Внешность изменить он просит, ну-ну.
Видимо, я не устраиваю его уже даже почти нормальной, надо совсем кого-то другого.
Ну, я изменю… никто, правда, не обещает, что результат Платону понравится.
Головой я понимала, что эта иррациональная обида не имеет под собой смысла, но уязвленное женское самолюбие вопило: «Он мечтает забыть твое лицо!» — затмевая доводы разума.
После сеанса Платон выглядел слабо, но хотя бы смог подняться и упасть спать на диван в гостиной, а не остался на столике.
Несколько минут понаблюдав за ним, я заметила, как следы ожогов сами собой начали светлеть и затягиваться — регенерация наконец работала, значит, действительно становилось лучше.
Убедившись в этом, я оставила Платона одного и вышла в сад, уже в знакомую его часть, где росли нужные мне в этот раз травы и можно было накопать редких корешков.
Другие ингредиенты зелья я достала из заначки запасливых орков. Я обшарила кухню ещё на днях и уже знала, что кто-то собирал всякие ведьмовские компоненты для зелий. Все эти сушеные лапки, прах всякой животины, измельченные кости. Конечно, редких вещиц здесь не имелось (может, они и были, но их уже израсходовал Платон?), да мне они и не требовались.
Рецепт я помнила наизусть.
Зелье, меняющее внешность, варилось несколько часов. Надолго его не хватало, а потому на постоянной основе я его никогда не использовала. Да и составляющие поди найди еще, если ты в бегах и каждый день думаешь, как бы от голода не умереть.
Тут не до зелий. Выдыхается оно быстро, про запас не наделаешь. Пить нужно не позднее, чем через неделю после варки. Даже если заготовишь десяток таких зелий, то хватит на неделю.
Но вот так, разово, оно — то что нужно.
Я уже почти закончила работу, как на кухню вошел Платон. Выглядел он здоровым и бодрым. Первым делом открыл холодильник, доставая оттуда контейнер за контейнером.
— Ты все это собираешься съесть?
— И даже больше, — с энтузиазмом откликнулся он, выудив записку от матери, которую я находила прежде. Откусил печенье. Поморщился. Пробормотал себе под нос: — Мама, ты же помнишь, я не терпеть не могу кунжут и сливовый компот. Нет, каждый раз пытаешься этим меня накормить!
Сунул записку обратно в контейнер и убрал его в холодильник.
— А у тебя что там? — он любопытно принюхался. — Пастернак? — Платон кивнул на почищенный корешок, который я как раз собиралась добавлять. — Ты там суп, что ли, варишь?
Я на это только пожала плечами:
— Зелье, меняющее облик. Ты же сам сказал, что важно, чтобы меня не узнали.
— Что-то не припомню пастернак ни в одном из возможных рецептов, — он скептически посмотрел на меня, как будто на миг усомнился в моих умственных способностях. Даже обидно стало.
— Пастернак нейтрализует корень асфоделя, — фыркнула я, взяв в руки черпак, которым орудовала, и нравоучительно покачав им в воздухе, — так что спасибо ещё скажешь, что от меня не будет вонять тухлятиной всю дорогу. Ну и так шанс спалиться меньше, если кто-то сведущий учует запах зелья.
— Хм… — Платон поднял глаза к потолку, пошевелил губами, словно проговаривал про себя формулы или в уме решал какое-то сложное уравнение. А через секунд десять выдал: — Интересное решение. Никогда о таком ни думал. Действительно может сработать.
— Не «может сработать», а сработает.
— Где ты об этом вычитала? — он подозрительно прищурился.
— Методом проб и ошибок. Я люблю экспериментировать с зельями. В детстве как-то сама вывела рецепт для зелья, которое заставляет цветы пахнуть в сто раз сильнее. Думала маме подарок сделать. Так гордилась тем, что у меня получилось. Гордилась до тех пор, пока к нам на участок не слетелись все пчелы округи. Меня искусали так, что я чуть не умерла.
Сейчас было смешно вспоминать об этом, а вот маме, перепугавшейся за меня, тогда было не до смеха.
Платон подошел к моему вареву.
— У тебя явно талант, — на этот раз в его голосе не было скепсиса или насмешки. Скорее… уважение?
