колючки, кроны их сплетались, скрывая небо. Трава под ногами пожухла, звуки растворились в густой, хоть ложкой ешь, тишине, разрывал ее лишь тоскливый волчий вой.
– Прости. – Ярина попыталась успокоиться, вспомнив про ожерелье. Если оно так реагирует на горечь, что же будет, испытай она злобу или горечь?
– Я не обижу. – Ивар рывком развернул ее и заглянул в глаза. – Позабочусь о тебе, раз больше некому. Даже разувать себя не заставлю 9, пока не привыкнешь. Не обещаю, что полюблю тебя, как Милаву, – он запнулся, вспоминать покойную жену еще было тяжело. – Но ты славная девушка, маленькая варгамор. Я постараюсь, чтобы ты не знала печали.
Ярина вздохнула. Да, Ивар сдержит слово, со временем боль утраты утихнет, и они даже смогут быть счастливы, но это не любовь.
– Меня ты ни о чем просить не станешь?
– Нет. Пока нет, – хмыкнул Ивар. – Орму нужна заботливая мать. Не мачеха, которая попытается сжить его со света, чтобы освободить место для своих детей. Ты спасла мне сына, нашла меня и не взяла награды, значит, на тебя можно положиться. Что до просьбы – там видно будет.
Он провел широкой ладонью по ее волосам, заправил за ухо выбившуюся прядь. От этой непрошенной ласки внутри оборвалось что-то, Ярина втянула голову в плечи и вывернулась, отступая на шаг. Привыкнуть можно, но разве сейчас это уместно? Когда крада Милавы еще не рассыпалась пеплом. Когда, несмотря на слова, взгляд Ивара оставался холодным, колючим. Будто купец оценивал, будет ли с нее прок.
– Если только это не хитрая обманка, чтобы втереться в доверие, – пробурчала она.
Ивар в ответ обидно расхохотался:
– Жаль разочаровывать, девочка, не похожа ты на лисью дочь, лицо у тебя простодушное. Как твоя наставница тебя одну отпустила, ума не приложу.
Насупившись, Ярина развернулась и пошла к избушке, разыскивая дорогу сама, а не полагаясь на ожерелье. Лицо у нее простодушное! Колдун в первую встречу так не думал. Вон, как вызверился! И потом, разве невесту называют «девочка»? Про наставницу и говорить нечего, Ивар вбил себе в голову, что раз она может волками управлять, значит, ведьма. Вот и попробуй переубеди его теперь.
Мысли снова устремились к капищу. Зря она ушла. Мало ли, чем колдун болен, помощь ему пригодится. Хотя селяне вряд ли подпустили бы ее к своему избавителю.
Лунный свет заливал избушку, серебрил черепа на заборе. Те приветственно лязгнули зубами, подсвечивая путь. Ивар молча шел следом.
Домовой выскочил встречать прямо в сени. Уперев руки в боки, хмуро оглядел гостя с ног до головы и посторонился.
– Ну, проходи, купец. Не оставлять же тебя теням на поживу.
Ярина мимоходом удивилась: ведь забыла совсем, даже в голову ей не пришло, что нельзя ночью ходить, что собиралась остаться у капища, в безопасности. Чудом тени не вышли на ее след.
Пока Ярина снимала кожух, Торопий следил за ней с беспокойством, подал голос, лишь когда тяжелое обручье снова съехало по запястью ниже.
– Это еще что такое?
– Семейное сокровище. Его сделал основатель моего рода для своей невесты, – подал голос Ивар. Он уселся на лавку у окна, вытянул ноги и внимательно взглянул на исписанные саргонской вязью листки, которые Ярина забыла убрать.
Она не успела переступить порог горницы, а домовой уже подпихивал к столу, сердито зыркая на мужчину.
– Как же сие понимать?
– Замуж я позвал хозяйку твою, – невозмутимо ответил Ивар. – Поедешь с нами, дед? Не обижу.
– И что, Яринушка, люб он тебе?
Вот как соврешь? Любовь – это когда сердце замирает, по телу разливается тепло от одного ласкового взгляда. Когда не идешь, а паришь, не замечая никого вокруг.
Она искоса глянула на Ивара: хороший ведь. В хозяйстве поможет, о детях заботиться станет. А любовь? Мало ли людей живут без нее счастливо. Стерпится – слюбится.
Ярина перевела взгляд на домового: тому ответа не потребовалось.
Тяжело вздохнув, он поманил ее к себе:
– Иди-ка сюда, девонька, что скажу.
Но стоило Ярине наклониться, как в лоб врезался болезненный щелбан.
– Ой, дедушка!
– Дурища! Ох, дурища! – Возмущению домового не было предела. Он стукнул кулаком по лавке, соскочил и принялся бегать по горнице, хватая себя за бороду. – Утворила! Замуж она собралась. Как же! Пожалела!
– Дедушка! – Ярина чуть не плакала от обиды.
– Снимай! – велел домовой, указывая на многострадальный «залог любви». Глаза его сверкали, волосы встали дыбом, по полу во все стороны пауками поползли тени. Лицо полыхало. Ярина сняла обручье и бережно положила на стол. Сразу стало легче.
– Потом заберешь, коли захочешь. Спать иди. А у нас сурьезный мужской разговор намечается. – Домовой достал из-за печки здоровенную бутыль. – Иди, – повторил он. – Утро вечера мудренее.
В голосе не слышалось упрека, одна ласка. Так дедушки разговаривают с непутевыми внучками. Наверное. Единственный раз, когда Ярина видела своего деда, тот кричал, что не желает знать «это отродье». С тех пор отец их к своим родичам не возил.
Ярина бросила прощальный взгляд на Ивара – он спокойно улыбнулся в ответ, – и шмыгнула в спаленку.
Орм безмятежно сопел в корзине, смешно раскинув ручки. Полюбовавшись на малыша, она переоделась в ночную рубаху, но уснуть даже не пыталась. Все равно не выйдет – голова гудела от мыслей.
Вместо того чтобы закутаться в одеяло, Ярина свернулась клубком на полу и прильнула ухом к тоненькой щели между дверью и половицами. Первый раз в жизни она подслушивала.
– Задурил девчонке голову? – спросил Торопий.
– Я ее не неволил, она сама обручье взяла, – голосом Ивара можно было наморозить небольшой сугроб. – Думаешь, обижу? Не бойся. Таких, как она, обидеть – себе вредить. Я-то знаю. А у меня сын.
– Отчего же. Не обидишь. Но полюбить не сможешь. Знаю я твою породу – ты все на первую жену растратил, ничего не осталось. Уважать, беречь будешь, но любить… А ей ведь хочется.
– Много ты видел тех, кто был счастлив в большой любви? – Ярина содрогнулась от жгучего гнева и тоски, сквозивших в тоне. – Я Милаву на руках носил. Баловал. Стукнул бы кулаком по столу и велел остаться дома, не повез к родным, она была бы жива. Выходит, я не уберег. Из-за моей слабости Орм остался без матери.
– Что уж теперь-то? Раз у тебя жизнь под горку покатилась, решил и девочке ее испоганить?
– Я о ней позабочусь. Ни в чем отказа не будет. Ей защита нужна, раз она одна осталась.
– Дурак ты! До первых седин дожил, а разумом не обзавелся. Иль не заметил, кто она?
– Не царевна и не
