«Чаровницы» с марципановой жемчужиной на сливочном креме. Нет, от такого бы точно не отказалась…
Я убрала мобильник в сторону. Дома у Галки Чудищем налюбуюсь.
– … а собой он так хорош, что девчонки, которые прежде за Илюшкой табуном ходили, теперь под его окнами дежурят. Караулят, когда он выйдет.
– О ком это тетя Лиза? – шепотом спросила я у Галки. Неудобно было признаться, что совсем не слушаю, о чем болтают за столом.
– А, о новых соседях. В доме Козловых поселились.
Козловы давно мечтали перебраться в город, видимо, шанс выпал.
– И чем он хорош? – любопытно же. О красивых мужчинах послушать всегда приятно.
– Я мельком в магазине видела и то впечатлилась. Волосы светлые, вьются словно у херувима, а глаза темные. И брови соболиные дугой. Сам вроде щуплый, а упаковку минералки весом в девять кило легко нес, играючи. Ни капельки не скособочился. И улыбка такая…
– Но–но! – оборвал жену дядя Коля, погрозив ей пальцем. – Нечего на чужие улыбки заглядываться. У бабы сын взрослый, а она все на посторонних мужиков смотрит.
– Чужое всегда вкуснее, – не без ехидства сказала тетя Лиза и зажмурила глаза, отхлебывая горячий напиток.
– Не понимаю людей, которые зимой минералку покупают. На кой она им, когда талая вода и полезнее, и мягче? Хоть пей, хоть голову мой, – это уже моя мама выступила. Она с тех пор, как переехала в поселок, не нарадуется здешней воде.
– Поговаривают, что сосед постарше – травник, а потому работает только с очищенной водой, – тетя Лиза долила себе чай, не обошла и мою чашку. А я и не заметила, как выпила. – Пока местную применять опасается. Видели, как он взял пробы льда из нашей речки. Наши не утерпели, спросили – на кой? Он ответил, что повезет в город на анализы.
– Ну и правильно, уважаю, – поддержал соседа Самоделкин–старший. – Значит и траву абы какую собирать не станет. К таким щепетильным больше доверия.
Когда обремененные грузом съеденного, мы поползли с Галкой в ее коттедж, она вдруг пихнула меня в бок.
– А давай мимо дома Козловых пройдем? Страсть как хочется на новых соседей посмотреть.
– Пошли, – вяло ответила я. Перебивание глины плюс сытный ужин гнули меня к земле. Так бы и легла в тот пушистый сугроб, что намело у забора. – Если не увидим, то хоть растрясемся.
На соседней улице было многолюдно, горели фонари. То тут, то там кучками стояли поселковые девчата. Между заневестившимися девушками (таковыми считали от пятнадцати лет и старше) сновали «соплюшки» – школьная мелкота. Они охотно делились тем, что только что услышали, и также сноровисто перебегали к другой компании, где вновь вызывали своими рассказами волну интереса. Всем хотелось знать последние новости.
Сплетнями не гнушались даже местные парни, которые хоть и стояли недалеко от дома Козловых, но явились сюда вовсе не за тем, чтобы посмотреть на новых соседей. По их мрачным лицам легко читалось, как у них чешутся кулаки. «Невест» это заводило еще больше, малолетки сновали все интенсивнее, а энергия, скопившаяся на участке в три двора, аж потрескивала.
Когда появились мы, один из парней, встретив нас хмурым взглядом, сплюнул. «И эти туда же!» – легко прочиталось в его взгляде.
– Эх, недолго новенькому лицом красоваться, – вздохнула Галка. – Подпортят, как пить дать!
Поймав одну из «соплюшек», которая бежала мимо с вытаращенными глазами, Галина тряхнула ее за плечи.
– Рассказывай!
