— Что?
— Я бы хотел нарисовать Вас, — перефразирую я, придвигаясь ближе, мои пальцы танцуют по ее коже. — Прямо вот так, с Вашим лицом, целующим звезды… Думаю, это самое прекрасное, что я когда-либо видел.
Ее тело напрягается, и мне кажется, что мое сердце сейчас выскочит из груди. Я не уверен, что именно развязывает мне язык, и не знаю, имею ли я в виду то, что говорю. Я знаю только, что в этот момент я чувствую, что могу умереть, если не выскажусь.
— Вы называете меня красивой? — шепчет она, ее глаза расширены, когда она смотрит в мою сторону.
Мой язык проводит по губам, и я наклоняюсь, касаясь ртом края ее уха.
— Я говорю, что Вы можете свести мужчину с ума. Заставить его разрушить мир только для того, чтобы увидеть Вашу улыбку.
Ее тело дрожит, и мой член течет, каждая косточка в моем теле кричит о том, чтобы я схватил ее и притянул к себе. Заявил свои права под созвездиями, которые она затмевает.
Но потом я думаю о том, что через несколько ночей она будет цепляться за руку моего брата.
Именно он отнесет ее в свою постель.
И именно с ним она будет править.
А это значит, что я должен убить её, как и всех остальных.
Поэтому я отстраняюсь, пробегаясь пальцами по ее волосам, встаю и иду прочь, гадая, что за пустая боль у меня в груди и почему она решила появиться именно сейчас.
23. Сара Б.
Прошел почти месяц с тех пор, как я видела или слышала о ком-либо в Сильве, и хотя я ожидала этого, это не мешает тоске вплестись в мою грудь, обволакивая воспоминания о знакомых лицах.
И знакомых землях.
Я всегда был странницей. Но это совсем другое, нежели исследовать незнакомую местность; не знать, что произойдет, когда ты свернешь за угол. Я могла бы слоняться по каждой квадратной миле Сильвы с закрытыми глазами и связанными за спиной руками. Но здесь я до сих пор не смогла ухватиться за что-то конкретное; карта в моей голове пуста, с несколькими точками знаний, разбросанными повсюду. Это неполная картина, и каждый раз, когда я пытаюсь заполнить страницы, что-то встает на моем пути.
Вернее, кто-то.
У меня в животе все переворачивается, когда я признаюсь себе, что, возможно, именно поэтому я провожу ночи сбегая, вместо того чтобы делать то, что должна. А может быть, я просто изо всех сил стараюсь уцепиться за последние остатки моей свободы, потому что скоро меня лишат даже этого. Я не настолько наивна, чтобы думать, что после того, как все будет сказано и сделано, я останусь той же девушкой, что и сейчас.
Смерть неизбежно меняет тебя.
Завтра вечером я буду шествовать под руку с королем, как драгоценность, которую он поймал и хочет сохранить в своем сундуке с сокровищами.
— Завтрашний день очень важен, кузина, — говорит Ксандер, когда мы проходим через передний двор.
Кивнув, я сглатываю тяжесть, сковывающую мой желудок.
— Ты обеспокоена, — продолжает он. — Я знаю. Как лёгкая добыча.
Я вскидываю бровь, глядя на него.
— Это так очевидно?
— Кроме того, что ты мне рассказала? — он усмехается. — Там будут репортеры.
— Я не неумеха, Александр. Я смогу ответить на несколько вопросов.
Он перестает идти, гравий сыпучих камней хрустит под его ногами, когда он поворачивается ко мне лицом.
— После завтрашнего дня, Сара, всё изменится.
Я знаю, что он прав. Бал по случаю помолвки — первый из многих важных моментов, которые определят мое будущее. Я чувствую его истину глубоко внутри себя, но впервые в жизни там есть и что-то еще.
Оно тяжелое, пульсирует в центре моей груди, создавая ощущение, что я медленно иду к смерти. Закрыв глаза, я отгоняю эгоистичные мысли, запираю их в уголке своего сердца, надеясь, что они останутся там навсегда.
Я снова начинаю идти, и Ксандер следует за мной, пытаясь догнать.
— Что касается других новостей, у меня есть для тебя подарок.
— Правда? — ухмыляюсь я ему. — И в чём же была нужна подарка?
