Обычно молодые и знатные господа не появлялись в двух палатах. Чаще всего отъявленные борцы с коррупцией происходили из числа бедных студентов, поскольку именно их больше всего затронул скандал с императорским экзаменом.
Бешеные псы из двух палат, которые давно ни на кого не нападали, теперь подняли хвосты и остервенело лаяли. Они постоянно скандалили и поднимали шум, требуя у Ли Фэна провести строгое расследование. Создавалось впечатление, что если их не устроят результаты, они выстроятся в очередь и разобьют головы о дворцовую колонну прямо посреди императорской аудиенции.
Так недолгая видимость мира при дворе была нарушена.
Девять высокопоставленных провинциальных чиновников, да и не только они, оказались замешаны в этом сложном и запутанном деле. Включая никчемного родного младшего брата Фан Циня.
Для его пожилого отца младший сын и внук являлись смыслом жизни. Пускай великий советник Фан и отошел от государственных дел, его потряс новый скандал. Фан Цинь не знал, как поступить. Он мог отвернуться от кого угодно, но не от родного отца.
Не успел Фан Цинь придумать выход, как то ли нарочно, то ли нет, но Император решил передать дело сразу в Военный совет — в обход храма Дали и цензората. Расследование поручили возглавить лично Цзян Чуну, остальные могли лишь ему содействовать.
Бумага больше не могла сдерживать пламя.
Несмотря на то, что Фан Цинь родился в богатом семействе, он всегда надеялся прославиться, чтобы через тысячи лет потомки помнили его добрые дела, поэтому отказывался наступать на горло собственной совести и избегал совершать бесчестные поступки. Именно поэтому он сначала предал Люй Чана, который посмел ему угрожать, а затем старого дурака Ван Го. Вот только он никем больше не мог пожертвовать — его прикованная к постели матушка лежала в соседнем доме.
Пока господин Фан утешал ее и объяснял все отцу, на выходе из поместья сразу несколько человек дожидались, пока он примет решение. Фан Цинь не находил себе места от тревоги. Всего за одну ночь в уголках его рта появились сразу два кровавых волдыря. Фан Цинь только закончил успокаивать свою старую рыдающую мать, в поместье заявился новый гость. Он помрачнел, потер переносицу и холодно приказал:
— Скажите, что меня нет дома, и отошлите их прочь.
Слуга молча, как цикада зимой, удалился. Вскоре появился помощник и прошептал:
— Господина Фана что-то тревожит?
Фан Цинь сердито на него посмотрел. К счастью, он превосходно владел дыхательной гимнастикой и совершенствовал дух, поэтому легко убрал с лица мрачное выражение и протянул:
— Кабинетные ученые возмущаются уже года три, но все без толку. Сейчас слухи о происшествии слишком быстро долетели до столицы. Явно кто-то этому поспособствовал... Со стороны Ли Минь кажется прямодушным и открытым, но не преминет ударить исподтишка. Подобные люди с добрым лицом, но злым сердцем могут ввести императора в заблуждение.
— У господина созрел план? — спросил помощник.
Фан Цинь был в бешенстве. Узнай он о скандале на день раньше, все равно практически ничего не смог бы сделать. Все произошло слишком быстро. Поскольку император уже обо всем знал, положение у Фан Циня было крайне незавидное.
— Ситуация непростая, — вздохнул Фан Цинь. — Этот Янь-ван, как волк или тигр. Стоит ему зубами впиться кому-нибудь в шею, добыче уже не вырваться.
— Говорят, что реформы Его Высочества Янь-вана пока далеки от завершения, — усмехнулся помощник. — При дворе из-за них возникают многочисленные споры. По-моему, он чересчур торопит события. Наступил момент, когда он пострадает от собственной хитрости.
Фан Цинь замер. Он прекрасно понимал, что его собеседник прощупывает почву, надеясь, что он заглотит наживку. Их поместье вырастило множество помощников, чаще всего они годились только на то, чтобы играть в шахматы с великим советником Фаном. Обычно они боялись открывать рот в присутствии Фан Циня. Раз этот человек рискнул проявить инициативу, то явно хотел, чтобы его заметили.
