— Магия может закончиться? — спросила я. — Твои крылья растают, и мы упадем?
— Не сегодня! — он поднял клетку, чтобы я видела его счастливую улыбку. Он не выглядел так, словно поспал пару часов на земле и хвое под деревом.
Но я выглядела. Я поспешила расплести косу, расчесала волосы пальцами и заплела снова. Я сделала глоток из фляги, ополоснула рот и плеснула немного на лицо.
— Давай освободим твоего отца, Кошмарик. А потом мы с тобой отправимся пугать врагов и подавлять их дух!
— Я должна петь тебе перед сном каждую ночь, если это моя награда, — сухо сказала я.
— Да, Кошмарик, — он подмигнул. — Может, я заключу с тобой такую сделку в следующий раз. Это достойная награда.
— Ты не можешь этого позволить, — сказала я, но без яда в словах. Его радость этим утром была заразительной, и я невольно надеялась, что все получится.
Мы освободим моего отца, а потом… кто знал? Может, убедим Хуланну не быть жутким злом. Может, я смогу даже освободить тех детей. Может, мы совершим невозможное вместе и выживем. Может, мы сможем быть друзьями.
Все казалось возможным сегодня. Я ощущала, как биение сердца и дыхание успокоились, и мне стало лучше, пока мы летели между гор и мимо красивых водопадов и острых скал.
Не все в Фейвальде было ужасным. В местах, где никто не жил, было довольно красиво. Я так привыкла ко второму зрению, что почти ничего не знала. Я могла оставаться тут достаточно долго, чтобы исправить ошибки. Может, мне понравится общество Скувреля, если он останется в таком хорошем настроении.
Мы остановились у одного из водопадов, чтобы Скуврель попил, а я пополнила свой наперсток и помыла другой. Мы поели сухофрукты и орехи, и кровь заката уже была на горизонте, когда мы снова поднялись в небо. Смех Скувреля был ясным, как хрусталь, и его глаза сверкали в последних лучах солнца.
— Правда или Ложь? — спросил он.
— Мы снова играем в эту старую игру?
— Мы и не прекращали. Правда или Ложь? Мы можем быть друзьями.
— Правда, — сказала я. И я так думала.
От этого было тепло внутри, словно я могла нести в груди личный огонек.
Он все еще улыбался, пока летел к дымопаду под нами. Все еще улыбался, когда мы опустились на мох у кольца камней, где мы впервые вошли в мир. Все еще улыбался, когда я вытащила семя из сумки и бросила на землю.
Но когда дерево поднялось, и к нему все еще был прикован мой отец, никто из нас уже не улыбался.
Глава двадцать девятая
— Дураки! — Кавариэль выскочил из ствола еще растущего дерева. Его глаза радостно сияли, ведь он удивил нас, а потом потемнели от злобы.
Я охнула, потянулась к луку… будто он мог помочь мне в этот миг. Я вытащила его, пристегнула колчан. Я вытащила стрелу и вложила ее, готовая стрелять.
Кавариэль вытащил меч, сверкающий клинок с золотой гардой и рубинами. Он поднял его, сжимая расслаблено, но это беспокоило меня. Только великий мечник был бы так расслаблен, да?
Скуврель вытащил иглу из ножен рапиры. Он так и не поменял ее? Он взмахнул ею, рассекая воздух, будто он вытаскивал меч для спектакля, а не боя. Я бы фыркнула с презрением, но я видела, как он этим убил двоих фейри.
— Что такое, Кубки? — спросил он, приподняв с вопросом бровь.
Я услышала, как отец застонал, и что-то во мне похолодело. Кавариэль был тут, чтобы помешать его освободить. Я не могла этого допустить.
— Умная ловушка для умной добычи, — сказал Кавариэль. Он перебросил меч в другую руку, закружил его. Он был серьезен? Фейри думали, что такие слова грозным тоном и трюки напоказ могли вести к той части, где пронзал кого-то мечом.
— Я могу превзойти тебя, еще и так быстро, что смогу выпить чаю с дамой, — холодно сказал Скуврель, рассекая воздух иглой, словно проверяя равновесие. Я старалась не прыгать на носочках. Я не могла выйти из клетки, пока Скуврель не выпустит меня.
Но слова и драматическое поведение, похоже, были их оружием.
