Сигурд же изначально был более рационален и наблюдателен. Он сразу увидел вполне земную и обыкновенную женщину, да, невообразимо красивую и гордую, но все же — смертную. После он как в книге прочитал боль в ее душе и сердце, а уж ее исповедь в итоге и вовсе расставила всё по своим местам.
— Понимаю твое беспокойство. И даже озлобленность понимаю, — сообщил Сигурд, — Ты тоже постарайся сейчас меня услышать, брат. Анифа — женщина свободная и давно свыкшаяся со своей ролью в этом мире. Она страстно любила своего мужа и долго не представляла своей жизни без него. Сейчас она оттаяла, позволила снова почувствовать себя женщиной, не без нашей на то помощи. При этом она считает, что предает Рикса, и это доставляет ей боль.
— Бред! — резко качнул головой Свен.
— Для тебя — конечно, бред. Но не для нее. Почему ты не можешь быть более терпеливым?
— К черту терпение! Почему эта женщина не может уже определиться и наконец-то сказать, кого она хочет выбрать?!
— Потому что выбор тут неуместен. Речь идет не о тебе или мне, а между памятью о муже и нами.
— Как цинично! — горько усмехнулся Свен, — И удобно!
— Ни о каком удобстве нет и речи, брат. Скорее наоборот — Анифе было бы проще согласиться, чем бегать от нас и сражаться с собственными чувствами.
— Не очень-то она и бегает…
— Бегает. Еще как бегает. Но волки всегда рано или поздно нагоняют даже самую быстроногую лань, как бы она не пыталась скрыться в зарослях.
— Избавь меня от твоих стихов, брат! Это всего лишь пустое сотрясание воздуха!
— И все же — услышь меня. Да, этой женщине стоит сказать одному из нас “да” и тогда ей больше ни о чем не пришлось бы переживать. Но если она до сих пор этого не сделала и при этом позволяет касаться себя, нарушая собственные принципы, значит, ей это очень важно. Поэтому вместо того, чтобы вести себя как полудурок, не стоит ли попытаться убедить ее в чистоте наших помыслов? Сам посуди — для любой женщины это честь — стать законной супругой, а не любовницей. Но она предпочитает последнее.
— Конечно! Будь она замужем — уже не получится раздвигать ноги перед каждым понравившимся жеребцом.
— Да дьявол тебя дери, Свен! — раздраженно вскричал Сигурд, в очередной раз убеждаясь, что его брат — неописуемо дурной и упрямый осел, — Нет у нее никого! Кроме тебя!
— И тебя! — парировал с яростью Свен, — И даже не смей мне врать!
— И не думал. Но скажи мне вот что, любимый мой младший брат, и скажи честно, без дурманящей твой рассудок ревности — разве Анифа хоть как-то провоцировала тебя? Разве вела себя распутно или дерзко? Соблазняла тебя? Вешалась на шею?
Конечно, Свен промолчал. Только зло сверкнул сталью своих глаз.
— Зато когда у тебя засвербило в штанах, ты не очень-то сдерживался, не так ли? — продолжил Сигурд, непроизвольно сжав кулаки, — Как удобно! Вчера ты использовал женщину, потерявшую себя от горя, и вряд ли сделал это против своей воли…
— Ты не лучше! — Свен громко сплюнул себе под ноги, — Себе ты тоже не отказал в удовольствии!
— Да заткнись уже! — зло прикрикнул Сигурд, — Ты ничего не знаешь!
Ярость вспыхнула в Свене с новой силой, и он, замахнувшись, снова бросился на брата. Но на этот раз Сигурд не стал сдерживаться и, ловко уклонившись, ударил кулаком брату в живот. Свен охнул, на мгновение замешкался, но тут же упруго выпрямился, чтобы ударить в ответ. Но снова промахнулся. И получил хороший толчок в бок.
Однако Сигурд был прав. И инстинктивно Свен это понимал.
Ни брата, ни Анифы не видели на протяжении целого дня. Где они могли быть, если не в обществе друг друга? И что именно могли делать? Вряд ли невинно бродить по лесу и предаваться привычной болтовне — в таком случае хоть кто-нибудь да заметил их уход или возвращение. А так — они не покидали пределов поселения и, скорее всего, дома ярла. И это было слишком показательно.
