губы сомкнулись в тонкую линию, ноздри затрепетали, готовясь выдать порцию огня.
– Бро, ты сверху или снизу? – последнее, что смог произнести Кирилл Петрович перед тем, как был нокаутирован.
– Стража! – взревел халиф, потирая ушибленную руку. – В зиндан их! Обоих!
– Мой господин…
Но халиф, бросив на меня презрительный взгляд, резко развернулся и скрылся за полощущимися на ветру тканями.
Опять вишу в чужих руках и не могу встать на ноги. Перед глазами мелькают знакомые места: вот бассейн с зеленой водой, а вот комната, где пери ела халву…
А вот что–то новенькое. Я опускаю глаза, чтобы не встретиться с полным торжества взглядом наложницы Халимы, бегущей навстречу по длинному коридору, где сквозняк также раздувает паруса шелка и приносит звуки загадочного струнного инструмента. Наверное, понеслась утешать халифа…
А мне как приговор – веревка на талии.
Я даже не кричала, когда меня столкнули в дурно–пахнущую дыру.
Кричал Кирюсик. «Я хочу проснуться! Я хочу проснуться! А–а–а!»
Стоило открыть глаза и обнаружить себя лежащей в своей комнате, я сбросила душное одеяло и кинулась одеваться.
К черту больную ногу! Прихрамывая, на ходу застегивая спортивную куртку, я бежала с решительным намерением вломиться к соседкам, живущим снизу.
– Откройте! – я колотилась в дверь, забыв о звонке. Потом звонила, потом опять стучала, но уже развернувшись спиной и вкладывая всю боль прошедшей ночи в пятку здоровой ноги. – Немедленно откройте!
Открылась дверь соседней квартиры.
– Жень, ты чего? – Наташа, мама пятилетнего малыша, жмурилась от яркого света подъездной лампочки.
– А чего они не открывают? – я упорно лупила пяткой по двери.
– Может, ушли? Они за молоком рано встают. На рынке берут, парное…
Я села на корточки у двери и запустила руки в растрепавшиеся волосы.
– Случилось чего? – Наташа топталась на пороге босыми ногами. Ей было зябко. А мне нет. Кровь горячей лавой текла по венам и требовала кого–нибудь спалить. Укусить. Ударить.
На Наташе срываться нельзя. Она хорошая. И Димка, ее сынок, отличный мальчишка.
«Случилось, – буркнула я про себя. – Наши соседки ведьмы».
А вслух коротко ответила:
– Затопили.
И пошла к себе наверх.
– А–а–а, – озадаченно протянула Ната и, немного постояв, вернулась в квартиру.
Счастливая. Знала бы, что за стеной живут ведьмы…
В этом у меня не было и капли сомнения.
Все, что происходило со мной в последнее время, все, что перевернуло мою жизнь, началось сразу после их переезда в наш дом. Неизвестно кем подброшенное лекарство, из–за продажи которого мне грозит срок, эротические сны с человеком, живущим от меня на расстоянии двухсот километров, внезапная болезнь Марь Степановны и мое благополучное возвращение на работу, Дед Мороз на красных жигулях и его цветочки, потом эти печенюшки–халва…
Я никогда не верила в мистику, а тут что ни день, то какие–нибудь совпадения. Переведенная в другую аптеку баба Зоя, до которой я так и не смогла дозвониться, чтобы спросить, давала ли она соседкам ключи, вчерашнее их вторжение, не оставившее ни следа, ни крошечки. Как лежали банка с консервным ножом на столе, так и лежат.
«И таблетку на ночь не выпила…»
Только сейчас я поняла, что топаю как слон и совсем не замечаю боли. И кроссовки натянулись спокойно. Говорят, в войну человек продолжал бежать, не чувствуя, что ему оторвало ногу. Вот и у меня адреналин зашкаливал.
