Перья - Оливия Вильденштейн

Я задалась вопросом, нравлюсь ли ему я. Но тут же остановилась, потому что, во-первых, это было странно, а во-вторых, мне нет нужды нравиться Джареду. Мне нужно только, чтобы он полюбил делать добрые дела и продолжал совершать их, даже когда я вознесусь.

Когда я уже сжала пальцы на дверной ручке, зазвучал заинтересованный голос Джареда:

– Это с тобой она заключила пари?

Селеста оглянулась на него через плечо.

– Прошу прощения?

– Пари. Чтобы выйти замуж за какого-то непокоряемого представителя мужского пола, – голос мужчины настолько сочился сарказмом, что у меня свело лопатки.

Не отрывая взгляда от прохладной бронзовой ручки, я ждала ответа Селесты. Молясь, чтобы она не сказала Джареду, что никакого пари и быть не могло из-за правил нашего вида.

– Не со мной, – сказала подруга наконец.

– Ты видела мужчину, за которого Перышко хочет выйти замуж?

Я оглянулась на Джареда, его взгляд скользил вверх по персиковым волнам моих волос, прежде чем остановиться на моем подбородке.

– Да, – ответила Селеста.

– И ты одобряешь его?

– Они идеально подходят друг другу.

Румянец залил мои щеки. Я нажала на ручку, прежде чем успела вспыхнуть еще сильнее.

– Увидимся вечером, Джаред.

В спешке я влетела в Тристана.

– Уходишь так рано, Лей?

– Да, – прозвучало слегка сдавленно.

– Итак, это и есть adieu [43]? – глаза Тристана сияли, как безоблачное небо.

– Еще не совсем, – я обернулась на Джареда, который пристально смотрел на правую руку помощника, будто пытаясь понять, что случилось с леди в порванных джинсах. – Я приду сегодня вечером.

– Правда? – он взглянул на Джареда. – Как… здорово.

Однако Тристан не казался счастливым, скорее раздраженным. Я предположила, что с ними редко работают посторонние.

– Ты тоже пойдешь с нами? – спросила я, когда раздались медленные шаги по мрамору.

Пожилая женщина с копной седых волос вошла в прихожую, прихрамывая и тяжело опираясь на внука.

– Allez-y, madame [44], — Тристан указал на кабинет.

Селеста скользнула за меня, когда я отступила в сторону, чтобы дать им пройти. Тристан закрыл за ними дверь.

Толстое дерево поглощало звуки, но я все равно расслышала низкий тембр голоса Джареда:

– Что с той женщиной, Тристан? Которую ты вывел отсюда.

– Я посадил ее в такси.

Селеста склонила голову набок:

– Значит, ты не причинил ей вреда?

Тристан фыркнул.

– Нет.

Поскольку его голос не дрогнул, я решила, что он говорит правду. Если только Тристан не был выдающимся лжецом.

Мне стало легче дышать. Мне следовало уйти и позволить им работать, но я не смогла удержаться и осталась рядом с кабинетом, чтобы услышать продолжение разговора.

– Скольким людям вы обычно помогаете в подобные дни?

– Я не имею права разглашать такого рода информацию.

– Вы действительно помогаете людям или это просто красивый фасад, чтобы скрыть то, чем вы на самом деле занимаетесь? – спросила Селеста.

Когда глаза Тристана встретились с ее, мое сердце подпрыгнуло прямо к горлу. Вряд ли даже словесное нападение на мафию было хорошей идеей.

Я встала перед Селестой, чтобы защитить подругу от пронзительного взгляда Тристана.

– Она хотела сказать…

– Именно то, что сказала. Извините, но мне трудно поверить, что вы, ребята, на самом деле благодетели.

Я понимала, что Селеста так говорит из-за их счета грехов. Ну, счета Джареда. Если только она не искала и Тристана на голоранкере.

Мягкий, неуверенный голос послышался сквозь дерево. Хотя я и не могла расслышать все дословно, я уловила одно слово – тюрьма.

Ужасно хотелось прижаться ухом к двери, но требование Джареда, чтобы мы ушли, еще было свежо в памяти. Подслушивать неправильно. Но я все равно попыталась уловить хоть обрывки разговора, в то время как Тристан и Селеста продолжали играть в гляделки. Воздух между ними потрескивал.

Я взяла подругу за запястье, чтобы отвлечь.

– Джаред обычно лично помогает людям?

Тристан отвел взгляд от Селесты.

– Зависит от случая.

– То есть сегодняшний вечер… в порядке вещей?

Дверь позади меня заскрипела. Обняв мальчика за шею, пожилая женщина вышла из кабинета. Ее походка казалась еще более шаткой, чем раньше. Но это могло быть и из-за слез, стекающих по морщинистым щекам.

Были ли это слезы облегчения или разочарования? Когда они проходили мимо, я попыталась рассмотреть лицо мальчика, понадеявшись, что его будет легче понять, чем бабушку. Хотя длинная светлая челка ребенка скрывала глаза, она не могла спрятать и мокрые щеки.

Ради чего бы они ни пришли сюда, они это не получили.

Подошвы заскрипели по мрамору, а затем Тристан проскользнул мимо меня и пошел перед женщиной и мальчиком через залитый солнцем двор.

– Нельзя помочь всем, Перышко, – низкий голос Джареда донесся до меня, как раскат грома.

Он имел в виду, что он не может или я? Хотя это не имело значения. Джаред был прав: невозможно помочь всем. Но я могла помочь очень многим. Неужели женщина и ребенок не были достойны милосердия?

Новая теория перечеркнула все остальные: его счетчик грехов никогда не колебался, потому что оборванная надежда была воплощением жестокости и сводила на нет любой хороший поступок.

Не говоря ни слова, я вышла из его поля зрения, а затем и из его царства.

Я взяла с собой не так уж много одежды. И хотя стирка в гильдии не вызывала проблем благодаря специальным корзинам с ангельским огнем, тем вечером я внезапно для самой себя потратила карманные деньги на платье в милом французском бутике.

Обычно я такое не надеваю – изумрудно-золотой леопардовый принт поверх двух слоев прозрачного черного шифона, – но сегодня был необычный день. Сегодня мой последний день на Земле, поэтому я хотела облачиться в прекрасное творение человечества. Кроме того, похоже, парижанки любили щеголять именно в таких платьях. А поскольку Джаред и Тристан всегда безупречно одевались, я не хотела оказаться белой вороной.

Когда я шагала по пешеходной улице в черных туфлях на шпильках, воздушный шифон кружился вокруг моих икр. Что, если Джаред и Тристан появятся в черных брюках карго и черных футболках?

Уже слишком поздно переодеваться. Скоро прибудет Джаред, и, как он напомнил мне, ждать он не любит.

Когда я добралась до главного бульвара, уже знакомый мне автомобиль ждал у обочины, аварийные огни разрезали темную улицу. Мой живот заурчал, напоминая, что я пропустила ужин. Впрочем, после похода по магазинам я съела гигантский розовый макарун [45] с начинкой из сладких взбитых сливок и малинового джема. Я все еще чувствовала его