— Скажешь тоже, — отмахнулась я, начав резать следующий ингредиент.
К вечеру бутылек был готов.
Я встала перед зеркалом. Смахнула предыдущие чары, посмотрела в глаза себе настоящей. А затем залпом выпила горький отвар и при помощи магии смоделировала свою «новую» внешность.
Брови выгнулись дугами и почти сошлись на переносице, нос удлинился, щеки потяжелели. Цвет кожи приобрел легкую желтизну. Я щедро добавила себе два лишних подбородка и бородавку над верхней губой. Кстати, волос тоже многовато — сделаем-ка пару проплешин в шевелюре. Фигуру почти не тронула, чтобы не думать об одежде, но добавила внушительное пузо.
Осмотрела получившийся результат — недурственно.
Надо задуматься о том, чтобы припрятать ингредиентов для зелья на будущее. Когда-нибудь я покину этот дом, пусть хоть какой-то запас будет, чтобы иметь возможность выжить.
Не думаю, что Платон обеднеет.
Мы ужинали по отдельности, поэтому встретились в условленный час уже непосредственно в холле. Платон бросил на меня быстрый взгляд. Задумчиво поморгал.
— Марьяна? — уточнил он так, будто тут мог быть кто-то еще, а затем… рассмеялся.
Признаться, я ожидала не такой реакции. Он должен был злиться, говорить, что имел в виду другие изменения. Но точно не содрогаться от хохота.
— Да, сегодня нас точно никто не тронет, — прыснул он. — Миледи, вы готовы выйти на волю? — галантно открыл передо мной входную дверь.
— Угу, — я мотнула «копной» волос и первой шагнула во двор.
***
Дом Виктора Ковтуна располагался недалеко от клуба, не более получаса на машине. И, вместе с тем, словно совсем в другом мире.
Частный коттедж, обнесенный забором, трехэтажный, но при этом не казавшийся большим или вычурным. По меркам того места, которое сейчас занимал Виктор в иерархии столицы, даже скромный.
Утром Кире позвонил Макс и сказал, что боссу она срочно понадобилась, так что пришлось бросить все дела и взять такси.
Водить она умела, но прав у нее не было, а Виктор строго-настрого запретил всем своим нарушать человеческие законы, кроме как по его прямому указанию. Даже за переход дороги в неположенном месте, если бы о том узнал бес, могло хорошенько прилететь.
Когда она приехала, дом еще спал. Обычно все низшие, составляющие большую часть домовой прислуги Виктора, ложились, что называется, «с первыми петухами». А потому в десять утра, когда она зашла, двери ей открыл только заспанный Макс.
— Не шуми только, — смачно зевнул здоровяк, защелкнув за ней замок. — Босс в библиотеке, заперся, всю ночь никого не пускал. Под утро только вот велел тебя позвать.
Он снова зевнул, забирая у нее куртку.
Кире показалось, что еще чуть-чуть, и он свернет себе челюсть.
— Обувь-то снимай, а то наследишь, тебя Милка со свету сживет, она тут каждый день намывает…
Библиотека в доме располагалась на третьем этаже, почти под крышей. Кира была там раньше только однажды, когда Виктор представлял ей управляющего, которого назначили вместо дяди вести дела семьи.
Тогда она так тряслась от испуга, что удивительно, что она вообще помнит, как туда пройти. Поднявшись по лестнице, чертовка встала перед дверью и осторожно постучала. Никто не открыл.
Чуть поколебавшись, она все-таки толкнула дверь вперед. Библиотека была большой, просторной, пропитанной запахом старых книг и прошлых времен. Высокий белый потолок, словно поддерживающий бесчисленные полки с книгами, завитки витражей, играющие теплыми красками. Она шагнула вперед — деревянный пол заскрипел под ногами.
— Наконец-то ты! — радостно поприветствовал Виктор, вывернувший ей навстречу из-за высокого стеллажа. Он взял ее под локоть и потянул к креслу в углу и стоящему перед ним журнальному столику.
Правда, о том, как этот столик выглядит, можно было только догадываться, потому что сейчас он оказался целиком завален кипой бумаг и старинных фолиантов с кучей разноцветных стикеров-закладочек по всем страницам.
