что сейчас происходит.
– Он не пришел. И уже никогда не придет, – жалуюсь я. Подруга обнимает меня крепче и кладет голову на мое плечо.
Так и сидим, пока из странного сна не выдергивает Галкин телефон.
– Да? – отвечает она после минутного метания по квартире в поисках сумки. – Хорошо. К понедельнику будет готово.
Опять легла рядом и обняла. Наташа, сонно развернувшись, обняла с другой стороны:
Субботнее утро было хмурым, несмотря на впервые за неделю высунувшееся солнце.
– Мне пора домой, – завозилась Галка. Поднялась и кряхтя принялась собирать вещи. – Никто не видел мой второй носок?
Он почему–то оказался надетым на недопитую бутылку текилы. Видимо, так наше подсознание подсказало, что пора завязывать. Не вижу бутылки, не иду к цели.
– Я с тобой! – я решительно скрутила волосы в высокую фигу. А чего сидеть в городе? Работы нет, мой король–извращенец обнимает несовершеннолетнюю нимфетку, которую совсем недавно гнал от порога, старухи ушли в глубокое подполье…
– Кстати о соседках, – зевая, произнесла Наташа. – Они еще вчера попрощались со мной. Говорят, нашли новую квартиру. Поспокойнее.
– А чего ты тогда дверь пинала? – Галкины брови взлетели под челку.
Мое похмелье отяготилось обидой. Сестры не посчитали нужным попрощаться со мной.
– И что значит «квартира поспокойнее»? – с запозданием возмутилась я, смутно подозревая, что главная причина бегства старушек кроется во мне.
Наташа досадливо махнула рукой.
– Мой Димка им досаждал. Вы же знаете, какой он крикун. Как разыграется, не остановить, стены трясутся.
– Нормальный ребенок, – буркнула Галя, сунув в руки Наты недопитую бутылку текилы.
– Унеси, иначе меня стошнит. А мне к понедельнику первую партию кружек нужно сдать. Женька поможет. Глину месить будет. Ей сейчас все равно кого месить.
– Я бы тоже с вами. Месить. Но мне надо в городе оставаться. Мало ли… Вдруг Димка позвонит?
Глава 18. Из пункта «Любовь» в пункт «Ненависть» и обратно
Женская ненависть, собственно, та же любовь,
только переменившая направление.
Генрих Гейне
Трясясь в автобусе, я представила, как вхожу в родительский дом, бросаю на пол рюкзак и падаю на колени. Возвращение блудной дочери. Нелюбимой никем, безработной.
– Твои вечером на манты звали, – Галка внесла в мою картину дополнительные краски – запах баранины, смешанной с луком и добротно посыпанной черным перцем. Я закрыла глаза и увидела тончайшее, приготовленное на пару тесто, через которое просвечивают кубики мяса. Густая сметана сползает с лоснящегося бока…
– Может сразу к ним рванем?
– Не может, – отрезала Галка. – Мне заказ доделать надо. Вот как намесишь гончарного теста целый ящик, так сразу и рванем.
– Это же я до ночи катать колобки буду! – возмутилась я, вспомнив какого размера тот ящик. – Сдохну от голода.
– У меня дома грибной супчик есть. В обед похлебаем. Ломовых лошадок тоже положено кормить.
Ну что сказать?
Жизнь налаживается.
Я вкладывала в глину всю накопившуюся энергию, била с такой силой, словно она была виновата во всех моих неудачах.
– Э–э–э! Поосторожней, ты мне так верстак сломаешь! – пыталась урезонить меня подруга, но я не унималась: скатав очередной колобок, ударила его о деревянную столешницу.
– Каравай, каравай, кого хочешь выбирай! – мстительно пропела я, радуясь результатам своего труда – бывший колобок стал плоским, как кавказский хлеб.
– Это всего лишь перебивание глины, а не ее избиение! – качала головой Галка, а я, стряхивая со лба пот, зло смеялась в ответ. Услышав меня, Джокер устыдился бы своих потуг напугать граждан Готэма смехом.
