— Если барышня Чэнь готова, предлагаю сегодня же начать ставить мне иглы, — сказал Чан Гэн.
Чэнь Цинсюй замерла, пораженная.
— Это крайне болезненный процесс. Днем Ваше Высочество заняты в императорском дворе. Сможете ли вы это вынести?
Чан Гэн покачал головой.
— Не знаю, но меня терзает дурное предчувствие. В последнее время Кость Нечистоты все труднее подавлять. Если мы не уничтожим ее, я никогда не поправлюсь.
Спустя час Чан Гэн понял, что недооценивал боль, о которой предупреждала его Чэнь Цинсюй.
Чэнь Цинсюй принесла ему миску целебного бульона и приготовила серебряные иглы.
Чан Гэн принял миску двумя руками и спросил:
— Что это?
— Когда вы победите Кость Нечистоты, я дам рецепт, — пообещала Чэнь Цинсюй. — Пейте и лучше не спрашивайте.
Чан Гэн промолчал.
У него возникло впечатление, что все варварские ритуалы провоняли трупным маслом. Теперь Чан Гэна еще сильнее одолели мрачные мысли. Он перестал задавать вопросы, зажал нос, напряг язык и залпом выпил лекарство.
Чэнь Цинсюй наклонилась, чтобы поджечь успокаивающие травы. Спокойный прохладный аромат окутал комнату. Она сидела в трех шагах от него, скрестив ноги, и строго наказала:
— Ваше Высочество, после того как я начну ставить иглы, вы должны любой ценой сохранить ясность ума, иначе заснете вечным сном. Это понятно?
Чан Гэн кивнул.
— Я начну, когда догорит первая порция успокоительного, — Чэнь Цинсюй продолжила: — Прошу Ваше Высочество вдохнуть его, чтобы очистить разум и избавиться от тревог.
Поначалу Чан Гэн ничего не почувствовал. Чэнь Цинсюй уверенно и аккуратно ставила ему иглы. Ее движения были очень быстрыми. Чан Гэн закрыл глаза и позволил себе расслабиться. Неожиданно по спине прошел холодок. Подобный страх обычно охватывает человека, когда он видит, как кто-то заносит оружие и понимает, что не успеет уклониться от удара и остается лишь ждать смерти. Мышцы спины непроизвольно напряглись. Хотя он не мог пошевелиться, но все равно попытался уйти от прикосновения.
Чэнь Цинсюй не могла воткнуть все иглы разом. С серьезным выражением лица она позвала его:
— Ваше Высочество.
Чан Гэн почувствовал, как его хлестнули по спине невидимым бичом. Он услышал какофонию звуков, его оглушили крики и брань женщины, что умерла больше десяти лет назад.
Голос Чэнь Цинсюй вместе с успокоительным сумел пробиться сквозь многолетние кошмары:
— Ваше Высочество, сейчас вы в поместье Аньдинхоу. Вы меня слышите?
Призвав все оставшиеся у него силы, Чан Гэн едва заметно кивнул.
Чэнь Цинсюй воткнула следующую серебряную иглу. Догорела вторая палочка успокоительного. Она взглянула на стоявшие на столе западные часы:
— Ваше Высочество, мы только начали процедуру. Мне дать вам больше времени, чтобы привыкнуть?
Чан Гэн слегка прикусил кончик языка:
— Нет, продолжайте.
Больше Чэнь Цинсюй не задавала глупых вопросов и продолжила уверенно втыкать иглы. Недавно растаявшая галлюцинация снова вернулась к Чан Гэну. Он снова почувствовал разом всю боль, что детстве причинила ему Сю Нян.
Выражение лица Чэнь Цинсюй оставалось напряженным. Она заметила, как старый шрам на ключице Чан Гэна внезапно покраснел и распух без видимой причины. Наружу брызнула тонкая струйка крови. Его вены паутиной проступили под кожей. Выглядело жутко.
— Ваше Высочество, Ваше Высочество Янь-ван! — позвала его Чэнь Цинсюй.
Чан Гэн никак не реагировал.
Чэнь Цинсюй боялась продолжать лечение. Вдруг ее внимание привлекла пара железных наплечников в нижней части кровати. Они выглядели очень старыми. Теперь в армии носили совсем другую броню. Внезапно Чэнь Цинсюй вспомнила рассказы Чан Гэна о том, как он в юности справлялся с приступами Кости Нечистоты. Именно подвешенный в изголовье кровати кусок брони Гу Юня помог ему впервые вырваться из лап ночного кошмара.
