Внутренности скручивает, и Гермиона ощущает давление по всему телу, кроме — ну что за невезение! — руки.
Очутившись посреди гостиной в Паучьем тупике, первое, что видит Гермиона, это Драко Малфой, облачённый в тёмную мантию Пожирателя смерти, с серебристой маской, зажатой в руке. Она на мгновение жмурится, а после мотает головой, отбрасывая волосы с лица, и на автомате направляет на него палочку.
— Ты откуда?
Он механически повторяет её движение. Край его мантии обожжён, смят и запачкан грязью, на плечах и лице пепельные разводы, и волосы разметались в беспорядке. Малфой выглядит озлобленным и потрёпанным.
— Глостер, — коротко бросает он, — ты?
— Годрикова впадина.
Его лицо мрачнеет, и на скулах появляются желваки от того, как сильно он сжимает челюсти. Малфой обводит всю её взглядом и неожиданно тихо говорит:
— Я не знал.
Он опускает палочку и отбрасывает в сторону маску. Та с жалким стуком ударяется о пол.
Потрясение от боя всё ещё заставляет руки Гермионы подрагивать, но в гостиной Паучьего тупика она не чувствует прежней опасности, и это даёт толчок к расслаблению. С плеч словно медленно снимают тяжёлый груз, и Гермиона глубоко вздыхает.
Она в безопасности.
Возможно, многие её друзья мертвы, но она… будет в порядке.
Странно осознавать это, когда стоишь в гостиной одного Пожирателя смерти, а напротив другой только что направлял на тебя палочку.
Гермиона хмыкает своим мыслям, опускает палочку и на мгновение возводит глаза к потолку, стараясь отбросить тёмные мысли и воспоминания, а после вновь осматривает Малфоя.
Он напряжённо наблюдает за ней, и выражение его лица непривычно тоскливое. Он словно столкнулся с большим внутренним конфликтом и не может его разрешить. Малфой обводит Гермиону взглядом, на мгновение щурится, явно замечая, что она держит палочку в левой руке, но никак не комментирует этот факт.
Он ждёт её реакции.
Гермиона кладёт палочку на стол, садится в кресло и шумно выдыхает.
— Я не обвиняю тебя.
Брови Малфоя приподнимаются, и он слегка вскидывает подбородок.
— Неужели?
От его тона неприятно колет в груди. Но Гермиона заслужила его недоверие.
Она протягивает руку за спину и освобождает волосы от резинки, кудри рассыпаются по спине. Когда уходит неприятное натяжение, в голове немного проясняется.
Запал проходит, напряжение от битвы отпускает её, и Гермиона ощущает, насколько она обессилена.
Она слишком устала, чтобы снова вступать в пререкания.
Она правда понимает, что он не знал. Малфой выложил настолько подробные планы нападений, насколько мог, и Гермиона верит, что он не был в курсе других атак. Иначе бы рассказал.
План Волдеморта был обширным: очаги возникли сразу во многих местах. Он размазал свою армию по всей Британии, и Ордену пришлось соответствовать и отражать нападения по мере возможности. Что, конечно, было болезненно и… бессмысленно. Это была игра без выигрыша. Никто не мог победить, но все могли проиграть.
Но Гермиона была слишком занята, чтобы тщательно обдумать это раньше.
Теперь она понимает, что они попали в какую-то ловушку, но Малфой в этом не виноват.
Гермиона оглядывает его ещё раз, замечая, насколько он сам выглядит измученным. Конечно, он вновь сражался против её друзей, но в этот раз эта мысль почему-то не вызывает дискомфорта.
Она уже проходила всё это. И на этот раз пора выполнять обещания самой себе.
— Я вообще-то решила больше не обвинять тебя и ничего не требовать.
Малфой пристально смотрит на неё:
— И давно ты так решила?
— Некоторое время назад, — мирно произносит Гермиона и вздыхает. — На самом деле, после тридцатого июня, но… — она заминается, понимая, что это прозвучит глупо. — Обстоятельства помешали.
Малфой закатывает глаза и качает головой, его челюсть напряжена, а рука всё ещё крепко сжимает палочку.
— Обстоятельства всегда будут мешать.
Гермиона прикусывает губу. Он явно не собирается облегчать ей задачу.
Но у Гермионы вообще не осталось сил, и нервов, и желания спорить.
