Вновь играет рваными цепями…
Плечи Карима поднимались и опадали в такт яростным аккордам, как будто он сам играл на невидимой гитаре, но и малейшей попытки не было потянуться к своему инструменту — даже мне, не эмпату понятно: боится пропустить хоть ноту. Дораш шевелил губами, явно подпевая повторяющемуся припеву. Тит сделал больше, чем я ожидала — не только позволил моим мужчинам слышать первоисточник, он дал им понимание стихов…
— Еще, — хором потребовали живые.
— Еще, — шелестели вокруг окрепшие голоса духов. И было непонятно, чего они требуют, песен или сладких эмоций.
— Вама, ты бы для Гоха отдельно спела. — деликатно попенял Дюш.
О-о, раз Тит так расщедрился на божественные фокусы, то и мне стоит выложиться по полной. Ибо когда еще выпадет случай поделиться с близкими великой музыкой, не обезображенной дилетантским исполнением! Для бога воды, значит? Лучше, чем «Синяя вечность»(7), песни о море я не знаю.
О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой.
Потом, после Муслима Магомаева, мне будет стыдно петь для Карим-ара, но его восторженное потрясение того стоило. Инструмент гусляра обладал весьма богатым звучанием, а сам гусляр столь талантлив, что в его повторном исполнении явно слышались интонации и обертоны бесподобного баритона великого артиста. Карим играл так, что я расплакалась. Естественно, эта музыка не могла не привлечь внимание тех, кто ждал снаружи. Естественно, они к нам присоединились. Немного жаль того единения, которое нам подарили музыка и Тишка. На самом деле, много людей — это здорово. Наверное, только на похоронах в этой пещере бывало столько народу.
Шаманы во главе с Лограхом сразу же выразили недовольство происходящим. Это можно понять — место-то скорбное, а мы песни поем, можно сказать, на погосте. Но наш под завязку накормленный аксакал и слова худого не дал им сказать — заступил дорогу и молчал надменно. Шаманство дружно поклонилось бормоча какое-то «гешарвитырдох». Заклинание, что ли, кастуют? Может, уже пора искать окоп поглубже? Старожил ответил что-то забористое, судя по вытянувшимся физиономиям пришедших.
— Здороваются. Это на нашем, на древнем, — прошептал тихонько Дюш, — уважаемый дух — дедушка еще трех дедушек, Турлых.
Круто. У них, что, пра-пра в каждом поколении свое название имеет? Понятно тогда, почему шуни испытывает трудности с переводом. Аксакала, значит, зовут Турлых, и он на сколько… На девять, что ли, поколений древнее Дораша?! Или даже на двенадцать? А, неважно! Главное, что этот ископаемый дух имеет влияние на сердитых шаманов. А шаманам уже не до гнева — призрачный дедусь видим, разговорчив и часть способностей сохранил. Есть от чего изумиться до полного спокойствия. Турлых до беседы не снизошел, велел присоединиться к нашей честной компании и выключил видимость.
Кое-как разместились и Каримз-ар затянул что-то патетическое и важное для сердца каждого степняка. Эпос, одним словом. Мужики с удовольствием пели, вознося хвалу богам и питая духов. Иногда приходилось петь мне. Про то, как черноглазая казачка подковала коня степнякам понравилось больше всего, но и романсы не оставили их равнодушными. Их и призраков, которых, если приглядется, уже можно было разглядеть. В один момент, когда звучала «Лучина»(8), мне привиделась Сиштира, стоя́щая на алтаре. В том образе, как изображают ее в храмах — босая и с голым животом.
Идиллия закончилась, когда всполошилась Сара. Она манила куда-то к стене и пришепетывала:
— Он плас-сет, плас-сет…
–—
«Пикник на обочине» — фантастическая повесть братьев Стругацких.
«Не жизнь, а роман» — роман Юлии Меллер, его можно прочесть на нашем сайте.
«В лунном сиянии снег серебрится» — романс Е. Д. Юрьева.
Песня Трубадура из мультфильма «Бременские музыканты» — автор стихов Юрий Энтин, музыка Геннадия Гладкова.
«Землянка» — музыка Константина Листова, стихи Алексея Суркова.
«В лунном сиянии снег серебрится»» — романс Е. Д. Юрьева.
