— Вот же задница енота! Кто это?
— Моя Луна и настоящая наследница Бриса.
Ухмыляюсь еще шире, замечая не удивление, а шок на лице Лина.
Так-то, батенька! Не всё легко и просто, как кажется со стороны. Вот и я охренел.
— Ё-ё-ё-ё… Твою ж… шиворот-навыворот! Луна? Но как? Когда? И где она? — начиная фразу и обрывая, что-то катая в голове, почесывая макушку, Фуров очень похоже изображает моё одуревшее состояние, в котором я пребывал весь остаток пути сюда. После того, как неаккуратно, но от души выместил свой псих.
— Проще начать сначала, — дождавшись, когда собеседник начнет адекватно себя вести, поднимаюсь из кресла и, заложив руки за спину, отворачиваюсь к окну.
Много времени на усеченную версию событий, а именно так я обрисовываю ситуацию, не требуется. После чего замолкаю. И резко, как и Лин, оборачиваюсь к двери на звон посуды.
Побледневшая Анила старается удержать в подрагивающих руках поднос с двумя чашками.
— Нет, мальчики, вам надо что-то более крепкое, чем кофе. А его я сама, пожалуй, выпью, — ни к кому конкретно не обращаясь, волчица проходит к столу, ставит посуду, берет одну чашку и садится на краешек дивана.
— Родная, тебе нельзя кофе, — спохватывается друг, подрываясь с кресла и намереваясь забрать напиток.
— Я хочу, — тихо, но уверенно произносит Фурова, глядя большими красивыми глазами на мужа, а Лин от этого будто на стену налетает.
— Конечно, если хотите с малышом, пейте на здоровье, — меняет он тон на еще более мягкий и, дождавшись благодарной улыбки своей пары, тут же добавляет. — Но, пожалуйста, немного.
— Хорошо, любимый. Ваше успокоительное в баре, — кивок головой в сторону большого стеклянного шкафа и пояснение на приподнятую бровь. — Варфик вчера купил. Я просила. Как чувствовала.
— Умница моя, — нежно погладив животик пары и поцеловав ее в краешек губ, альфа северо-западной стаи, оборачивается ко мне. Воркующие нотки, как по волшебству, сменяются удивленным рыком. — И ты еще не разорвал эту шавку на части?
Вот и еще один непоклонник выскочки Ноева появился. Хотя, нет, два.
Замечаю, как поддакивая словам мужа, Анила несколько раз кивает.
Прикольные они. Надеюсь, что и мы с Мией скоро будем так же едины, как эта замечательная пара.
— Нет, — качаю головой. — Пока не пойму всей схемы, не трону эту гниль, чтобы не спугнуть.
— И сколько, по-твоему, потребуется времени?
— Недолго. Уверен, завещание Бриса многое расставит по местам.
— Остается подождать лишь пару дней, — кивает Лин, размышляя. — Думаешь, всё настолько серьезно? Хотя, мои ребятки тоже движуху заметили в день похорон. Просто не знали, с чем это может быть связано.
— Уверен, бойцы Винса ее ищут. Но пока не так далеко, как малышка забралась.
— Ты слишком спокойный, Райдэн. Это меня пугает, — передав бокал с напитком, подмечает Фуров.
— Беру пример с моей девочки. Очень сильной и умной, в отличие от меня самого, — приподняв фужер в тосте, ухмыляюсь, и делаю глоток.
— Хм, вот уж не ожидал, что услышу от тебя такое. И так быстро. Впечатлен, дружище, и всё равно рад. Очень. Даже несмотря на «заваренную кашу».
— И я, Райдэн за вас рада. Верю, твоя пара не такая хабалка, как та, что заняла сегодня её место, — кивает Анила, пристроившись на диван с ногами и уже расслабившись. — И не смотри на меня так, дорогой супруг, я еще не старая слепая безмозглая черепаха, чтобы не видеть, как другие дамочки на тебя смотрят и пытаются соблазнить.
Не удерживаюсь и от души смеюсь в голос. Чувствую, мне в нашей дальнейшей совместной жизни с истинной будет также хорошо и весело.
— И что мы делаем дальше? — покачав головой на супругу, уточняет Лин.
— Мы? — приподнимаю бровь.
— Естественно. Я в стороне не останусь, даже не думай. С поисками помогу. Будь уверен. Слишком хорошо знаю, что это такое — терять свою Луну. Пусть и на недолгое время, — всё еще глядя на жену, произносит друг.
