в его горло остатки снадобья. Бутылек выпал из моих трясущихся рук, но Шерп успел проглотить часть зелья. Дыхание вернулось, синюшный оттенок с лица исчез. Я расслабленно выдохнула, прикрывая глаза.
Не оборачиваясь и не прощаясь, зашагала на выход из спальни. Вот и выяснила – Шерп не ненавидит меня, он боится. А почему боится, мне и без него было ясно – если Мировой Совет нашел в Отшельниках хоть что-то указывающее на то, что в деревне когда-то жила ведьма, он это просто так не оставит.
Да, Герда умерла, но я знала, как работают профессиональные поисковики ведьмовской магии. В Мировом Совете полно преданных своему делу специалистов по отслеживанию природной силы… Савар очень любил рассуждать о том, что происходит в мире и что его точно не касается, а мне невольно приходилось слушать – я ведь хорошая жена.
С тех пор, как из-за Темного лорда, бессменного правителя Севера, в Ассоне не осталось ни капли магии, Совет принялся за истребление ведьм, чтобы те не перетянули власть на себя. Имея природную магию, которую не коснулось зачищение чернокнижника, ведьмы оказались сильнее тех, кто лишился силы. И они не только могли, но и очень хотели свергнуть Мировой Совет.
Массовые гонения повлекли за собой незамедлительную месть – ведьмы выбросили в материю мира проклятия, которые временами проявляются в самых неожиданных местах. И если с изредка восстающими мертвыми животными человечество еще как-то научилось бороться, то от болезней, вроде лихорадки, лекарств так и не было найдено.
А уже Герда рассказывала мне, когда убеждала, что я должна пройти инициацию, что за последние шестьсот с лишним лет почти всех ведьм истребили, а оставшиеся научились прятаться. Лишь некоторые стараются сохранить свой дар и передают другим.
Все началось с малого, а с годами превратилось в снежный ком, и уже даже сам Мировой Совет точно не помнит, по какой именно причине ведьм продолжают истреблять.
Лично мне было не важно, из-за чего все началось. Важно только то, что надо мной висит реальная опасность попасть на костер, если останусь в деревне, где едва ли не каждый третий знает мою тайну.
Но, как я уже сказала Шерпу – идти мне некуда. А вот за своим поведением нужно следить особенно тщательно. Как там себя выдала Герда? Бард сказал, что у нее засветились глаза? Значит, мне стоит быть осторожнее со своими эмоциями, ведь именно они пробуждают силу.
– Как папа? – спросила Дария взволнованно, когда я вошла на кухню.
– В порядке. Отвар от выпил, но к вечеру нужно дать еще, – я протянула подруге полную бутылочку. На миг замялась, но все же спросила: – Ты хочешь поговорить о Зафаре?
– Я уже все сказала, – пожала она плечами. – У меня к нему нет никаких претензий. Да и что будет, если я начну говорить ему о его недостатках? Он решит, что я его пилю, и уйдет, а как я одна с ребенком-то жить буду?
– Понаблюдай за отцом хотя бы еще день, – сказала я, обрывая Дарию. Ни слова больше не хотела слышать о ее муже.
– Конечно, я посижу с ним.
– А кто сейчас присматривает за твоим ребенком?
– Зафар с ним. Из-за тебя, – Дария потупила взгляд, – он теперь всегда дома. Это хорошо, я очень рада, что муж наконец-то никуда не уходит. Но все же ты вмешалась в его…
Я остановила подругу злым взглядом.
– Вероника, пойдем к бабушке Уле? – с улыбкой я протянула руку дочери. Желание схватить Дарию за грудки и потрясти изо всех сил, чтобы выбить из ее головы всю дурь, было таким сильным, что я боялась не сдержаться.
Мы с дочерью ушли. Всю дорогу до дома Ули я еле успевала стискивать челюсти каждый раз, когда из моего рта собирались вырваться ругательства. Дария… Ну как так можно?! Что творится в голове этой девушки? Ее муж гуляет направо и налево, а виновата я, видите ли, потому что мой отвар повлек за собой не самые приятные для здоровья последствия!
– Вот дура-то! – я все же ругнулась.
– Кто? – дочка ошарашенно глянула на меня, запрокинув голову.
– Да никто, милая, это я так… Мы пришли.
Во дворе творилось странное. Гаскон из-за угла дома волочил за собой длинную жердь, а Роберт приколачивал покосившийся штакетник на место. Я зацепилась взглядом за штаны – слишком хорошие для хозяйственных работ, хоть и домашние, судя по крою и ткани. Отсутствие рубашки меня не смутило – я еще позавчера успела в подробностях разглядеть все восемь кубиков пресса.
– Доброго дня! – помахала я мужчине из-за забора.
Роберт вскинулся, осмотрелся и, увидев меня, с улыбкой помахал в ответ.
– А мы тут решили забор починить, – радостно сообщил он мне.
В этот же момент Гаскон не удержал жердь, и та, выпав из его рук, концом долбанула Роберта по голове. Мужчина выругался сквозь зубы, мигом забыв про меня.
– Да не эту! – крикнул Роберт, отбрасывая орудие, которым его чуть не покалечил Гаскон.
– А какую тогда?! – возмутился парнишка. – Там нет других!
– Тогда пилу принеси!
Гаскон умчался в дом, а Роберт вновь обернулся ко мне.
– Я смотрю, вы нашли общий язык, – хмыкнула я. Удивительное общение у этих двоих – новенький живет в деревне всего два дня, а с Гасконом препираются как старые закадычные друзья.
– Он отличный парень, – улыбнулся Роберт. – Смышленый не по годам.
– Баню топите? – указала я на столб дыма над крышей.
– Уле нужно помыться, – кивнул мужчина. – Да и нам не помешает освежиться к вечеру. Вы проходите в дом, мы здесь надолго заняты.
– Такая подойдет? – на крыльцо выскочил Гаскон с двуручной пилой.
Роберт махнул ему, мол, да, подойдет. А мы с Вероникой решили не отвлекать работников и проверить, как себя чувствует старушка.
Каким же было мое удивление, когда я застала Улю, стоящую у окна! От неожиданности я даже рот раскрыла и замерла на входе в комнату. Бабулька, которая еще вчера недвижимо сидела в кресле, сейчас стояла, опершись на подоконник и будто бы смотрела в огород. Она ничего не видела, конечно же, но, думаю, пыталась воссоздать в памяти свои родные десять соток земли.
– Уля? – осторожно позвала я.
Старушка медленно обернулась. Открыла и закрыла рот, промычав что-то невразумительное, а потом неопределенно стала указывать пальцем во все стороны. Было видно, что ей пришлось приложить немало сил, чтобы просто поднять руку. Уля замычала снова.
– Вы хотите что-то сказать?
– Ы-ы-ы!
По морщинистой щеке скатилась крупная слеза, но глаза тут же высохли. Старушка продолжала тыкать повсюду пальцем, пару раз даже
