весь дом при желании. С такой силой он мог ломать стены. Уля почувствовала, как стекло за её спиной издало треск. Острые осколки посыпались на голову, вонзились в руки и ноги, и она полетела вниз со второго этажа. Всё это происходило, как в замедленной съёмке. Она смогла уловить взгляд зверя. Всего секунду назад он злобно скалился, а теперь он словно удивлялся. Они оба летели вниз и скоро плюхнутся в снег. И Уля окажется под волком. И, вполне возможно, он раздавит её своим весом. Вполне возможно, что у неё сломается большая часть костей и она просто не сможет двигаться и замёрзнет в сугробе на заднем дворе. А когда Ника вернётся домой, то её встретит окоченевший изуродованный труп сестры. Перед тем как Уля ударилась о заледеневший сугроб, она успела подумать, что глаза волка совсем не звериные. Они ей знакомы. Они человеческие.
Она услышала странный звук, будто где-то возле неё упал пятидесятикилограммовый мешок с цементом, в следующее мгновение другой более глухой звук чего-то сломавшегося. Посередине позвоночника стрельнула яркой вспышкой молния. Волк исчез. Испарился. Он выпал из окна вместе с ней, но разбилась только она…
***
Солнечный свет слепил глаза. Протерев лицо ладонями, Ульяна села. Плед слетел с тела, упав неаккуратным комком на пол. В мозгу зазвенел колокол. И она поняла, что находится вне дома. К боли в голове прибавилась ноющее чувство где-то посредине позвоночника. Поначалу она подумала, что находится в школе, потому что увидела Юрия Олеговича. Он сидел в кресле и хмуро взирал на неё, подперев голову рукой. Выглядел он уставшим и не выспавшимся.
– Юрий Олегович? – она ещё раз протёрла глаза, убеждаясь, что это вовсе не сон и не видение. Может быть, она сейчас лежит в снегу на заднем дворе и замерзает, видя предсмертные галлюцинации?
– Игея, ты совсем охренела?! – Юрий Олегович резко вскочил. Его громкий голос чуть ли не разорвал ей барабанные перепонки. Яркая вспышка резанула в мозгу, она схватилась за голову. Возможно, подобное ощущает перепивший человек накануне, а на следующий день получивший в награду похмелье.
– Что? Что случилось? – всё ещё держась за голову, спросила Уля. В памяти только-только начали формироваться воспоминания вчерашнего дня. И громкий голос Юрия Олеговича только мешал этому.
– Это ты мне скажи, что случилось?! – он подошёл так близко, будто собирался с ней что-то сделать, и опёрся одной рукой о спинку дивана, на котором сидела Ульяна.
– Не помню… – она опустила взгляд в пол. Она помнила то, что в доме был волк, а что потом? Воспоминание обрушилось на неё как гром, на мгновение, оглушив сознание. Она увидела, как волк бросился на нее, и они вылетели из окна. Она ударилась о снежный сугроб, но не как обо что-то мягкое, вроде батута или пуха, а скорее, как о воду с большой высоты. Она вспомнила острую боль в позвоночнике. Даже вспомнила тот глухой звук, который последовал сразу после её приземления в снег. Она вспомнила взгляд животного и вновь подумала, что знала эти глаза, когда-то прежде. Вместе с этим сопровождались какие-то смешанные чувства. Она посмотрела на Юрия Олеговича, он всё ещё нависал над ней, как грозовая туча. И его глаза напомнили ей глаза того волка. Она испуганно отползла в угол дивана, прижав коленки к груди. Вскоре это ощущение прошло.
– Ты заявилась ко мне ночью. Пьяная. Несла какой-то бред. Я уже собирался вызывать каталажку, – возмущаясь, он уселся на диван, не сводя взгляда от перепуганной измученной, но при этом всё равно очень красивой, девушки.
– Я не была пьяная, – угрюмо произнесла Уля, поправляя упавшую с плеча лямку бюстгальтера. Только сейчас она поняла, что находится в одном только нижнем белье. Лифчик без чашечек и плавки, в которых она вчера легла в постель до того, как на неё напал волк.
– Откуда ты знаешь мой адрес? – его скулы заметно напрягались. Хоть он и был у себя дома, но на нём была рабочая белая рубашка, расстёгнутая на первых двух пуговицах и чёрные брюки.
Она пожала плечами, ничего не отвечая.
– Ещё раз спрашиваю, кто тебе дал мой адрес? – медленно повторил он. Показывая всем видом, что еле сдерживает себя в руках.
– Вы сами, – дрожащим голосом произнесла Уля, хотя прекрасно знала, что это ложь.
– Не было такого. Отвечай, что принимала? – напирал Юрий Олегович.
– Ничего…
– Ты лжёшь! – он сверлил её взглядом, будто мог прочитать правдивый ответ, – Наркоту какую употребляла?
– Вы опять за своё? – Уля тоже начинала злиться, но скорее больше на себя, за то, что оказалась в такой глупой ситуации. Она быстро перегнулась и подняла с пола упавший плед. С её плеча снова слетела ослабившаяся лямка. Юре пришлось отвести взгляд в сторону. Он лишь на одну долю секунды уловил её притягательные бугорки, выглядывающие из бюстгальтера. Хотя сейчас был так зол, что не мог рационально мыслить.
– Почему на тебе нет одежды? – спустя минуту уже без злобы спросил он, всё ещё не решаясь на неё посмотреть. Уля знала ответ, но понятия не имела, как объяснить то, что с ней произошло. Юрий Олегович откашлялся и подошёл к окну. Он выудил из кармана сотовый и собрался кому-то звонить.
– Что вы делаете? – Уля испугалась, что он собирается вызвать полицейских или докторов.
– Звоню твоей матери, естественно.
Уля подскочила, сама того не ожидая, и выхватила телефон из его рук. Плед вновь упал на пол. Она удивилась, что её мозг не вознаградил её новыми вспышками боли, как до этого. Хотя позвоночник всё ещё ныл, но уже не так сильно. Она завела за спину руки, спрятав сотовый.
– Не надо!.. звонить маме, – в её мозгу вопил истеричный вопль: «Только не маме! Кому угодно только не маме!»
– Верни телефон, – выдержанно приказал он, протягивая вперёд ладонь. Он мог бы и сам его отобрать при желании. Но тогда ему пришлось бы касаться её тела. А это прямиком спровоцировало бы резкое возбуждение. Она и так источала первобытную сексуальность. И если бы не строгость, которую он, как взрослый обязан проявить по отношению к такому безответственному поступку, то ему было бы сложно справиться с желанием овладеть ею.
– Я верну телефон, если вы пообещаете не звонить маме, – уверенно выдвинула свои условия Ульяна, не представляя с какими невообразимыми чувствами в данный момент борется учитель. Не подозревая о том, что, когда она спала всё это время он смотрел на неё, желая прикоснуться, обнять, обогреть. Он желал её больше, чем когда-либо кого-то. То, что он чувствовал к Лене не стояло даже близко.
– Не стану звонить матери, если расскажешь всю правду, – без толики лжи и неуверенности произнёс он.
Между ними повисла пауза. Уля так и стояла в одних плавках и лифчике с заведёнными за спину руками, как преступница, которую заковали в наручники.
– Вы всё
