я успела накраситься и сделать подобие укладки. Получилось неплохо, и даже мантия сейчас так сильно меня не угнетала.
Сегодня третьим предметом по расписанию была история. Обычно на историю я не ходила, так как занималась с проректором, но сегодня у меня не было настроения смотреть на невозмутимое лицо мсье Вирраса. Потому, направившись было по знакомому маршруту, я вдруг развернулась и отправилась совершенно в другую сторону – на лекцию по истории. Преподаватель, маленький старичок по имени Визирио Рисс, увидев меня на пороге, как-то странно хрюкнул:
– Студентка Тиррос, вы дверью не ошиблись?
В аудитории собрался уже весь поток, и мне не хотелось делать из своего появления представление. Потому я коротко ответила «нет» и прошла к своему месту на первом ряду. Обычно на всех занятиях рядом сидел Таматин, у которого я безбожно сдирала конспекты, но сейчас его место пустовало.
Мсье Рисс уступать не планировал:
– У вас же… э-э-э… дополнительные занятия, студентка.
Мсье Рисс был предупрежден проректором, что историю я пока посещать не буду, но это же не значит, что мне запрещено здесь появляться, верно?
– Их пока что отменили, – сухо пояснила я и демонстративно положила перед собой лист бумаги, готовая записывать.
– Ну что ж, – задумчиво протянул преподаватель. – Я надеюсь, что вам не придется потом отрабатывать прогул дополнительного занятия, Тиррос. У вас и так очень много отработок.
С задних рядов послышались смешки студентов. О количестве моих отработок уже ходили легенды. У Караката Риггола, например, я не отрабатывала время, назначенное проректором, а только лишь зарабатывала новые отработки. Не пробежала десять кругов? Плюс один штрафной день. Пробежала десять кругов не улыбаясь? Двадцать минут тебе на тренажерах.
Так что в ответ я лишь широко улыбнулась мсье Риссу и принялась листать учебник.
Лекция мне понравилась. Мсье Рисс рассказывал доступно, с подробностями, которых не найти в учебнике, а в процессе рассказа неожиданно задавал вопросы студентам, проверяя их внимательность. Это было похоже на тыканье палкой: задал вопрос, ага, шевелится, отлично, перейдем к следующему. В какой-то момент я забылась, и мы с преподавателем даже вступили в дискуссию насчет объективности причин вступления империи триста лет назад в союз с повстанцами соседнего государства. Это однозначно был мой любимый предмет, и очень жаль, что я не познакомилась с мсье Риссом в первый же день. Тогда, возможно, академия не стала бы для меня столь ненавистна.
После занятия я задержалась, и дискуссию мы с мсье Риссом продолжили. Плавно перешли к двухсотлетней войне, но в аудиторию заглянула Лисса. Несколько минут я делала вид, что не замечаю ее, увлеченно слушая преподавателя, но, когда тактичное покашливание подруги переросло в приступообразный кашель, мсье Рисс игнорировать его не смог:
– Ну что же, Тиррос, очень удивлен, что боевик демонстрирует такие познания в истории. Приятно, приятно удивлен. Вы теперь всегда будете ходить на мои занятия?
– Думаю, да.
– Очень рад, – действительно обрадовался преподаватель. – Надеюсь, со временем мы сможем даже заняться какой-то научной работой. Еще раз повторюсь – для боевиков редкость такие познания в истории.
Сверкая улыбкой, я покинула кабинет и подошла к Лиссе.
– Почему ты здесь? – удивленно смотрела на меня подруга.
– А где я должна быть?
– Мы договаривались к Таматину сходить, так я тебя в приемной у проректора ждала. Ты же у него должна была тренироваться сейчас.
Лисса знала, что после моего демарша с Марооном Симаном я занималась отработкой магии отдельно с проректором. Причину этого я, естественно, не озвучивала, но мои друзья (равно как и другие студенты) решили, что это своеобразное наказание.
– Так мы идем сейчас к Таматину, что не так?
– Ляля! – Лисса разнервничалась. – Проректор про тебя спрашивал. Я ждала в приемной, а ты все не выходила и не выходила, ну я и заглянула. А там он. Я спросила, скоро ли ты освободишься, а он сказал, что тебя не было. И спросил, не знаю ли я причину твоего отсутствия на занятии?
Я заволновалась. Все ж таки проректор обладает способностями к гипнозу, может быть, Лисса выдала слишком много ненужной информации. И о причине нашего ночного путешествия, и о моих слезах…
– И что ты сказала?
– Что ты приболела.
– Точно больше ничего?
– Нет, он больше ничего не спрашивал.
– Хорошо, – я призадумалась. Сегодня тренировку с проректором пропустила, но после выходных по расписанию занятие с Марооном Симаном, а значит, все равно придется идти к Радагату. Хотя, возможно, проректор обиделся и сам не захочет со мной заниматься. Сама эта мысль вызывала во мне странное двойственное ощущение: я чувствовала какое-то удовлетворение и вместе с тем жгучую обиду. Скорее всего, последствия недосыпа.
– Ляля, что ты творишь? – вдруг влезла в мои мысли Лисса. – Разве можно себя так вести?
– А? Что? Ты о чем?
– Почему ты не пришла на занятие с проректором? Ты представляешь, насколько он занятой человек, выделил время для тебя, а ты просто… не пришла!
– Ты что, забыла, что произошло ночью?! – прошипела я, не забывая удерживать на лице улыбку, чтобы не напугать встречающихся людей гримасами. – Он решил, что я всех мужиков академии готова соблазнить ради того, чтобы меня отчислили! Он предлагал мне прийти к нему голой!
– Ты преувеличиваешь.
– Тебя не было в тот момент! – отрезала я и ускорила шаг. Благо, что уже были видны двери лечебницы.
– Ты же сама мне все рассказала! Такого он не говорил.
– Главное не слова, а контекст, – не согласилась я. – Я все услышала и поняла.
– Ляля, но мы ведь правда были раздетые. И ты действительно хотела быть отчисленной. В такой ситуации любой имел право ошибиться.
Я вспомнила невозмутимого, вечно уверенного в своей правоте Радагата. Вспомнила, как он едва заметно морщится, когда ему что-то не нравится. Я научилась это замечать за две недели, на протяжении которых мне приходилось вечно ощущать это недовольство. Вспомнила, как стыдно мне было и на занятиях, а тем более вчера, и разозлилась еще больше.
– Любой имел право, а проректор воздушного отделения не имел. Все, я не хочу это обсуждать.
Лечебница была очень похожа на городскую, которую я, бывало, посещала с родителями или самостоятельно: светлые стены, белая мебель и идеальная чистота вокруг. У входа – стенд, на котором размещена информация о больных и палатах, в которых их можно найти, дежурстве лекарей и о списке продуктов, которые можно передавать. Хорошо, что предусмотрительная Лисса захватила с собой обед из столовой, а иначе, чувствую, Таматин выгнал бы нас из палаты взашей.
На Лиссу я еще немного злилась и потому бежала по коридору далеко впереди, ища глазами палату, в которой, согласно информации на стенде, лежал наш друг. Отыскала довольно быстро, толкнула дверь и влетела к Таматину со словами:
– Не ждали?
Таматин лежал на кровати, вытянув руки поверх одеяла, с выражением вселенской муки на лице. Но ничего иного я и не