Нет, так не пойдет. Нельзя жить видениями, которые ломают реальность. Нельзя верить во всякую чертовщину, как бы тебе не хотелось в нее верить. Лучше оставаться одной, чем быть главной героиней эротических снов с участием малознакомого Замкова и хорошо знакомого Кирюсика. Тут у меня едва не сработал рвотный рефлекс.
Я твердо решила – дождусь, когда на работу выйдет мой сменщик, и сразу же рвану к родителям. У них отсижусь. Подальше от этой парочки с ридикюлями.
Боже, я чуть было не кинулась на розыски Замкова! А он, скорее всего, ни сном, ни духом, что стал героем моих снов. «Кто такая Женя Ключева? – спросит он у себя. – Провизор из Мухосранска? Ну да, был как–то там, заходил в аптеку за снотворным, и что?».
– Галя! Галя!
– Что случилось? – у подруги голос заспанный. Я посмотрела на часы – всего пять.
– Вот скажи мне, какое парное молоко в пять утра? – потребовала немедленного ответа я.
– Ну, судя по наблюдениям за соседской коровой, – Галка зевнула, но продолжила тем же полу–придушенным голосом человека, собирающегося спать сразу после окончания беседы, – ее доят в шесть, потом в два, а вечером в восемь.
– Вот! – я торжествующе потрясла кулаком. – Дома они были, но не открыли! А почему?
– Почему? – повторила Галка, сопя в трубку.
– Боялись, что я вытрясу из них душу.
– Из доярок или из коров?
– Причем тут доярки. Я о ведьмах!
– Не связывайся с ведьмами, Женя. Очень прошу. Подожди, меня. Я приеду.
– А когда ты приедешь?
– Как соседскую корову подоят, так и приеду.
– Галя!!!
– Я твоей маме обещала молоко принести. А потом сразу к тебе. Жди.
Галка спросонья забыла отключить телефон, поэтому я услышала, как она ворчит: «Какие ведьмы, какие доярки?».
На часах было девять, а Галка так и не появилась.
Не позвонил и Кирюсик, поэтому я не стала ждать, а, нацепив валенки, отправилась на работу. У двери соседок остановилась, но звонить не стала. Галка сказала подождать, значит, нужно подождать. Вдвоем мы сила.
Приложила ухо к двери, различила едва слышимые шорохи. «А! Затаились?» – мстительно подумала я, не беря во внимание, что за дверью мог расхаживать Лямур.
Тоже не простой котик. Как он ловко отправил Марь Степановну в больницу, а?
Им в компанию еще черного ворона не хватает.
А может и такой есть. В клетке сидит. Я же домой к ним не заходила.
Может, у них две метлы в коридоре стоят, и за парным молоком они на них летают. А что? Рынок–то в двух кварталах от нас, а в шесть какой транспорт?
Я напряженно ждала Галку, но первым появился Кирилл Петрович.
На нем была каска мотоциклиста. И он ее не снял.
– Как дела, Ключева? – глухо спросил он. – Нога не болит?
– Да все нормально, – ответила я, не понимая, почему Кирюсик не снимает каску. – Сегодня даже сама на работу прискакала.
– Ты прости, не смог за тобой заехать. Заболел я.
– Что с вами, Кирилл Петрович?
– Сильная аллергия.
– На что? – у меня сжалось то место в животе, которое всегда сжимается, предчувствуя беду, готовую обрушиться на мою задницу.
– На «Любарум». Я это гадское лекарство зашвырнул в окно. Чтобы больше ни–ни…
Я села в инвалидное кресло.
– Вы его пили…
– Да. Нервы. Не спалось.
– А как же лабораторные исследования?
– Ничего необычного не обнаружено. Запрещенных компонентов нет, трава одна. Лютики–ромашки. Я вчера вечером в лабораторию заглянул, – Кирюсик аккуратно снял с головы шлем. – И зачем я эту чертову бутылку с собой забрал?
Я не узнала Кирилла Петровича. Глаза щелочки, цвет лица как у алкоголика после недельного запоя. Вообще–то то, что я увидела, трудно назвать лицом. Отек делал его похожим на
