнились и пыльные, слипшиеся в колтун короткие волосы, и грязные разводы на лице, и порванная, пропитавшаяся грязью одежда, которая этой обстановке не подходила даже во время покупки, что уж о сейчас говорить.
Указав на ближайший стул, «лакей» тенью проскальзывает к стене, а я неловко усаживаюсь на самый краешек сиденья, краснея от одной мысли, что этот, словно только что сошедший с каталога, предмет мебели наверняка сохранит на себе отпечаток грязи от моей одежды.
- Как тебя зовут? – мадам входит в кабинет почти сразу после нас, и под ее острым взглядом чувство неловкости достигает апогея.
Даже не думала, что такая ерунда, как несоответствие обстановке, еще может меня смутить.
Но смущает. И я, как и в детстве, ничего не могу с этим поделать.
- Гретэль, - отвечаю тихо, и тут же подавляю вспышку раздражения. Мне бы хотелось, чтобы мой голос звучал уверенно и сильно, но строгая мадам, так напоминающая школьных педагогов, и богатая обстановка, в которой мне никогда раньше не доводилось бывать, пугают даже больше жестоких солдат, к которым я давно привыкла.
- Значит, Гретэль, - мадам, усевшаяся напротив, вдруг поощрительно улыбнулась, еще сильнее напомнив школьную учительницу, - немного необычное имя.
- Вполне обычное в наших краях, - пожимаю плечами.
В комнату, стараясь ступать незаметно, заходит тот самый толстенький мужчина и застывает у входа.
- Хочешь чаю, Гретэль? – задают мне самый необычный вопрос за последний год.
- Нет, спасибо, - тут же отказываюсь, не желая демонстрировать полное отсутствие светских манер. Почему-то сейчас это казалось стыдным, как бы глупо ни звучало.
- А зря, у меня есть замечательные пирожные, - мадам снова улыбнулась.
Сердце замирает.
Еда?
- Тогда я бы не отказалась, - говорю, позабыв про всякий стыд и неловкость, и передо мной тут же оказывается кружка горячего чаю и два изумительных на вид пирожных, которыми я так залюбовалась, что даже не обратила внимание на то, что появились они словно из ниоткуда.
Дрожащими пальцами беру в руку ложечку и неуклюже отщипываю маленький кусочек. Вкусовые рецепторы взрываются от давно позабытых ощущений, и я невольно прикрываю глаза, стараясь сдержать стон удовольствия.
- Вкусно? – спрашивает мадам, не переставая пристально меня изучать.
- Да, только очень сладко, - позабывшись искренне отвечаю.
- Ты просто отвыкла от сладкого, - участливо кивает леди, давая мне время доесть.
Сметаю предложенное в мгновение ока и, чуть расслабившись, усаживаюсь на стуле поудобнее, чувствуя легкую тошноту и головокружение от резко поднявшегося в крови сахара.
- Скажи, девочка, ты чистокровная жительница этих земель? – не выдержав, спрашивает от дверей мужчина.
Жительница я, конечно, чистокровная, но отнюдь не глупая.
- Вроде бы да, - киваю неуверенно, - родилась я точно здесь, но мама с папой приехали из Западного королевства. Но это же всё равно считается, что я чистокровная, да? – наивно хлопаю глазками. На самом деле, и мои родители, и бабушки с дедушками и вообще все поколения на много веков назад жили исключительно на этой земле, но говорить об этом я точно не собиралась.
- Но черты твоего лица явно выдают в тебе прирожденную жительницу этого края, - замечает мадам.
- Значит, я все-таки чистокровная, - счастливо и глупо улыбаюсь, изо всех сил пытаясь подать им мысль, что это случайность. Не знаю, зачем я им нужна, и что меня ждет в случае «одобрения», но Бруно взять с собой я не смогу точно, поэтому делаю всё, чтобы не пройти это своеобразное собеседование с неясными требованиями.
- Ты любишь растения, Гретэль? – мадам откидывается на спинку стула.
- Конечно, мы возделываем их денно и нощно, - киваю с всё той же глупой улыбкой, - правда, я не очень умею с ними обращаться, - делаю вид, что сожалею, - но буду учиться, обещаю!
- Не умеешь с ними обращаться? – хмыкает мужчина. – Тогда что это? – он достает веточку ландыша.
Опускаю голову, изображая скорбь.
- Цветок, - отвечаю грустно.
- И откуда же у тебя этот цветок? – задает мадам совершенно правильный вопрос.
- Я… - намеренно вспомнив Бруно, выдавливаю из себя слезы, - я… не хотела бы… простите. - Выдерживаю драматическую паузу. – Этот стебель подарила мне моя напарница во время нашего перехода из одного лагеря в другой. Она сорвала его, чтобы мне не было грустно, а через несколько часов упала без сил.
Опустив голову, очень показательно грущу.
- Ты, наверное, пыталась ей помочь? – сочувственно спрашивает мужчина.
Запинаюсь, судорожно пытаясь проанализировать, какой именно ответ в этом случае будет неправильным. Вспоминаю все обрывки, что удалось услышать: любовь к растениям, чистокровность, что-то, что должно было «потухнуть» в пленницах… интуитивно неправильный ответ скорее таков:
- Я, конечно же, хотела бы, - делаю вид, что юлю, - но вы же понимаете, как тяжело было идти… Если бы я попыталась, то просто упала бы рядом, и мы пропали бы обе…
Воцаряется гнетущее молчание, во время которого все пристально смотрят на меня.
- Что скажешь, Ян? – обращается мадам к кому-то.
- Умная. Ни слова правды. – Хмыкает тот самый «лакей», что вел меня сюда.
