В центре круга оказался подстреленный из ружья волк. Люди с собаками окружили его, их забавляли его последние попытки защищаться, бежать он уже был не в силах.
История повторилась, только на этот раз в центре круга оказался Дилан, я узнала его сразу, хоть он и был в звериной шкуре. Почему он попался этим людям? Почему именно сейчас? Возможно, он почуял знакомые запахи и пришёл, ведо́мый остатками человеческого сознания?
В одно мгновение мне захотелось плакать, кричать и разметать всех, кто стоит в круге. Монстр, долгое время дремавший внутри, проснулся и захватил всё моё существо. Я вспомнила, как замирать в пограничном состоянии между человеческой и волчьей ипостасью, и бросилась в атаку. До меня доносились звуки выстрелов, крики, руки чувствовали, как под их силой ломаются чьи-то шеи. Но ничьи мольбы не смогли бы достучаться до меня сейчас. Я опомнилась, когда последние звуки, наконец, стихли. Кто-то успел убежать и спрятаться, остальные больше никогда не смогут жить в Верхнем Волчке.
Волк сидел на снегу и смотрел в упор на меня, его пошатывало, кровь по груди и лапам стекала на снег. Фары освещали худощавый окровавленный силуэт зверя. Я жестом показала ему, чтобы шёл к машине, но он не пошевелился.
Вышел Седой.
— Помогите посадить его в машину, нужно отвезти его в Нижний Волчок, срочно!
И снова старик ничего не сказал. Вероятно, к последним событиям он не был готов, не придумал свою традиционно громогласную речь.
Волк скалился, щёлкал зубами, но нам всё же удалось положить его на заднее сиденье автомобиля. Силы покидали его всё больше и больше. Нужно было как можно скорей отвезти его домой к моей маме, где я смогу дать ему антиген.
«Только бы успеть…» — молилась я.
В него стреляли дробью, кровоточили сразу несколько ран. Я мало разбиралась в анатомии животных, но и невооружённым взглядом было видно, что времени осталось мало.
Максим сидел на переднем пассажирском сидении и внимательно наблюдал за происходящим.
Седой был не лучшим водителем, пару раз мы чуть не улетели в кювет на повороте, но он старался ехать как можно быстрее.
Мама со Светой уже были дома. Объяснять ничего не пришлось, я поручила им позаботиться о Максиме и попросила Владимира Александровича оставаться рядом с Диланом, пока бегаю за лекарством. Логично было предположить, что если мы сейчас вернёмся в Верхний Волчок, превращение в человека может быть менее болезненным.
Дрожащими руками я вскрыла горлышко ампулы, набрала содержимое в шприц и сделала укол.
— Нам срочно нужно вернуться в деревню. — сказала Седому я.
— Это ещё зачем? — не понял он.
И тут зверь, лежавший на заднем сидении, взвыл от боли.
— Скорее, иначе он умрёт от боли!
Антиген начал своё действие почти мгновенно, я снова взмолилась неизвестно кому, чтобы скорей добраться до Верхнего Волчка. Медлить было нельзя, Дилан мог умереть от болевого шока. К счастью, Седой всё понял, не стал задавать лишних вопросов.
Я предполагала, что и обратный процесс будет болезненным, но надеялась, что не настолько. Во-первых, превращение в человека было гораздо быстрее, чем в волка, во-вторых, все кости начали перестраиваться одновременно. Волк истошно визжал, пытался куда-то ползти, но вскоре его тело начали разбивать судороги.
Вскоре машина съехала в обрыв и остановилась. Мы вытащили зверя на снег и стали ждать. Спустя минуту Дилан полностью вернулся в свой человеческий облик, но взгляд у него по-прежнему был волчий, он пока не осознавал себя.
Теперь как можно скорей нужно было вызвать скорую помощь, потому что я одна, да ещё без медицинских инструментов, не смогла бы справиться.
— Возвращаемся! Помогите затащить его обратно.
Я постаралась стряхнуть с него остатки шерсти, чтобы она не попала в раны. Теперь, при свете автомобильного фонаря, было отчётливо видно, что у Дилана пробито правое лёгкое, несколько осколков застряло в лопатках и в животе. Пока ехали, я пыталась остановить кровотечение с помощью содержимого аптечки, потом мы вдвоём перетащили его в дом и уложили на мою кровать.