К тому же бороться с Малфоем бессмысленно. Это не та борьба, которой им надо уделять внимание.
Гермиона откидывается в кресле и прочищает горло, вспоминая их последний разговор.
— Послушай, я знаю, что вела себя неправильно. Я часто злюсь, но не на тебя. В основном не на тебя, — она на мгновение слабо улыбается. — Мне просто не нравится чувствовать себя беспомощной, не нравится, что я не могу сдвинуть эту войну в сторону завершения.
— Никто не может, Грейнджер. Ты пытаешься сделать это каждый день, но твоих действий…
— …никогда не бывает достаточно.
— Да.
— Всё так, — Гермиона заводит прядь за ухо и смотрит в сторону, пытаясь подобрать слова. — Я не могу закончить войну, и я не должна требовать этого от тебя. Я не права, когда делаю так. Конечно, мне хотелось, чтобы ты мог сказать мне больше. Но я понимаю, что ты делаешь, что можешь, — она глубоко вздыхает. — И я это ценю.
Её слова повисают в воздухе между ними. Гермиона надеется, что сказанное звучало искренне. Что Малфой поймёт, что она не пытается манипулировать им.
Его взгляд вдруг проясняется, и осторожное любопытство сменяет враждебную подозрительность.
— И что, Грейнджер, больше никаких правил и требований?
Она мотает головой:
— По крайней мере, я больше так не хочу. Как ты и сказал, это вопрос личных приоритетов. И я делаю свой выбор. В конце концов, мы… — Гермиона знает, что Малфой не пропускает мимо ушей её заминку, — …союзники.
Гермиона смущённо смотрит на него, и Малфой отвечает ей долгим взглядом, а после едва заметно покачивает головой, будто хочет возразить, но ничего не говорит.
Гермиона прикрывает глаза. Ей хочется верить, что в этот раз они достигнут понимания.
Тишина окружает их, пока произнесённые Гермионой слова укладываются у обоих в головах. Когда молчание затягивается, Гермиона наконец спрашивает:
— Почему ты позвал меня?
Малфой гулко вздыхает, и она вновь поднимает на него взгляд, впрочем, даже не надеясь прочитать эмоции на его лице.
— Мой отец достал предмет, который нужен Волдеморту, — просто говорит он.
Гермиона морщится и сжимает пальцами переносицу.
— То есть это всё было отвлечением внимания.
Малфой устало ухмыляется.
— Ну, зачастую ты всё-таки бываешь права.
Гермиона отнимает руку от лица и вскидывает на него удивлённый взгляд. Малфой неопределённо пожимает плечами и наконец опускается на диван.
Вдруг до Гермионы доходит:
— Получается, даже если Орден победил сегодня на поле боя, то…
— …всё равно проиграл стратегически, — заканчивает Малфой.
— Нам надо что-то предпринять, — шепчет Гермиона и опускает взгляд на свою руку. Кожа в грязи и крови. Она сжимает и разжимает кулак, и посередине ладони остаются светлые полумесяцы от ногтей, разрезая тёмно-бурые разводы.
— Вы можете воспользоваться планами поместья Лестренджей, — напоминает Малфой и вдруг изменившимся тоном добавляет: — Я могу повторить какие-то детали, если ты не запомнила после того раза.
Гермиона вспыхивает и, проигнорировав его намёк, поспешно отвечает:
— Да, я поговорю об этом с Кингсли и Люпином. И о предмете тоже. — Она внимательно смотрит на него: — Ты знаешь, что это?
— Это портрет, — Малфой морщится. — Но я не знаю, чей он. И я не знаю, откуда Люциус взял его.
— Все крестражи Волдеморт делал из вещей, которые почему-то были важны ему, — медленно произносит Гермиона. — Но чей портрет будет подходящим? Мы можем попробовать догадаться.
Губы Малфоя слегка дёргаются, и он закатывает глаза.
— Существует великое множество выдающихся портретов. Но Пожиратели нанесли удары по всей Британии, занимая Орден, ради того, чтобы достать именно этот. Он должен быть заметным.
Гермиона неопределённо кивает и задумывается.
— И правда. Это… это может дать нам какую-то информацию, — она открыто смотрит на него и несмело приподнимает уголки губ. — Это всё очень важно. Спасибо… Драко.