Фан Цинь протянул руку и огладил бороду:
— С чего ты это взял?
Помощник предвидел, что ему зададут этот вопрос, поэтому поспешил использовать явно заранее приготовленными аргументами:
— Раз дело зашло настолько далеко, боюсь, нам не удастся опровергнуть обвинения. Почему бы тогда не устранить корень проблемы и не попытаться сразу отменить предложенный Янь-ваном новый закон?
Поначалу Фан Цинь надеялся, что чиновник даст ему дельный совет. Теперь он был разочарован и холодно отрезал:
— Мошенничество на императорском экзамене в любую эпоху считалось тяжким преступлением, за которое отрубали голову или ссылали на каторгу. Разве есть разница между старым и новым законом?
Помощник одарил его спокойной улыбкой и ответил:
— Мой господин, алчный чиновник никогда не исправится, а человек, творящий беззаконие, не остановится, но ведь на сей раз в скандале замешаны сразу девять провинций и множество высокопоставленных чиновников. Разве это простое совпадение? Император заподозрит, что дело нечисто. С чего вдруг столько чиновников пошли на отчаянный шаг? Дело в том, что в последние два года они едва сводят концы с концами. Им нужно устраивать беженцев, платить непосильные налоги, обеспечивать армию и выполнять квоту на ассигнации Фэнхо.
— Ассигнации Фэнхо принимаются на рынке наравне с золотом и серебром, — у Фан Циня брови на лоб полезли. — После скандала в Цзяннани издали соответствующий указ. На что ты намекаешь?
— Да, ассигнации можно обменять на рынке на серебро и золото, но это не значит, что сам императорский двор готов обменять их на серебро и золото, — заявил помощник и покачал головой. — Кроме того, большинство богатых купцов переехали с юга в более-менее цивилизованный Цзянбэй. На Центральной равнение, особенно на северо-западе, дела обстоят совсем иначе. Если местные жители откажутся принимать ассигнации, никто их не переубедит. Если правительство попытается насильно ввести там ассигнации, то придется воевать с простыми людьми, которые будут рыдать и угрожать повеситься. Если что-то пойдет не так, то императорский двор начнет искать виноватого. Кого постоянно во всем винят? Кто ходит по тонкому льду? Прошу господина тщательно это обдумать. Если вы действительно готовы поставить все на карту, возможно, удастся и спасти ситуацию. Даже если вашего брата осудят и лишат должности, пока семья Фан находится у власти, всегда есть шанс, что однажды дуншанец вновь объявиться [4], не правда ли?
Фан Цинь молча его выслушал.
Помощник понизил голос и добавил:
— Мой господин, будущее сложно предугадать. Мы с нетерпением ждем окончания войны, чтобы свести старые счеты. Сторонники Янь-вана прекрасно это понимают. Только не говорите, что «бездействие — часть войны». Если вы сейчас не сделаете свой ход, они от вас избавятся. Ох, ваш ученик сегодня слишком много болтает. Прошу господина простить меня, я вынужден вас покинуть.
Шестнадцатого числа двенадцатого месяца императорский инспектор в Шэньси, один из идейных вдохновителей мошеннической схемы, на допросе во дворце разразился горестными слезами и принялся причитать, что полномочия его настолько ограничены, что не удалось внедрить ассигнации Фэнхо. В итоге местным чиновникам пришлось самим их все скупить. Императорский двор издал аж три указа подряд, касающихся квоты на ассигнации Фэнхо. Поскольку для провинциальных чиновников они были невыполнимы, они повсюду пытались изыскать средства. Но раз брать больше было неоткуда, то пришлось совершить столь низкий поступок.
Его признание точно брошенный в воду камень сразу породили тысячу волн. Все обвиненные в мошенничестве чиновники твердили одно и то же и поливали грязью сторонников Янь-вана, которые поначалу созерцали пожар с противоположного берега. Некоторые преступники и вовсе несли полный бред: мошенничество на императорском экзамене сродни продаже должностей при дворе. С учетом того, что новый указ, регламентирующий поведение чиновников, тесно связан с ассигнациями Фэнхо, чем он лучше взяточничества?
