Тыльной стороной ладони Зарек утер кровь со своих губ.
— А иначе что, кельт? Сделаешь мне а-та-та?
— Глотку тебе вырву!
Зарек нагло расхохотался.
— И погибнешь сам? Ну нет, на такое у тебя духу не хватит!
— Ты понятия не имеешь, на что у меня может хватить духу. И молись своим богам, чтобы тебе и не пришлось узнать!
Зарек смачно облизнулся — без сомнения, для того, чтобы окончательно вывести Тейлона из себя.
Надо сказать, ему это удалось.
— Я ей ничего плохого не сделал. Через три минуты она все забудет. Со смертными всегда так.
Тейлон хотел схватить его за грудки, но Зарек перехватил его руку.
— Я уже говорил тебе, кельт: не смей меня трогать!
Тейлон освободился от его хватки.
— Ты, как и все мы, принес присягу. Я не позволю тебе охотиться на невинных людей в моем городе!
— О-о, какое красноречие! — издевательски процедил Зарек. — Что еще скажешь, партнер? Даешь мне время до рассвета, чтобы убраться отсюда? Или: этот город для нас двоих тесен? Или... а, нет, знаю: должен остаться только один!
— Пошел ты..!
Тейлон схватил Зарека за грудки и шмякнул о каменную стену. Разумеется, у него самого тут же заныла спина, — но дело того стоило.
Он не позволит злобному безумцу играть людскими жизнями!
Глаза Зарека вспыхнули яростью:
— Руки прочь, кельт! Или я тебе руку оторву. И знаешь что? Мне плевать, даже если сам от этого потеряю обе! Вот в чем разница между нами. Боль — моя подруга и союзница. А ты ее боишься.
— Черта с два!
Зарек отшвырнул Тейлона.
— Если так — где же она, твоя боль? А? Где ты похоронил ее в ту ночь, когда сжег родную деревню?
Тейлон мимолетно удивился: откуда Зарек об этом знает? Но при мысли о том, что безумный кровосос осмеливается его судить, его охватила испепеляющая ярость.
— По крайней мере, я не хнычу и не ною, упиваясь своими страданиями!
Зарек расхохотался:
— А я разве похож на депрессивного нытика? Вообще-то, пока не появился ты, мы с этой цыпочкой очень неплохо развлекались! — Он снова облизнулся, словно смакуя вкус крови. — Тебе тоже стоит попробовать, кельт. Нет на свете ничего слаще человеческой крови. Никогда не задумывался, почему даймоны пьют кровь перед тем, как высосать душу? Почему бы просто не прикончить жертву, быстро и без хлопот? Да потому, что это лучше любого секса. Знаешь ли ты, что, когда пьешь кровь, можешь заглянуть в человеческий разум? Прочесть мысли смертного, ощутить его чувства? На миг почувствовать связь с его жизненной силой? Вот это называется кайф!
— Ник прав: ты действительно психопат, — с отвращением бросил Тейлон.
— Это называется социопат. Совершенно верно. Я таков — и насчет себя не заблуждаюсь.
— А какой в этом смысл?
Зарек пожал плечами:
— Смысл отыщи сам, если сумеешь.
Что за невыносимый тип!
— Объясни, зачем тебе все это нужно? Зачем ты всех настраиваешь против себя?
Зарек фыркнул:
— Что такое? Мы сменили тон? Мальчик-паинька решил подружиться с хулиганом? Или надеешься добротой и пониманием растопить мое каменное сердце?
— Ну ты и говнюк!
— Вот именно. Но я, по крайней мере, знаю, кто я такой, и не питаю на сей счет иллюзий. А вот ты сам не понимаешь, кто ты — то ли Темный Охотник, то ли друид, то ли плейбой. Ты потерял себя много лет назад, когда заковал в цепи и упрятал за решетку то, что делало тебя человеком.
Тейлон не верил своим ушам. Этот... получеловек смеет читать ему мораль?!
— Я не ошибся — ты мне рассказываешь о человечности?
— Ирония судьбы, не правда ли?
Тейлон дернул щекой:
— Ты ничего обо мне не знаешь!
Сверкнув серебряными когтями, Зарек извлек из кармана сигарету, прикурил от старинной позолоченной зажигалки. Выпустил дым Тейлону в лицо, оскалил клыки в сардонической усмешке:
— Как и ты обо мне.
И, развернувшись, зашагал прочь из тьмы к ярко освещенной улице.
— Еще раз нападешь на смертного, Зарек, — клянусь, я тебя убью своими руками! — крикнул Тейлон ему вслед.
Зарек, не оборачиваясь, насмешливо помахал ему когтистой рукой.
Тейлон провожал его бессильным взглядом. Из груди его вырвалось низкое глухое рычание. Во имя всего святого, как Ашерон его выносит? С этим типом и камень выйдет из терпения!
Рано или поздно Артемиде придется с ним покончить. Откровенно говоря, Тейлон был немало удивлен, узнав, что Зарек еще не приговорен к смерти. Впрочем, может быть, ради этого Артемида и вызвала его в Новый Орлеан? На Аляске, где Зарек у себя дома, где ему знакома каждая тропинка, ему было бы проще ускользнуть от палача.
А здесь этот гнусный тип — в полном распоряжении Ашерона, которому улицы Нового Орлеана знакомы как свои пять пальцев. Если приговор будет вынесен, Зарек не сможет скрыться...
Тейлон решительно тряхнул головой, изгоняя из своих мыслей бывшего римского раба. Еще не хватало остаток ночи посвятить размышлениям о Зареке!
Зазвонил телефон. В трубке послышался знакомый голос с густым атлантийским акцентом.
— Привет. Я сейчас на Коммерс-стрит, в Складском районе. Здесь произошло убийство — думаю, тебе стоит взглянуть.
— Еду.
Тейлон сунул телефон в карман и быстрым шагом двинулся к своему мотоциклу.
Через несколько минут он был уже на месте происшествия. Здесь царила суета: полицейские огораживали место преступления, фотографировали, опрашивали свидетелей, что-то записывали в блокноты. Вокруг теснились туристы и зеваки.
Щурясь от яркого света, Тейлон припарковал мотоцикл и протиснулся сквозь толпу к Ашерону — уже блондину. Боги, этот человек меняет цвет волос чаще, чем иные меняют носки!
— Привет, Ящер. Что здесь стряслось?
Услышав это прозвище, Ашерон поднял брови, но промолчал. Кивком головы указал на тело, скрытое черным мешком для трупов, но еще не запечатанное.
— Эта женщина погибла всего час назад. Скажи мне, что ты чувствуешь?
— Ничего…
Едва это слово сорвалось с его губ, как Тейлон сообразил, о чем говорит Ашерон. Когда человек умирает, душа его еще некоторое время продолжает витать возле тела. Исключение возможно лишь в одном случае — если душа кем-то или чем-то пленена.
— Ее убил даймон?
Ашерон покачал головой.
— Она — новая Темная Охотница?
Снова отрицательный ответ.
— Кто-то высосал из нее всю кровь вместе с жизнью и похитил отлетающую душу. Затем разорвал ее тело чем-то вроде огромных когтей. Полиция старается убедить себя, что это сделал дикий зверь. Но раны слишком глубокие и четкие — звериными когтями таких не оставишь.