«Осень» — автор и исполнитель Юрий Шевчук.
«Синяя вечность» — Исполнитель и автор музыки — Муслим Магомаев, автор слов — поэт Геннадий Козловский.
Имеется в виду народная песня с первой строчкой «То не ветер ветку клонит».
Часть 13
Ох, мамочки! Да что же она, подруженька моя фантомная, прозрачная-то такая вдруг стала? Где можно столько сил за три минуты растерять? Ведь только что над плечом Дораша висела — купалась в положительных эмоциях. Довольная и сытая. И не подкормишь с разбегу при таком-то скоплении чужих. Стоп. Она кому-то слила изрядную часть своих сил, вот в чем дело! Значит, там призрак и он в плачевном состоянии. Хотя, куда уж плачевней.
Оказалось, что есть куда.
Раз добрейшая отзывчивая Сара так разволновалась, похоже, кто-то всерьез страдает. А мы не видим. Вит даже светляков запустил — никого и ничего.
— Плас-сет, плас-сет, — настаивала Сара, тратя остатки сил на переживания и все больше бледнея. — Мальс-сик плас-сет. С-слабый совсем. Помоги!
Слабый, значит, голодный. Мучительно голодный. Так почему паникует сострадательная Сара, а не аксакал всея пещеры Цхыват? Где там этот Турлых? И как сохранить секрет синенькой от степняков?
— Вит, можно сделать так, чтобы нас не видели и не слышали?
— Нас и этот кусок стены? — господи, как хорошо, когда тебя понимают с полуслова! — Госпожа Фукеш, дорогая, — нарочито спокойно продолжил Вит, — покажите, где именно ваш плачущий мальчик.
И Сара показала… На ту самую ручку кинжала, которой я давеча мимолетно удивилась.
— Якорь, — прошептал над ухом голос Лодара. Дух дворца был подавлен не меньше свой призрачной подруги. Тоже отлил силы страдальцу?
— Это многое объясняет. Но, Лондар, почему он голодный?
— Слабый, сил до энергии дотянуться не хватило.
— Странно, у вас хватало, и Сара перемещалась по всему дому.
— Мы были сильными магами, дорогая, наверно поэтому. А мальчик больше, чем на три шага отлететь от якоря не может.
Господи, какой ужас! Столько силы рядом, а он не дотягивался! И мне никак не достать, чтобы подпитать бедняжку! Так, Нина, думай! Есть два варианта, и оба поганые. Первое — кормить Сару и Лондара и просить их отдать силу парнишке. Ужасно несправедливо и, возможно, мучительно для моих друзей. Они уже слили ему изрядную часть энергии и помогло это не слишком, раз Сара решилась прервать наш фестиваль на войлочной поляне. И сколько таких процедур понадобится? Две? Три? Пять?
Второе — вытащить якорь и переместить его вниз. Но как? Высота не меньше семи метров! Чьей жизнью я готова рискнуть? Дораша? Ваена? Киры?
Витто без слов начал подъем, как будто мысли прочитал. Сама не поняла, как удержалась и не повисла на нем с воплем: «Не пущу!» Правильно не поняла, потому что это Дораш удержал, а я не заметила, как он за спиной оказался.
Господи помилуй! Господи помилуй! Господи, помилуй моего мужа!
А муж продвигался весьма бодренько, помогая себе левитацией и придерживался за стену лишь для вида — не хотел демонстрировать гипотетическому противнику все свои возможности. Откуда-то я это знала твердо. Оставалось только убеждать себя: «Спокойно! Не мешай! Верь!»
Успокойся уже, дурища! Видела же его тренировку! Он мог бы просто взлететь туда, держа меня в охапке, как тогда, когда показывал лабораторию. Для паники абсолютно нет причин.
Ага, это у здравого смысла нет, а меня есть…
Кинжал не желал выходи́ть из трещины, в которую его вогнал бывший хозяин. У Витто не получалось тянуть достаточно сильно — опоры-то нет, его положение сейчас сродни частичной невесомости.
— Вит, посторонись. — Это Ванька скомандовал, он топтался прямо под зависшим магистром, явно страхуя. Кира и Ши стояли плечом к плечу чуть поодаль, но как раз напротив злосчастной железяки.
