Совершенно невозможный поступок. Семьдесят лет, пока изучала магию, я чётко видела, чем зелья отличаются от заклинаний. Всем! Сила, заключенная в травах, не смешивалась с той, что колдуны доставали из своей сущности или черпали из мира. Они разные, как земля и воздух.
— Наивное дитя, — покачал головой маг. — Я наизусть знаю сотню рецептов. Две капли в воду — и вот она уже вибрирует в такт нашим с Монком словам. И заклинание отмены ты рукой смахивала. Вот так.
Мюррей показал, а я губу от стыда прикусила. Речь о магических потоках даже не шла. Он видел, что я делала и догадался. Обидный провал. Зря я радовалась, что замок показывает каждую комнату. Подставила нас с Мери.
— Простите, господин учитель.
— Так сколько ягод брусники?
Хмурые складки у него на лбу не разглаживались. Я уже клялась себе, что больше ни одной оплошности не допущу. Двадцать раз проверю прежде, чем колдовать, тридцать. Лишь бы сейчас меня наказали, а не выгнали. Полы во всём замке месяц мыть? Я согласна. Два месяца? Дайте ведро и тряпку. Святые предки, единственный шанс стать полноценным магом, а я чуть не потеряла его из-за любопытства. Нет мне прощения!
— Десять, — совсем тихо ответила учителю. — Нет, в этот раз пятнадцать. Брусника мелкая была.
— Голубику к ней добавляй. Две крупные ягоды. Тогда заклинание отмены не понадобится. Зелье само растворится в воде через полчаса. Полезно, когда приходится оставлять чашу на месте преступления. Подслушивания. И уходить.
От удивления я примёрзла к полу. Стадию облегчения от несостоявшегося наказания проскочила сразу, радость почувствовать не успела, зато испугалась, что забуду про голубику. Две ягоды, две ягоды. Надо же, как ловко. Ни за что бы сама не догадалась.
— А когда их добавлять? До того, как зелье закипит или после?
— Можно даже в готовое и холодное. Но не порть сразу все свои запасы. Если место, где ты сидишь с чашей, надёжное, то лучше не отвлекаться на постоянное обновление зелья. Пусть работает до победного. Мери, не стой у меня за плечом, пожалуйста. Я урок не для одной Анабель читаю. Сядь на стул.
Соученица рухнула на него, как подкошенная. Если бы не пышная юбка, то было бы больно. Я перестала понимать причину её горя и полностью сосредоточилась на учёбе.
— Господин учитель, а можно перо и бумагу взять? Они в сумке остались. Я быстро сбегаю туда и обратно.
— В кабинете возьми, — разрешил маг. — Заодно принеси документы со стола. О них я тоже хочу рассказать.
Представить не могла, что первый урок выйдет настолько потрясающим. Нет, я знала, что Ролланд Мюррей — великий колдун, мама рассказывала. Но как он понимал магию, как интересно объяснял её тонкости — отдельная история. Даже Мери прониклась и к середине урока перестала быть букой.
— Не привыкайте к тому, что магии в замке много, — наставлял он. — Шар так работает. Отойдёте на несколько шагов от главных ворот, и то, что легко удавалось здесь, перестанет получаться. Учитесь как следует, тренируйтесь. Кроме того, никогда не ставьте прослушку в незнакомом месте. Там, где нет путей к бегству. Где не уверены, что через стену не подслушивают уже вас. За преступления колдунов судят раз в десять строже, чем простых людей.
Да, господин Монк удивлялся, я помнила.
— А подделать завещание — преступление? — подала голос Мередит. Впервые с момента, когда вернулась в комнату.
Учитель как будто обрадовался. Обернулся к ней, спрятал улыбку и заговорил теплее, чем обычно:
— Ещё бы. Но завещание настоящее. Его действительно написал Роланд Мюррей, а состарилось на триста лет оно с помощью магии.
— Заклинание усушки? — не вытерпела я.
— Нет, временной сдвиг. В замке несколько десятилетий было сыро. Пергамент, наоборот, размок.
Мамочки, неужели настоящий «временной сдвиг». Это же высшая магия!
«А вы меня научите?» — рвалось с губ, хоть рот затыкай. Куда делось моё воспитание, старательно привитое матушкой? На стуле ёрзала так, что чуть не протёрла в нём дыру. И постоянно себя одергивала.
«Держи спину ровно, Бель. Вот здесь помолчи. Не лезь с вопросами. Учитель сам расскажет. Отомри и записывай. Быстрее!»
