Айна молчала. Она ведь поклялась ни словом, ни жестом никому не выдать тайну Лиана. Но от слов старой монахини ей хотелось выть волчицей.
– Когда он окрепнет, – сказала Лаэта, – я дам вам денег и провожатого. Вы должны добраться до Золотой и найти кого-то, кто обуздает эту силу. Наш брат не сумел завершить начатое, значит мой долг – закончить его дело.
Айна не смела поверить.
Им помогут? И не придется пешком идти в Золотую Гавань? Бояться каждого встречного, мучительно искать еду и кров?
– Спасибо, – прошептала она, опускаясь на колени перед старухой. – Спасибо вам...
Руки Лаэты оказались неожиданно сильными, когда та решительно подхватила Айну под локти и поставила перед собой.
– Не благодари меня, девочка. Я лишь выполняю свой долг. А вот тебе придется многое еще пережить с твоим... братом. Тебе придется стать очень сильной, чтобы уберечь его. Сам он себя не убережет... И всякий, кто окажется рядом с ним, будет в опасности. Помни это, – монахиня помолчала немного и добавила: – Мне бы стоило самой поехать с вами в Золотую гавань и удостовериться, что это огненное дитя в надежных руках, но я не имею права покидать монастырь.
6
Лиан пришел в себя к вечеру.
Айна сидела у его постели и штопала дыру на плаще, когда он шевельнулся и, глубоко вдохнув, открыл глаза.
Она быстро отставила миску в сторону и улыбнулась.
– Ли...
– Айна... – он смотрел на нее так неотрывно, что казалось, хотел разглядеть до самой глубины. Или сказать что-то очень важное. Но так и не сказал. Вместо этого протянул руки и крепко обнял, уткнувшись головой ей в плечо. А потом прошептал тихо: – Помоги мне встать. В уборную хочу – не могу... И есть.
Пока они шли по каменным коридорам в сторону отхожего места, Айна старалась не думать о том, что именно заставило ее названного брата так исхудать меньше, чем за сутки. Лиан ступал медленно, неуверенно, как старик или младенец. Несколько раз он спотыкался и упал бы, не держи она его под руки.
– Прости, – его голос тоже стал слишком тихим, больше напоминая шелест травы. – Я недолго таким буду. Это скоро пройдет. Правда.
Только когда Лиан скрылся за дверцей нужника, Айна позволила себе сморщиться от жалости. А вот монахини-кухарки не поскупились на сокрушенные охи и ахи, зато выставили перед «худым, как травиночка» гостем целую череду мисок с разносолами и умиляясь смотрели, как тот стремительно их опустошает. Вопросов задавать они не пытались, так же, как не спрашивали ни о чем и саму Айну, хотя и видно было по глазам, что любопытство велико. Видать, устав монастыря не дозволял. Или мать-настоятельница. В любом случае Айна была рада, что ей никому ничего не нужно объяснять.
Лиан тоже молчал, пока они снова не оказались вдвоем в маленькой келье. Кто-то из обитательниц монастыря позаботился принести в комнату толстый соломенный тюфяк для Айны, и та с облегчением вытянулась на нем. Лиан забрался к себе под одеяло и только тогда задал вопрос, который, похоже мучал его с самого момента пробуждения:
– Надолго мы здесь?
Глаза у Айны уже совсем закрывались, тюфяк казался мягче облака, и говорить совсем не хотелось.
– Не знаю... Пока ты не окрепнешь. Пока мать Лаэта не найдет нам провожатого до Золотой. Она тут главная...
– Провожатого? – в голосе Лиана отчетливо послышалась тревога. – Но почему? Она что, такая добрая?
У Айны не было желания врать, и она ответила честно:
– Мать Лаэта узнала, что разбойники погибли. И догадалась... почему.
– Нет! – страх Лиана был таким ощутимым, что Айна поежилась. – Но... но... Тогда нам нужно уходить! Немедленно!
Он спрыгнул с лежанки, но пошатнулся и едва не смахнул рукой свечу, стоявшую рядом с изголовьем на маленьком сундуке.
– Успокойся ты, бога ради, – устало ответила Айна. – Никто здесь не желает нам зла. Никто, кроме этой старухи, наверное, и не знает правду о тебе. Она просто поможет нам найти кого-то, кто научит тебя... быть осторожней.
