напряжения в моем теле. Они были друг у друга, несмотря ни на что.
Медленно я отодвинул край испачканной марли, достаточно, чтобы открыть слабо мерцающий золотой вихрь на моей ладони. Я резко выдохнул от этого зрелища — от того, что оно означало.
Она жила.
Я жил.
Внезапный щелчок каблуков эхом разнесся по темному коридору за пределами камеры. Насторожившись, я отпустил марлю и посмотрел на округлый вход. Звук был странным. Никто, даже бродячие Жаждущие, не наводил столько шума. Прислужницы были похожи на молчаливых рабочих пчел. Шаги Изсуки были гораздо тише, их было слышно только тогда, когда она находилась рядом с камерой. Проклятый золотой Восставший вообще был тих, как призрак. Это звучало как баррат на каблуках… баррат на каблуках, которые звучали очень слабо.
Что за…?
Мгновение спустя она влетела в камеру, стук ее туфель почти перекрыл все, что она пыталась напевать. А может быть, она просто стонала, потому что звук, который она издавала, не нес никакой мелодии. В руках она держала фонарь… ну, точнее, размахивала фонарем, как это делает ребенок, отчего свет плясал по стенам.
Я сразу узнал ее, хотя видел всего один раз, и красновато-черная краска в форме крыльев покрывала ее щеки и большую часть лба, как и сейчас. Это был ее рост. Она была ниже остальных, и это бросалось в глаза, потому что я видел, как легко она справилась с Делано, вольвеном, который в своей смертной форме был выше ее по меньшей мере на полтора фута, если не больше. А еще это был ее запах. Не запах гнилой крови, который я уловил от нее, а что-то более сладкое. Он был мне знаком. Я даже подумал об этом, когда мы были в Оук-Эмблере.
Это была та самая Восставшая, которая была в замке Редрок. Теперь за ней больше никто не следовал. Ни Прислужницы. Ни Золотой Мальчик. Ни Королева-Стерва.
— Привет! — прощебетала она, довольно бойко помахав мне рукой, когда поставила фонарь на каменный выступ на полпути вверх по стене. Желтый свет медленно отбивал тени в камере и струился по спутанным черным кудрям, рассыпавшимся по плечам.
Она повернулась ко мне, сцепив ладони. Ее руки были обнажены, и я увидел на них следы… странные фигуры, нарисованные или нанесенные чернилами на ее кожу, но не в ней. — Ты выглядишь не очень хорошо.
— А ты ни хрена не умеешь петь, — сказал я в ответ.
Прислужница выпятила нижнюю губу, надувшись.
— Это было грубо.
— Я бы извинился, но…
— Тебе все равно. Все в порядке. Не волнуйся. Ты полностью прощен. — Она подалась вперед, ее шаги стали намного тише. Мои глаза сузились. — Мне было бы все равно, если бы и меня приковали к стене в подземелье, в полном одиночестве и… — Она склонилась передо мной, края ее платья разошлись, открывая длинный смертоносный кинжал, пристегнутый к одному бедру, и более короткий кинжал, прикрепленный к голенищу сапога. Оба клинка были черными. Сумеречный камень. Она изящно понюхала воздух. — Вонючка. От тебя пахнет гнилью. И не той веселой, что обычно окружает Жаждущих. — Она сделала паузу. — Или ночь неудачного жизненного выбора.
Я уставился на нее.
Ее взгляд упал на мою перевязанную руку.
— Мне кажется, у тебя инфекция.
Возможно, так и есть, но что это было — рука или укус Жаждущего?
— И что?
— И что? — Ее глаза расширились за нарисованной маской, отчего резко выделялся белый цвет. — Я думала, вы, атлантийцы, не страдаете от таких смертельных болезней.
— Ты думаешь, я поверю, что ты не была раньше рядом с ранеными атлантийцами? — Я выдержал ее взгляд. — Что я первый, кого ты здесь видишь?
— Ты не первый, но я обычно не подхожу к питомцам Королевы.
Мои губы сомкнулись на клыках.
— Может, я и на цепи, но я не питомец.
Крыло на левой стороне ее лица приподнялось, когда она подняла бровь.
— Полагаю, нет, раз ты издаешь такие рычащие звуки. Если бы это было так, ты был бы таким животным, которое нужно было бы усыпить.
— И поэтому ты здесь?
Она рассмеялась, и я напрягся. Ее смех. Он звучал…
— Ты такой подозрительный. Я здесь не поэтому, — сказала она, и я моргнул, покачав головой. — Честно говоря, мне скучновато. И я дала обещание. — Прислужница быстро поднялась, бросив взгляд на сидячую ванну. — Если ты думаешь, что не нуждаешься в ванне, то мне не хотелось бы говорить тебе об этом, но это так.
— У меня не было в планах воспользоваться ею.
— Неважно. Это твоя жизнь. Твоя вонь.
— Что за обещание ты дала?
— Досадное. — Прислужница перешла на другую сторону ванны и опустилась на колени. Она постукивала пальцами по поверхности воды, создавая небольшие волны. — Хотя купание может помочь твоей ране.
Когда я не стал отвечать, она еще немного постучала пальцами по воде, глядя на меня бледными, едва голубыми глазами.
— Это потому, что тебе нужно поесть?
Могу ли я питаться от Восставших? Я не знал, будет ли это эквивалентно питанию от смертного. Черт, я не был уверен, мертвы они или живы. И вообще, что это за хрень.
Ее голова наклонилась в сторону, отчего пучок волос рассыпался по руке.
— Наверняка в этом все дело. Твой брат становится капризным, когда ему нужно поесть.
Все во мне сосредоточилось на ней.
— Где мой брат?
— Здесь. Там. Возможно, везде, а не там, где он должен быть.
Моя челюсть сжалась, потому что это звучало как Малик, которого я знал, но мне начало казаться, что процесс превращения в Восставшего одурманивает мозг, и именно поэтому другие Прислужницы молчали. То, что сейчас вылетало из ее уст, было чистой бессмыслицей.
— Ты должна часто бывать рядом с ним, чтобы знать, когда ему нужно питаться.
Она выпрямилась.
— Не совсем.
— Тогда было бы странно это замечать.
— Я просто наблюдательна. — Эти глаза… Они были такими тусклыми, почти безжизненными. Чертовски жутко смотреть в них слишком долго. — И я также не пытаюсь его убить, что могло бы случиться, если бы я часто находилась рядом с ним.
— Разве Прислужницам не разрешается проводить время с представителями противоположного пола?
Она не очень деликатно фыркнула.
— Прислужницам разрешено общаться с представителями любого пола, с которыми они считают нужным.
— Тогда это потому, что ваша Королева хочет, чтобы Малик был только один? — Мой желудок сжался.
— У нее нет к нему никакого интереса. — Выражение ее лица не изменилось, но я заметил, что она ухватилась за края ванны. Интересно. — Уже давно.
Я не поверил этому ни на секунду.
Прислужница