— А выписки из храмовых книг? — Мери по ложке подливала дёготь в бочку с мёдом. — Они тоже настоящие?
— Нет, фальшивка. Вместо печатей и подписей — морок. Если помните, я заставил приказчика выкинуть артефакт-обнаружитель магии. Иначе обман бы раскрылся.
— А в зале суда? — не унималась вторая ученица. — Вы же сами говорили господину Монку, что там артефакты тоже есть.
— Да, есть, — кивнул маг, — но если прочитать над пергаментом заклинание стазиса, то артефакт не почувствует магии.
— «Стазис» не ложится на «морок», — уточнила я. — Они несовместимы. «Морок» сразу улетучивается.
— Если капнуть на пергамент «закрепителем», то никуда не денется, — глаза учителя блеснули азартом. — Напомни рецепт зелья.
— Болотная вода, железная стружка, чёрная смола, — охотно загибала я пальцы и едва дышала от восторга. В книгах такого нет и никогда не будет. Вот что значит опыт, помноженный на талант и годы жизни. И всё это могло пропасть, умри Роланд Мюррей по-настоящему. Как же мне повезло. Какие же мы с Мери счастливые! — птичий помёт и горюн-трава. Много горюн-травы.
— Верно. Так что в суде подвоха с документами не заметят. А если господин Монк будет настолько упрям, что захочет проверить настоящие записи в учётных книгах, то его ждут два неприятных сюрприза. Первый. Здание суда, где якобы осудили Альберта Норфолка, сгорело два года назад. Вместе с архивом, да. И второй. Я специально указал местом рождения Генриха и Альберта деревню Выселки. Знаете, сколько их в королевстве? Пятнадцать. И знаете, где? На выселках. На самых дальних окраинах королевства. Замучается ездить. Полгода потратит. И то, если все другие дела бросит. Я успею выиграть суд, всё будет хорошо. Альберт Мюррей — колдун и точная копия деда. Ни один судья в здравом уме не вынесет решение в пользу Гринуэйя. Замок и земли снова станут моими.
Я верила в это всем сердцем, а Мери, кажется, сомневалась. Или просто до сих пор дула губы невесть на что.
— Так вот, — учитель сцепил пальцы в замок и посмотрел на нас обеих. — Приказ не показываться на глаза господину Монку остаётся в силе. Я до сих подозреваю, что бумаги его волнуют постольку поскольку. Он ищет шар. Сам или по заданию хозяина — не важно. Ищет. А мужчины его профессии верят, что женщины чрезвычайно болтливы. Увидев вас, юных и неопытных, он обязательно захочет вытянуть как можно больше. Не давайте ему шанса. Близко к нему не подходите. Мы договорились? Или так же, как с приказом сидеть в трапезном зале?
— Мы договорились, — поспешила ответить я. — Ещё раз простите нас, учитель. Больше такого не повторится.
— Хорошо, — ответил он и поджал губы. — Тогда свободны. Задание для тренировок — зелье-закрепитель, заклинания стазиса и морока. Даю два дня на то, чтобы спрятать от меня одну фальшивку среди девятнадцати настоящих документов. Если я её найду, месяц будете спать не в своей комнате, а в подвале. Наказание достаточно суровое или мне ещё подумать?
— Достаточно, — поспешила заверить его я, и Мери согласилась.
Мередит
Колдун ухаживал за мной набегами, как разбойники из Пустого приграничья разоряли деревни. Он не спрашивал, хочу ли я его внимания. Вопрос «да» или «нет» не стоял. Только «когда ты будешь готова сдаться?» А если никогда? Насколько хватит его терпения? Не превратится ли настойчивость в насилие?
Никто не мог ответить мне на этот вопрос. Карфакс молодел и с каждым днём становился сильнее. От простых заклинаний переходил к сложным. От тёмных и старомодных нарядов — к камзолам, как у господина Монка. Портной Гензель не сдерживал себя. Принёс образцы всех тканей, какие были, и набрал работы на год вперёд.
На робкий вопрос «простите, а что стало с вашим гардеробом» колдун ответил «поизносился за пятьдесят лет». Вот так просто и без подробностей, да. Гензель, конечно же, ничего не понял. История с Альбертом Мюрреем, осуждённым рубить камень в каменоломне, ещё не просочилась в город. Карфакс велел нам с Бель засечь время до появления слухов. Хотел проверить, насколько болтлив господин Монк. И, если повезёт, выяснить, откуда пойдёт сплетня.