— Дилан, ты меня слышишь? — спросила я.
Он был мокрым от пота и крови, покрывало под ним тоже успело пропитаться влагой. Я обработала ему раны и накрыла простынёй. Дилан дышал прерывисто, ему не хватало воздуха, вероятно, оттого что в лёгком скопилась кровь. Мои догадки подтвердились, когда кровь пошла у него изо рта. Всё, что я могла сделать, — это перевернуть его на правый бок, чтобы кровь не залила второе лёгкое.
— Дилан?
— А… больно… — несколько секунд он стонал от боли.
Я приложила ладонь к его щеке, кожа оказалась холодной.
— Скорая уже едет, потерпи ещё немного.
— Ты сделала это…
У него начали закатываться глаза, по телу прошла судорога.
— Нет-нет, терпи, я рядом, я с тобой… Дилан!
— У меня мало времени, я плохо помню… это тот анти…
— Это наша единственная надежда.
— …на то, что умру я человеком. Спасибо.
— Нет, я не дам тебе умереть, не смей так…
— Эй, кто это там стоит… — Дилан слегка улыбнулся, глядя в сторону дверного проёма.
На пороге комнаты появился Максим, ему было одновременно любопытно и страшно.
— Знаешь, кто я? — спросил Дилан, преодолевая наваливающееся забытьё.
— Серый волк. — серьёзным и уверенным голосом ответил Максим.
— Как вырос… — едва слышно, почти одними губами произнёс Дилан.
— Максим, это твой папа, подойди, не бойся.
Максим некоторое время стоял в раздумьях, затем всё-таки решился сделать несколько шагов к нам и спросил, больно ли Дилану.
Я выглянула в окно и увидела мелькающий свет фар за окном.
— Кажется, там скорая, надо одеть тебя, в шкафу оставалось кое-что из твоих вещей…
Я помогла ему одеться, была с ним, пока его везли в больницу, хотя он потерял сознание почти сразу после того, как его положили на носилки, точнее, его сознание стало нестабильным, началась кровавая рвота и судороги. В операционную меня не пустили.
Ожидание затянулось более чем на пять часов, всё это время я сходила с ума от беспомощности и теребила в руках наши с Диланом кольца, к которым давно уже боялась притрагиваться, они напоминали мне о временах, когда всё ещё можно было исправить или предотвратить. Не знаю, символ это был или случайность, но кольцо «Волчья песня», которое Дилан дарил мне когда-то на первую годовщину, развалилось на две части прямо у меня в ладони.
«Нет. Нет-нет-нет, Дилан, я ни за что тебя не отпущу» — твердила как на повторе я.
Из операционной вышел врач и, как только я появилась перед ним, сам, не дожидаясь моего вопроса, начал:
— Я сделал всё возможное, но такие травмы мало совместимы с жизнью, так что готовьтесь к худшему.
— Но шанс есть?
— Он потерял много крови, сейчас ему делают переливание, поживём — увидим, я ничего не могу обещать, состояние нестабильное. Оставьте в регистратуре свой номер и езжайте домой, о любых изменениях вам сообщат.
— Спасибо.
Я ошибалась, думая, что не усну после этого долгого и, возможно, последнего в жизни Дилана дня. Дома не горел свет, видимо, все уже легли. Я не стала никого тревожить, залезла под одеяло и погрузилась в сон.
И в воображаемой реальности меня преследовали мысли о Дилане, я видела, что он жив, но почему-то не смотрит на меня, отворачивается и уходит. Я плакала то ли от счастья, что он не умер, то ли от понимания, что всё равно остаюсь без него.
Утром мой телефон показал, что новостей нет. Завтрак не лез в горло, я пересказала своим события вчерашнего дня и в ответ узнала их новости: Владимир Александрович принял на себя ответственность за гибель людей в охотничьей деревне, убедил жену отказаться от своих обвинений в мой адрес. О дальнейших действиях правления клана пока ничего не было известно.
Максим сидел за столом весь румяный, притихший и тоже ничего не ел, я приложила руку к его лбу — горячий: ребёнок простужен. Мама убежала на работу, Света тоже собиралась, а мне надо было ехать в больницу к Дилану, и тут такая неприятность. От досады я взвыла и с трудом сдержала гнев, его было некуда выплёскивать, кроме как на себя.
