грома.
Хэйден свирепо смотрит на меня, хватает с пола брошенную меховую накидку и движется вперед, чтобы прикрыть самку. Он забирает ее из рук Кайры и Аехако и осторожно опускает на землю.
Ее глаза распахиваются — бледно-белые со стеклянно-зеленой серединкой. Ее странные глаза моргают, и я делаю шаг назад. Я не хочу ее пугать.
Глава 2
ЛЕЙЛА
Моя первая мысль наяву? Как холодно. Так чертовски холодно. Как мороз по моим венам. Как будто меня бросили в морозилку в одной мокрой ночной рубашке. Ни трусиков, ни туфель, ничего. Только моя ночная рубашка, которая прилипает к моей покалывающей, дрожащей коже.
Тогда я удивляюсь, почему я почти голая, мокрая и отмораживаю свою задницу. Что происходит? Почему я здесь, а не дома, в квартире, которую делю со своей сестрой Мэдди?
Голова кружится, я смутно осознаю, что кто-то помогает мне сесть. Моим глазам трудно сфокусироваться, а во рту такое ощущение, будто я пожевала грязный носок. Я несколько раз моргаю, даже когда что-то мягкое и пушистое обволакивает меня, и худший из пробирающих до костей холодов немного ослабевает. Здесь так тихо, что это нервирует. Все ждут, что я что-нибудь скажу? Например, почему я здесь? Где бы здесь ни было?
Что-то голубое появляется и исчезает из моего затуманенного зрения. Все постепенно проясняется; везде, где я нахожусь, темно, и в воздухе чувствуется слабый запах дыма. Был пожар? Я тру лоб, и все болит. Как будто у меня какая-то лихорадка. Может быть, именно поэтому мне так холодно. Я пытаюсь вспомнить, что я делала перед тем, как лечь спать, но смутные воспоминания о телевизоре и работе за компьютером всплывают в моей голове, совершенно незапоминающиеся. Синяя штука снова движется, и мой взгляд кристаллизуется и фокусируется на ней.
Синяя штука — это… лицо.
Лицо дьявола — огромное, рогатое, брови изрезаны костяными гребнями. Его лицо жесткое и хмурое, нос и скулы выступают вперед. Дьявол держит меня, его лицо в нескольких дюймах от моего.
Я кричу, вырываясь. По крайней мере, я пытаюсь. Я освободилась из его объятий, и мой рот открыт, но я ничего не слышу.
Вот тогда я понимаю, что ничего не слышу. Вообще. И новый страх каскадом пронизывает меня.
Дьявол отпускает меня, и я отскакиваю назад. Мои ноги путаются в пушистой штуковине — накидке? Шкуре? — А потом моя спина врезается во что-то металлическое. Я больше не могу. Я просто кричу и пялюсь. В этом темном месте есть и другие фигуры, а вдалеке пляшет огонь. Мой полный ужаса взгляд перебегает с дьявола, сидящего рядом со мной, на другого, и еще на одного. Боже, сколько их там?
Я в аду?
Неужели я умерла и теперь нахожусь в аду?
Мои пальцы поднимаются к ушам, и я провожу пальцами по раковине, ища знакомую трубку, которая должна быть там. Десять лет назад мне поставили кохлеарный имплантат. Десять лет назад я прошла путь от полной глухоты до способности слышать — одна из величайших радостей в моей жизни. Но когда я прикасаюсь к своим ушам, я ничего не чувствую — ни трубки, ни проводов. Я протягиваю руку дальше, к кругу на голове, где имплантат входит в мой череп, — и там нет ничего, кроме гладкой рубцовой ткани и лысины размером с пенни (прим. Кохлеарный имплант — это электронный прибор, с помощью которого глухие люди могут слышать окружающие звуки и речь. Он состоит из внутренней и внешней части. Внутреннюю часть хирург вживляет в ухо глухого пациента. Внешняя часть с процессором располагается на ухе и/или голове пациента. Она улавливает звуки, речь и передает их через кожу головы во внутреннюю часть).
Я хнычу. Я снова не слышу.
И это повергает меня в еще большую панику.
Где Мэдди? Где моя сестра? Я крепко зажмуриваюсь, мой мир становится черным и безмолвным, когда я прикасаюсь к своим ушам без имплантата и пытаюсь понять, что происходит. Мой разум кружится и обезумевает, и я на грани учащенного дыхания. Мне нужна Мэдди.
Она нужна мне.
С тех пор, как я была маленькой, Мэдди была рядом со мной. Она была той рукой, которая направляла меня, когда мы ходили в школу, потому что я не слышала шума уличного движения. Она была моим переводчиком, когда мы встречали людей, которые не понимали ASL — американский язык жестов. После того, как я получила свой имплантат, она отошла на второй план, но мы по-прежнему лучшие подруги, сестры и ближе друг к другу, чем кто-либо другой в мире. Я полагаюсь на нее во всем.
Я потеряна без нее.
Горячие слезы текут по моим щекам, и я рыдаю в темноту. Здесь так тихо. Я чувствую себя в ловушке и не могу перестать дрожать. Я дрожу от холода и страха. Я не знаю, что происходит, и я не знаю, что делать. Никто не прикасается ко мне, за что я благодарна. Я кутаюсь в меховое одеяло и плачу.
Я хочу, чтобы все это ушло. Я хочу, чтобы ко мне вернулся слух.
Чьи-то руки касаются моей руки, я открываю глаза и отдергиваюсь, из моего горла снова вырывается тихий крик.
Там знакомое лицо, круглое, с такими же зелеными глазами, как у меня, и копной растрепанных светлых волос. Это Мэдди, ее полные губы сжаты в жесткую линию. Она касается моей щеки и что-то говорит, но в полумраке мне трудно разобрать, что именно. «Лейла? Ты в порядке?» — думаю, говорит она.
Нет. Я не в порядке. Я делаю жест ASL, означающий «не могу», а затем быстро постукиваю себя по уху.
Глаза Мэдди расширяются, и ее рука тянется к моему уху в поисках моего имплантата. Она понимает, что его нет, и затем подает мне знак. «Мы разберемся с этим».
Я чувствую прилив облегчения и киваю. Мэдди со мной, что бы еще ни случилось. Я кутаюсь в одеяло, чувствуя себя маленькой и одинокой двенадцатилетней девочкой, которой я когда-то была, а не двадцатидвухлетней взрослой женщиной, которой я являюсь. Я наблюдаю, как Мэдди вскакивает на ноги и противостоит ближайшему человеку. Я ничего из этого не слышу, но предполагаю, что Мэдди кричит. Ее тело напряглось от гнева, и она потрясает кулаком, когда говорит.
Я не сильная, не такая, как Мэдди. Мой первый инстинкт — не драться, а спрятаться. Я бы все отдала, чтобы иметь возможность спрятаться прямо сейчас, думаю я, наблюдая за своей сестрой.
Поскольку она ко мне спиной