Та помялась, но Галка держала ее так цепко, что той ничего не оставалось, как быстро все выложить и отвязаться от нас. Малявка затараторила, поглядывая на развернувшихся в нашу сторону девчат, молчаливо выражающих недовольство сей остановкой. Оно и понятно: лазутчик, несущий им новость, был перехвачен потенциальными соперницами.
– Молодому двадцать семь, зовут Богданом, паспортистка назвала его раздолбаем, потому что профессии настоящей нет…
– А не настоящая? – я уловила подвох. Поселковая паспортистка помнила похороны Ильича и любую другую профессию, кроме «пряха, сваха и депутат», не признавала.
– Пейсатель, – девчонка сделала козью морду, явно повторяя слова уполномоченного лица.
– Что пишет–то? – никогда не видела живого писателя.
Девчонка неопределенно пожала плечами. Галка, воспользовавшись моментом, перехватила ее за капюшон куртки.
– А второй?
– Дедушка? Тут все думают, что его зовут Владислав, а паспортистка Кулему поправила – Ладислав. Он совсем старенький, ему шестьдесят четыре. Говорят, он раньше работал врачом, а сейчас на пенсии.
Кулема – местная сплетница. Та первая обо всем узнавала, имея взаимовыгодные отношения с власть имущими Тихих вод. Через нее осуществлялась челночная связь – народ–правление. Кулема держала нейтралитет, но если народ желал донести до поселкового правления недовольство его действиями или желал указать на какую–нибудь несправедливость, то Кулема была тем человеком, который костьми ляжет, но в красках осуществит свою миссию – донесет. Правление не оставалось в долгу. Прежде чем двинуть идею или новшество в массы, сначала «по секрету» извещало об этом Кулему, и та активно собирала народное мнение. Иногда мнение было настолько отрицательным, что новшество так и не внедрялось, и Кулема дулась на «верный источник» за такую подставу.
– Фамилия у обоих Тихомировы, – торопливо выдала девчонка и с тоской посмотрела на стоящую поодаль компанию, где одна из главных «невест» гневно подвигала бровями. Если бы Галка не вцепилась в малявку, та давно рванула бы туда.
– Отец с сыном что ли?
– Нет, паспортистка сказала, что Богдан Ладиславу племянником приходится. Тетеньки, отпустите меня, пожалуйста! – взмолилась, наконец, девчонка. – Мне сестра пендалей надает, если я сейчас же к ней не подойду!
– Какие мы тебе тетеньки? – возмутилась Галина, но не желая болезненных пендалей информатору, отпустила на волю.
Не знаю, чего ждала толпа, но дом Козловых был тих. Светилось лишь одно окно, но и то было плотно занавешено. Вероятность того, что хозяева покажутся на крыльце, была равна нулю. Ни скотины, ни птиц, которых следовало бы покормить, не наблюдалось: в сарае никто не похрюкивал – не покрякивал. С чего высовывать нос на мороз?
– Вот и прогулялись, – сказала я Галке, беря ее под руку. Вдруг за забором что–то зашуршало, громко стукнуло о железные ворота, скребануло по массивной двери.
Мы от неожиданности подпрыгнули.
– Смотри, собака!
В щель между створками ворот на нас смотрел огромный пес, но с такой милой мордой, что мы невольно разулыбались. Он, увидев, что привлек наше внимание, принялся перебирать лапами и повизгивать от нетерпения. Как будто бы просил, чтобы его выпустили наружу.
– Поиграть хочешь, бедненький, попрыгать–побегать? – противным голосом запричитала Галка. Таким обычно воркуют восторженные девицы, увидев одно из тех существ, чья оценка «какая прелесть» вот–вот достигнет пика «ми–ми–ми». – А вредные дядьки не дают – не пускают?
Пес прижал уши и заскулил, вторя Галке.
Та расхрабрилась и сунула руку в щель. Пес ее обслюнявил с усердием.
– Ну вот и познакомились! – почесала Галка нового друга за ухом. – Женька, посмотри какая псинка. Чудо!
Дверь дома со скрипом открылась, но на крыльцо никто не