— Не думай, что я пришел только с мечом в моей руке, Валет. Я привел Равновесие, — сказал Кавариэль.
Над нами раздался треск, а потом двуликий и двукрылый Равновесие вышел из коры дерева и опустился, свиток и ручка были в руках. Скуврель застыл, я смотрела на его лицо, а он глядел то на одного прибывшего, то на другого.
— Лучше бы ты взял Убийцу рода, — сказал он, но звучал потрясенно.
— Остались лишь мгновения для ставок. Ты же сказал семь дней? — сказал Кавариэль. — И моя дорогая жена сделала ставку Равновесию.
— Выше моей ставки быть не может, — сказал Скуврель.
Кавариэль ухмыльнулся.
— Да? Эта смертная в клетке так важна для тебя? Тебе стоит поменять приоритеты. Кубки не хотят спорить с тобой, не сейчас. Ты можешь вернуться к своей роли во Дворах. У нас свои дела, свои сражения и свое отмщение.
Мой отец застонал за ними, и сердце сжалось. Это не могло происходить. Моя сестра украла меня. Как она могла сделать ставку и понять, что я украла у нее семя? Она была на два шага впереди меня. Снова.
Скуврель напрягся, конец его меча покачивался, словно он вот-вот мог вонзить его в Кавариэля.
— Я долго терпел тебя и твой двор, Лорд Кубков, — сказал он низким тоном. — Не думай, что я не помню, как ты поймал меня и думал покончить со мной в мире смертных, как с разведчиком для тебя и твоей леди. Ты не был моим другом, как и не был другом моего бывшего Двора. Между тобой и мной не будет мира, пока кровь течет в моих венах.
Он застыл, когда Равновесие шагнул вперед, подняв руку, чтобы его успокоить, еще сжимая в ней ручку.
— Тише, Валет, дело еще не решено. Пролитая кровь не изменит ставки. Леди Кубков дала шесть месяц жизни своего мужа на службе Равновесию в обмен на пленницу, — он виновато посмотрел на Скувреля. — Ты не уточнял, кто будет платить, Валет, только то, что самая высокая ставка победит. Тебя превзошли. Прими это с достоинством или иди против Закона игр.
Я не видела лица Скувреля. Я хотела увидеть его. Чем он думал? Он не продумал это? У него были планы для всего.
— Она просто поставила чью-то службу? — сказала я, голос становился выше от волнения. — Она так может? А если я поставлю службу своего мужа год? Это значит, я могу купить свою свободу?
— Ты делаешь эту ставку? — спросил Равновесие, приподняв бровь, готовый записывать. — У тебя осталось время, если хочешь.
— У тебя нет мужа, — возразил Кавариэль, когда Скуврель сказал:
— Нет.
Я рассмеялась с сарказмом.
— Да. Я ставлю службу своего мужа Равновесию на год. Вот. Это покупает мою свободу? У вас глупые игры.
Клетка дрожала, словно дрожала ладонь Скувреля. Это было землетрясение? Я сжала прутья. Но Равновесие и Кавариэль не двигались.
— Никаких ставок, Валет Дворов? — спросил холодно Равновесие.
Скуврель поднял клетку, чтобы я видела его лицо. Я застыла от ярости и отчаяния на его лице.
— Я планировал отдать жизнь за тебя, — прошептал он. Клетка дрожала от его гнева. — Откуда я мог знать, что ты предложишь это первой?
— Но… — мои слова оборвались, я смотрела на зрителей — Равновесие выглядел нахально, на лице Кавариэля был шок. Мой голос стал едва громче писка. — Но я не замужем. У меня нет мужа.
Равновесие рассмеялся.
— Никто не сказал тебе, смертная, что фейри не делают предложения брака. Мы заманиваем обманом. Ты не знаешь, что замужем. Ставки закрыты. Победила ставка смертной. Все присутствующие связаны моим решением с угрозой боли Смерти от Шелка.
Кавариэль начал говорить, но его слова тут же прервались. Его ладонь была приподнята. Он и Равновесие застыли, как и ветер, деревья и все.
Скуврель полез в карман. Его лицо было мрачным, когда он вытащил золотой ключ и сунул его мне, опустил клетку на землю, чтобы я видела только его черные сапоги из перьев.
— Вот. Это ты купила. У тебя есть только минуты, чтобы забрать отца и убежать. Я могу дать тебе только это время. Скорее.
