Между тем Онти подверглась нападению. Зелёные человечки, которые, кстати, себя называли «момами», соскучившись по своей королеве, залезли на крышу. Свесив свои головы со всех сторон, они заглянули в окна кареты и перепугали Онти, а заодно и Полинию.
Пришедший в ярость Палдор, схватил у кучера кнута и принялся их стегать, сгоняя с крыши. Пришедшая в себя Онти, стала защищать момов и кричать на Палдора. Подошедший Мо посмотрел на неутешительную картину и сказал Хабэлуану:
— Тебе придётся сесть в карету.
Тот молчаливо кивнул. В итоге Хабэлуан присоединился к Онти, а зелёные человечки забрались, как горох, на Мо и рассыпались по его спине. Палдор, после своей вспышки, чувствовал себя неуютно и не знал, куда спрятать глаза. После некоторого времени он набрался мужества и сказал Онти:
— Прости меня, я испугался за тебя.
Конечно, Онти простила и они, с новым папой, принялась обниматься и слюнявить друг друга, чего Хабэлуан решительно не понимал. А зелёные человечки, путешествующие на Мо, собрались у него на спине в кучку, и о чем-то долго шептались. Потом взялись за руки и принялись кружить на нем хоровод, напевая при этом песенку:
«Едет с нами странный зверь, верь, верь
Очень умный, нам поверь, верь, верь
Вышел худший на охоту, что ты, что ты
Расскажи нам быстро кто ты, кто ты, ктоты»
Побродив в их мыслях, Мо удивился, обнаружив то, чего в головах маленьких зелёных человечков быть ну никак не могло. Потом он накинул сетку на Онтэинуолу и после тщательного сканирования, обнаружил то, что искал. Необычная находка его поразила, а ещё больше он удивился себе, в том, что он, поддавшись человеческому влиянию, мог пропустить очевидное, которое светилось таким ярким светом. «Как много в людях интересного, — подумал Мо но, с сожалением, констатировал: — А нам, Хранителям, таких ощущений явно не хватает».
Палдор и Полиния, склонив головы, друг на друга, заснули, причём Палдор даже похрапывал, а Онти и Хабэлуан, каждый в своё окно, наблюдали за бегом окружающего пейзажа. Со времени их знакомства они не имели случая поговорить наедине, тем более в статусе брата и сестры, что их несколько смущало и останавливало.
— Спасибо, — отважилась Онти, поворачиваясь к Хабэлуану.
— Чего? — не понял он.
— Спасибо, что ты меня спас от зелёных человечков, — объяснила Онти.
— По-моему, они тебе ничем не опасны, — сказал Хабэлуан, и, выглянув в окно, сказал: — Смотри, они снова танцуют.
— Они не собираются усыпить Мо? — озабоченно спросила Онти.
— Нет, Мо им не по зубам, — ответил Хабэлуан и добавил, — классный кошак.
Они немного помолчали.
— Теперь мы брат и сестра, — не то спросила, не то констатировала Онти.
— Да, и я тебя должен защищать, — согласился Хабэлуан.
— От кого? — не поняла Онти.
— От всех, — объяснил Хабэлуан, потом объяснил ещё, — кто тебя будет обижать.
Онти, смущаясь, замолчала, ей стало ужасно приятно, что ещё один человек, так просто, на основании того, что он брат, будет защищать её от всех опасностей. Она повернулась к нему и неловко поцеловала его в щеку.
— Что вы делаете? — ошарашено спросил Палдор, открыв глаза.
— Я целую своего брата, — невинно ответила Онти. Палдор посмотрел на красного, как плод вобоса, Хабэлуана, потом на Онти и удовлетворённо закрыл глаза. Через мгновение карету наполнило его музыкальное храпение.
— Ты так больше не делай, — сказал Хабэлуан, возвращая своим щёкам их естественный цвет.
— А что? — не поняла Онти.
— Не делай, — упорствовал Хабэлуан.
— Ты же мой брат, — убеждённо сказала Онти.
Хабэлуан промолчал, а Онти подумала, что в будущем он привыкнет и, вообще, ей повезло, что у неё такой чудесный брат. Она склонилась ему на плечо и тоже уснула.
«Умаялась, малышка», — с нежностью подумал Хабэлуан, считая себя достаточно взрослым, несмотря на то, что старше Онти на какой-то один год.
***
На очередном привале Монсдорф бросил мешок с пожитками под куст и, посмотрев на Кристлина и Грохо Мома, сказал им: — Отдыхаем, — после чего полез в сумку за едой. Кристлин, чтобы не мозолить ему глаза, да и самому подкрепиться, зашёл подальше в кусты и, вместе с Грохо Момом расположились под деревом, в тени.
— Хочу обед, — сказал Кристлин, вытянув из-за пазухи чудесную палочку, и на траве снова возникла салфетка, а на ней всё тот же кружок колбаски, пару лепёшек и крынка молока.
— А что, другой еды у палочки нет? — спросил Кристлин, вгрызаясь в отломленный кусок колбасы.
— Нет, — ответил Грохо Мом, вздыхая. Ему тоже хотелось есть. Сладострастный запах колбасы долетел до ноздрей Монсдорфа и тот удивлённо поднял глаза. Не поверив своему обонянию, он поднялся и подошёл к Кристлину и Грохо Мому.
— Колбаску трескаете, — спросил он, с осуждением глядя на Кристлина. Тот, с набитым ртом, ничего мог ответить.
— Да, колбаску, — мечтательно ответил Грохо Мом, думая о своём.
— А угостить попутчиков не догадались? — глядя на него, укоризненно сказал Монсдорф, проглатывая глазами оставшийся кусок колбасы. Грохо Мом, сразу же сообразивший, что Монсдорф ошибочно считает его хозяином колбасы, заинтересованно спросил: — А что у вас есть?
— Вот, — вздохнул Монсдорф, вытягивая лепёшку.
— Идёт, — сказал Грохо Мом, схватив её своими ручками, и тут же запихал её в рот. Монсдорф забрал половинку колбасы и оставшуюся лепёшку, а потом, глядя на кувшин с молоком и усмехаясь, сказал Кристлину:
— Для детей полезно молоко.
Тот посмотрел на святотатство и когда Монсдорф ушёл, вытянул волшебную палочку и сказал: — Хочу обед.
Ничего не изменилось, только салфетка и крынка с молоком исчезли. Кристлин разочарованно посмотрел на Грохо Мома. Тот, пряча глаза, сказал:
— К сожалению, палочка работает раз в день.
***
Колбасник Несчан славился своими изделиями недаром – вкуснее его изделий в округе не находилось. Всё хорошо в жизни Несчана, и жена хорошая, Ровашин, и двое деток, и соседи о нем говорили только приятное. Но имелось одно обстоятельство, которое портило всю картину, делая жизнь Несчана невыносимой, доводя его до исступления.
У него каждый день пропадало одно колечко колбаски. Если посмотреть со стороны, то это тьфу, мелочь, о которой и беспокоиться не стоит. Ведь Несчан делал их каждый день не один десяток.
Нельзя сказать, что Несчан отличался жадностью. К нему, в конце дня, подходили люди неимущие и получали из его рук изделия, на его взгляд неудачные, которые он делил между ними, не разделяя людей на хороших или плохих. Пусть то бездельник или вообще несуразный человек – всякого Несчан наделял куском пищи, как новый бог страждущих.