Перебивание – весьма занимательный процесс, когда негатив, не дающий покоя голове, находит выход через физическое действие. Все мои отрицательные эмоции выбивались так же неотвратимо, как пузырьки воздуха из глиняной массы.
Разрезав каравай пополам металлической струной, я жахнула лепешку об верстак, следом запустила вторую половину.
– По правде говоря, у меня еще никогда не было такой эластичной глины, – Галка раскатала между ладонями небольшой комок, а полученный жгут согнула пополам. – Смотри, как масло. Ни единой трещинки!
– Теперь будешь знать, кого звать на помощь, – я взяла в руки колотушку.
– Ага. Только для этого тебя придется раздраконить. Ой, я даже знаю как!
Она вытерла руки о влажную тряпку и побежала в соседнюю комнату. Через минуту вернулась с журналом в руках.
– Опа! – крикнула Галка и сунула мне под нос фотографию Замкова. Колотушка заработала со скоростью отбойного молота.
– Опа! – фотография опять появилась у меня перед глазами, и плоский блин свернулся в тугой–претугой рулон.
– Все! Хватит! – скомандовала подруга, и журнал закрылся. – Кидай сюда!
Она открыла деревянный ящик, где уже лежало сделанное мною гончарное тесто и, тщательно укутав глину, похлопала меня по плечу.
– Молодец! Заслужила хороший ужин. Айда к твоим родителям.
Уже одевшись, я услышала, что в брошенном в спальне рюкзаке надрывается телефон.
– Подожди, я сейчас!
Галка закрыла распахнутую было дверь, запустив в сени поток морозного воздуха.
– Да? – я приложила мобильник к уху. Не ожидала, что вновь услышу голос Кирюсика. Он звонил с незнакомого номера.
– Ключева! Где тебя носит?
У меня дежа вю?
На всякий случай подошла к окну. А вдруг?
У ворот никакого внедорожника с Бугаем за рулем. Это даже немножко расстроило. Только–только душевное равновесие восстановила, думая о том, какие манты налепили мои родители, и на тебе…
– Пусть я буду выглядеть грубой, но какое вам, Кирилл Петрович, дело? За документами в отдел кадров я в понедельник зайду. Всего вам хорошего.
– Стой, Ключева! Не клади трубку! Я за тобой машину пошлю, только скажи, куда?
Это уже интересно.
– А зачем вам, Кирилл Петрович?
– Жить без тебя не могу. Твой сменщик саботаж устроил. Отказывается внеурочно работать, видите ли, к нему невеста из Питера приезжает.
– Марию Степановну позовите. Будете ее на руках носить и в инвалидном кресле катать. Она, небось, меньше меня весит?
– Да, и задница у нее не такая мягкая…
– Я сейчас положу трубку…
– Все–все. Больше не буду, – Кирюсик перешел на более деловой тон. – Приходи. Честное слово больше никаких подколов с моей стороны.
– А Светлана Сергеевна?
– Она лично перед тобой извиниться хочет. На, – сказал он кому–то и трубка, пошуршав, явила голос шефини.
– Евгения Петровна! – Ух ты, как официально! – Возвращайтесь. Меня ввели в заблуждение, и я погорячилась. Вы отличный специалист, и нам будет жаль, если вы перейдете работать в другую аптеку. Я пойму, если вы откажетесь. Я даже дам вам рекомендации, но… возвращайтесь.
Кто подменил Светлану? Дать рекомендации уволенному? Не стереть в порошок, не отравить жизнь, а написать доброжелательный отзыв? Ничего не понимаю…
– Я… Я подумаю.
– Я буду ждать вашего звонка, – предел искренности был достигнут. На большее Светлану не раскрутить. Но как? Кто сумел?
– Так куда за тобой прислать машину? – Кирюсик даже не сомневался, что я приму нужное решение.
– В Тихие воды, – все еще находясь под впечатлением, ответила я. – Кирилл Петрович, а вам точно жену не подменили?
– Все! Она согласна! – крикнул он куда–то в сторону. И зашептал: – Как приедешь, все расскажу.
– Сегодня не приеду, – я вспомнила о мантах. – Завтра