Он улыбается в ответ, двигая оправу очков вверх по носу.
— Думаю, тебе он понравится.
— Я узнаю, что это такое?
— Скоро.
Саймон выбегает из боковой двери в восточной части двора, отвлекая мое внимание, когда он бежит по траве, его игрушечный меч вытянут перед ним.
— Маленький засранец.
Я поворачиваюсь к Ксандеру так быстро, что мои глаза косятся.
— Прости?
Он машет рукой в сторону Саймона.
— Не знаю, сколько раз мы должны сказать его матери, чтобы она держала его подальше от глаз и там, где он ему и место.
Мой желудок скручивается, пока желчь не обжигает горло.
— И где же его место?
— С глаз долой и из сердца вон, — он хмурится.
— Он ребенок, — огрызаюсь я, гнев закипает в моем нутре.
— Он ребенок горничной.
Мои брови поднимаются, и я отступаю от Ксандера.
— Ты считаешь, что его обстоятельства делают его хуже остальных?
— Пожалуйста, кузина, не будь такой наивной. В этом мире все зависит от статуса. Некоторые принадлежат, а некоторые нет.
— Из-за его кожи? — моя кровь закипает.
Его лицо искажается, когда он смотрит на меня, а затем снова на мальчика.
— Потому что он мерзость.
Я смеюсь в неверии, клинки, пристегнутые под моим платьем, зовут меня, заставляя меня чесаться, чтобы навсегда искоренить его невежество.
— О, Александр. Я думаю, это ты — мерзость.
Повернувшись, я бросаюсь прочь, внутри меня все кипит.
Как он смеет.
Саймон стоит под большой плакучей ивой в дальнем углу двора, его передняя нога топает вперед, а он вытягивает руку.
— En garde! (К бою!)
Тепло разливается по моей груди и распространяется по конечностям, пока я иду к нему, и я удивляюсь, уже не в первый раз, как кто-то может быть таким жестоким по отношению к такой невинной душе.
Остановившись в нескольких метрах от него, я смотрю, как он сражается на мечах с воздухом. Мое сердце сжимается, когда я вспоминаю синяк под глазом и слезы в его голосе, и задаюсь вопросом, не остался ли он один, потому что ему больше не с кем играть.
— Держи запястье прямо, — говорю я.
Он поворачивается, его глаза прищуриваются, когда он приближается ко мне.
— Привет, леди, — он восклицает. — Что Вы знаете о драках?
— Больше, чем ты думаешь, — я ухмыляюсь. — Иди сюда, позволь мне показать тебе, что нужно делать.
Я машу ему рукой, и он подбегает, одаривая меня красивой зубастой ухмылкой. Я поворачиваю его за плечи, кладу его руки перед собой и выпрямляю его форму. Затем я провожу пальцами по плечам, слегка встряхивая его.
— Ты не должен быть таким напряженным, Саймон. Твое тело никогда не будет слушаться тебя, если ты будешь жестким, как доска.
Его маленькие мышцы расслабляются, и я перемещаю свою руку вниз, чтобы накрыть его руку, когда он берется за основание своего меча.
— Будь как вода. Плавным и быстрым.
— Вода? — он морщит нос, и я двигаю его рукой, показывая ему, чему учил меня отец, когда я была в его возрасте.
Я отхожу, позволяя ему продолжить движения самостоятельно.
— Все верно, — говорю я. — Вода — самый могущественный элемент в мире. Спокойная, когда нужно, и яростная, когда ее испытывают. Никогда не думай, что ты знаешь о силе чего-то из-за того, как оно выглядит.
Он кивает, его глаза расширены.
— Как Вы стали такой умной?
Я счищаю невидимые ворсинки с рукава.
— Ты удивишься, Саймон, что знает леди.
— Правильно, никогда не стоит недооценивать женщину. Особенно эту, — раздается чей-то голос у меня за спиной.
От этого голоса мое сердце падает в желудок, и я оборачиваюсь, столкнувшись лицом к лицу с широкой грудью и сияющей улыбкой.
— Дядя Раф, — задыхаюсь я. — Что ты здесь делаешь?
Его льдисто-голубые глаза сверкают, оглядывая меня с головы до ног, а он тяжело опирается на темную деревянную трость.