— Тогда готовься разматывать клубок из змей, что собрался в стае моей пары. И спасибо за помощь, ребята, — киваю обоим супругам. — Она лишней не будет.
Глава 22
МИЯ
В доме деда Исая дышится легко и свободно. Деревянный сруб с настоящей печью, что топится дровами, небольшой, но очень уютный и светлый. Две комнатки, к одной из которых примыкает небольшая кухонька, отделенная занавеской. Мебели мало, только то, что действительно необходимо. Диван, кровать, комод, стол, лавка, два стула. Зеркало, шкаф и сундук. Настоящий, деревянный, с кованными ручками и резным рисунком. Я такие только в интернете видела.
И подушки кругом. Маленькие и большие. Разных цветов, по краям обвязанные крючком. Покрывало набивное из лоскутков любовно сшитое женскими руками. И удивительная чистота в глаза бросается.
— Два года назад хозяйку похоронил, — отвечает дед Исай раньше, чем успеваю задать вертящийся на языке вопрос. — Любила она очень дом украшать, вязала, вышивала, крахмалила всё кругом. Вот и я в память о ней так и продолжаю всё в надлежащем виде беречь.
— А сундук? — не удерживаюсь и, подойдя ближе, провожу кончиками пальцев по крышке, на которой очень искусно вырезана жар-птица, гордо изогнувшая шею и распушившая чудо-хвост. — Нереально завораживающая работа.
— Это я, — кряхтит лесничий, поглаживая бороду, словно стесняется. — Зимой времени много, а одному скучно, вот и занимаюсь помаленьку.
— Никогда такой красоты не видела, — выдыхаю, продолжая любовно гладить дерево, кажущееся теплым, и рассматриваю все мелкие, но так филигранно вырезанные детали.
— Ой, дочка, хватит. Перехвалишь старика, зазнаюсь еще, — ворчит дед, а с его зычным голосом кажется, что вулкан пробуждается. — Пойдем-ка лучше глянем, что от моей Агейки осталось в тряпках. Ты не думай, всё чистое, есть даже новые вещи. Не ходить же тебе в моей телогрейке постоянно.
— Спасибо, — благодарю от души, когда меня одаривают рубашкой, сарафаном и теплой кофтой.
Не думала, не гадала, а подарки получила.
— Нога-то у тебя, как у ребенка, совсем малюсенька, надо-ть чего-й-то обмозговать. Босиком ходить не дело ж, — качает головой лесничий.
А я все шире улыбаюсь. Такая теплота идет от хозяина этого дома, забота, желание помочь, что на душе сразу становится теплее. А невзгоды и страх отходят на второй план.
Хорошо тут. Спокойно.
Урчит серебрянка довольно и, свернувшись клубочком, засыпает.
Умаялась моя хорошая.
— Аля, пойдем-ка, милая, я тебя накормлю. А там уж и решишь, у меня оставаться или к людям в деревню ехать, — выдав мне теплые вязанные носки, дед Исай уходит в кухню, чем-то сразу гремя, но разговор не прерывает. — Только вот стемнеет уже скоро. Не хочется по ночи сюда возвращаться. Но, если решишь, отвезу, как обещал.
Размышлениями не увлекаюсь, да и приключений с меня уже достаточно. А тут уютно, хорошо и не гонят. И волчице нравится.
— Если возможно, я бы осталась тут, — добавлять слово «насовсем» совесть не позволяет, потому обрываю фразу, будто бы задавая вопрос.
— Оставайся, дочка, — улыбается человек-гора так открыто, что лучики морщинок вокруг глаз становятся глубже, а лицо словно молодеет. — Сколько надо-ть, столько и оставайся. И мне, старику-боровику, не так скучно. И тебе работу найду, дабы не маялась и коли помочь захочешь.
— Я с удовольствием, — киваю, еще совсем не веря в то, что можно вот так запросто повстречать хорошего человека, без корысти и злого умысла, помогающего другим от чистого сердца.
— Добрых людей намного больше, Аленька, чем кажется на первый взгляд, — усмехается в бороду дед Исай.
Оказывается, вопрос-то я вслух произнесла.
— Просто они тихие, спокойные, не любят кичиться своим большим, открытым сердцем, вот и находятся в тени, не видны сразу. Зато злые, завистливые, наоборот, не могут жить спокойно, не привлекая к себе внимания. Для них не поорать, не покрасоваться, не попортить другим кровь, как нищему помощь оказать. Самих себя злоба изнутри сожрет. Вот они и выступают, оттого кажется, что их пруд пруди.