– Мне не нужна такая помощь! Мне не нужны никакие учителя! Где мой плащ? Мы должны уйти прямо сейчас!
– Лиан, успокойся! – Айна вдруг рассердилась и поняла, что хочет только одного – тишины и покоя. – Мы никуда не пойдем. Ни ты, ни я! Сейчас ты ляжешь в свою постель и будешь спать! И я буду спать, потому что прошлой ночью я не спала вовсе! И не надо видеть врагов там, где их нет! Ты же умеешь смотреть глубже, чем просто глазами... Вот и посмотришь на мать Лаэту! Завтра. А теперь ложись и постарайся тоже уснуть. Тебе нужно побыстрее набраться сил, чтобы мы могли ехать дальше.
С этими словами она решительно задула свечу, набросила на голову теплое шерстяное одеяло и уже почти провалилась в сон, когда услышала тихий голос.
– Айна... Мне правда не нужны никакие учителя. Я уже выбрал себе путь, ты же знаешь. Когда мы доберемся до золотой, я пойду к Красной Башне и стану учеником лекаря. И тогда я смогу делать... что-то хорошее! Понимаешь? И никто не догадается, что я... что я...
– Что ты – колдун, – устало закончила за него Айна. – Даже если никто не догадается, ты никуда это не денешь, Лиан. Это твоя суть, твоя природа. Ты родился и умрешь таким. И научиться владеть собой тебе гораздо важнее, чем лечить других. Пойми это, пожалуйста...
Не спать было уже почти невозможно, и последние слова Айна произнесла еле слышно.
– Мне холодно... – донесся до нее жалобный шепот. – Можно я сегодня посплю рядом с тобой?
– Конечно... – пробормотала она, не открывая глаз и улыбнулась, ощутив ногами холодные босые пятки. Лиан свернулся у нее под боком, точно ягненок, и его тихое дыхание стало последним, что она слышала в этот день.
7
Они покинули монастырь спустя пять дней. За это время Лиан, как и обещал, в полной мере оправился и уже ничем не напоминал человека, стоящего на грани смерти. Сытная еда и крепкий сон в безопасном тепле стали для него лучшим лекарством. Для обитательниц святой обители его стремительное выздоровление выглядело как чудо, и только мать Лаэта не разделяла их восторга. Она настаивала на том, чтобы Айна с братом задержались подольше. Лиан же и слышать об этом ничего не хотел – он рвался за стены монастыря как дикий лесной кот, по ошибке попавший в людское жилье.
На третий день после того, как он пришел в себя, в монастыре появился их провожатый. Айна увидела этого человека, когда тот спешивался во дворе у башни, ласково похлопывая своего коня по холеной спине. Она сразу поняла, кто это и зачем прибыл в обитель святой Руаны – по скупым решительным движениям, твердому взгляду из-под коротко стриженных темных волос, оружию на поясе и второй лошади, пришедшей в поводу.
Что-то в облике этого человека вызвало у Айны смутное сомнение, но что она поняла не сразу, а только когда вечером нос к носу столкнулась с их поводырем в трапезной монастыря. Увидев гладкое, никогда не знавшее бритвы лицо, Айна с изумлением различила в статном воине... женщину. Она вовремя сумела захлопнуть распахнутый от изумления рот и не подала виду, будто растеряна. А вот Лиан глазел на опоясанную мечом воительницу так, словно хотел дыру в ней прожечь. И Айна не могла понять, чего больше в его взгляде – удивления, сомнения или желания понять, кому сейчас вверяются их жизни. К тому моменту мать Лаэта как раз успела сообщить, что именно эта особа по имени Илин станет их защитницей и проводником на пути к Золотой Гавани. Позже вечером Лиан сердито сказал Айне, что не доверяет «рыцарше» ни капли и что от нее надо удрать, как только на горизонте покажутся шпили столицы. Айна лишь вздохнула в ответ. Переубеждать упрямца у нее не было никакого желания. Про себя же она твердо решила, что будет держаться воительницы, покуда это возможно. Ей самой мрачноватая молчаливая Илин очень даже понравилась.
Выехали на рассвете, сразу после сытного завтрака.
Илин пустила своего коня спокойной рысью, сберегая силы обоих животных: путь им предстоял не слишком-то близкий, в таком темпе – по меньшей мере на неделю.