Представив брата с женщиной, которую с неистовой страстью желал сам, представив, что тому удалось увидеть и почувствовать больше, чем ему самому, и лишь на краткий миг подумав о том, как сама Анифа, изнывая от страсти, раз за разом тянется к Сигурду не из-за опьянения или в порыве невероятной тоски, которые до этого и были толчком к близости, а в здравом рассудке и сознании, Свен практически ослеп от алого маревого, застлавшего его глаза. Поэтому, отчаянно взрыв, мужчина бросился на собственного брата в жгучем желании если не убить, то хотя бы задеть или даже немного покалечить человека, который всегда был для него примером для подражания, но в котором он сейчас видел отличную мишень для вымещения своей злости.
А сам Сигурд понял, что время разговоров прошло. Свен не желал ни слушать, ни понимать.
Ничего. Со временем и в его деревянную голову придет осознание. Лишь бы до этого он не наворотил делов, как почти сделал в тереме, если бы не Сигурд.
Ненависть брата он ощущал практически физически. Но мужчина не боялся ее совершенно, так как был знаком с этой не самой хорошей стороной Свена с детства и научился избегать ее последствий.
Сейчас он мог сделать только одно — скрутить вновь рассвирепевшего брата и опять укунуть в ближайший сугроб. А потом — еще пару раз. И вернуть немного остудившегося парня в терем, чтобы, решительно отодвинув от него кувшин с элем, заставить выпить травяной отвар из греющегося на горячих камнях очага котелка.
Правда, Свен, как мальчишка, заартачился и пришлось буквально силой влить в него пряную жидкость. А заодно — и доесть уже остывшее рагу из миски. Но Сигурду нужно было, чтобы брат был сыт — на полный желудок он должен был уснуть как можно быстрее. И наконец-то переспать со своей бурлящей в крови свирепостью и отчаянием.
***
После ухода из ее спальни Сигурда Анифа еще некоторое время сидела около камина и рассеянно расчесывала гребнем свои длинные шикарные волосы, глядя на огонь. Приятная утомленность тела и разума после ласк мужчина и обоюдного удовольствия, что они разделили на двоих в постели, притупила чувство стыда и позволили окончательно принять решение.
Определенно, она больше не могла жить без мужчины. Она чувствовала, что и физически, и морально нуждается в успокоении, что могли принести только крепкое и надежное мужское плечо, мужская уверенность и сила. Сигурд давал ей это все, и в его объятьях она действительно чувствовала себя спокойно и мирно. И даже более того.
Своей мягкой настойчивостью и откровенностью, нежностью и заботой он помог ее чувственности и женственности, разбуженной Свеном, окрепнуть и прочно обосноваться в ее теле. И сегодня он только закрепил эти инстинкты, позволив почувствовать не только свою нужность, но и исключительность.
Похоть, конечно, прочно связывает мужчину и женщину. Порой настолько крепко, что, разрывая эти путы, испытываешь почти физическую боль. Анифа знала это — она через это прошла. Когда ты привыкаешь к весу одного мужчины на себе, привыкаешь к его рукам, подстраиваешься, как податливая глина, под его размеры и движения, приходит привыкание и на уровне сознания… приходит зависимость…
Потому-то Анифа и не смогла убить Шах-Рана, хотя у нее не раз была отличная возможность сделать это.
Потому-то она в итоге привязалась и к Риксу и в итоге искренне и страстно полюбила его, хотя изначально была взаимная неприязнь, а после — грубое и жестокое насилие с его стороны в качестве наказания за попытку побега.
Да, она полюбила и привязалась всей своей трепетной душой к суровому воину-северянину, и в итоге расцвела подле него, как и он — раскрыл свою собственную черствую душу…
Определенно, Свен и Сигурд слишком сильно напоминали ей Рикса — теперь Анифа понимала это. Эти двое — такие похожие внешне, но отличающиеся друг от друга характерами и отношением к миру — были весьма своеобразным отражением ее мужа. Наверное, в молодости Рикс был таким же, как Свен — столь же импульсивным и несдержанным. Но годы лишений и скитаний, а также суровой степной жизни и бесконечной войны сделали Рикса еще и озлобленным и весьма жестоким.