Тишину спальни нарушил громкий металлический скрежет: Чэнь Цинсюй взмахнула длинными рукавами и сшибла со стены тяжелый кусок брони. Учащенное дыхание Чан Гэн резко замедлилось.
Ему было уготовано немало испытаний. Сперва его заперли в теле ребенка, где его ждали удары острыми шпильками, накаленной докрасна палкой, грязной нагайкой и острыми как клещи женскими ногтями... Затем ему привиделся Гу Юнь, наполовину облаченный в железную броню, который наблюдал за его страданиями.
Изо всех сил пытаясь сохранить ясность ума, Чан Гэн уставился на Гу Юня, как на спасительную соломинку. Чан Гэн не знал, как долго страдал от жутких галлюцинаций. Когда он пришел в себя, то почувствовал страшную усталость и заметил, что успокоительное давно догорело, а Чэнь Цинсюй собирает серебряные иглы.
Только тогда он позволил себе пошевелиться.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Чэнь Цинсюй.
Чан Гэн подвигал рукой и заметил, что на ней появились множество новых мелких ссадин, успевших покрыться зудящей коркой. Он попытался сжать руку в кулак.
— Словно опять куда-то карабкался.
После ухода Чэнь Цинсюй Чан Гэн сразу заснул. Спал он всегда настолько чутко, что его мог потревожить брошенный камешек. Ему редко удавалось крепко заснуть. Последний раз это было, когда после потери крови он лежал в беспамятстве. Сейчас же его впервые в жизни не мучили кошмары.
Ему приснилась высокая дозорная башня. Вдалеке горели огни. Лагерь бдительно охранялся и находился в состоянии полной боевой готовности. Отряд солдат как раз вернулся из патруля и поправлял поводья коней. Их командир резко обернулся и Чан Гэн узнал в нем Гу Юня. Монокль на его лице выглядел изысканнее, чем иные маски. Серебряная оправа и темная броня прекрасно сочетались друг с другом. Гу Юнь посмотрел на него и озорно улыбался.
Во сне Чан Гэн засмеялся и спросил:
— Что это ты напялил?
Сидевший верхом Гу Юнь протянул железную руку и легко поднял Чан Гэна в седло, посадив перед собой — мощи металлической брони, сжигающей цзылюцзинь, для этого вполне хватало. Гу Юнь обнял его со спины, засмеялся и прошептал ему на ухо:
— В военном гарнизоне так одиноко. Как еще мне соблазнять молодых красавцев?
Во сне люди не скрывают свои желания. Чан Гэн прекрасно понимал, что Гу Юнь пошутил, но в его голосе чувствовалась жгучая обида:
— В столице я неустанно тружусь с утра до ночи и боюсь совершить малейшую ошибку. Каждый день я с нетерпением жду от тебя хотя бы крохотную весточку, всего пару слов, но никак не могу ее дождаться.
— Ваше Высочество, вы проделали столь долгий путь, чтобы капризничать? — беспомощно произнес Гу Юнь.
Чан Гэну действительно хотелось жаловаться и ругаться с Гу Юнем, как об этом рассказывали в хуабэнях [2]. Правда, когда с тобой случается нечто необыкновенное, как в тех историях, начинаешь жалеть, что недостаточно внимательно их читал. Он немного растерялся. Гу Юнь протянул руку, снял монокль, слегка наклонил голову и поцеловал его в щеку:
— Раз тебе не нравится, перестану его носить.
На рассвете Чан Гэн проснулся от жутких завываний флейты Гу Юня. Он выбрался из постели и протер глаза. Ему казалось, что этот чудовищный звук все еще звенел в ушах. Чан Гэн потер свои несчастные уши, но уголки его губ изогнулись в невольной улыбке.
Это был лучший сон, что когда-либо ему снился.
Хотя от игры Гу Юня на флейте земля содрогалась и духи заливались слезами, даже ему предстояло столкнуться с нечистой силой, Чан Гэн уже ничего не боялся.
Чан Гэн не подозревал, что накануне ночью на фронте Гу Юнь возвращался из патруля и почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Он резко повернул голову, обронив монокль. На этот раз стекло не разбилось, но изысканная оправа стукнулась о броню и треснула. При всей красоте она стала бесполезной — пришлось заменить.
Узнав об этом, Шэнь И на следующий день от души посмеялся:
— Поди какая-нибудь богиня не вынесла твоей распущенности и самовлюбленности.
— Да у нее отличный вкус, — заявил бесстыдник Гу Юнь. — Наверное, при виде моей красоты она сразу захотела выйти за меня замуж.
