на ямах, создавая болтанку из людей внутри. Но открыв глаза, я поняла, что подобные неудобства расстраивают только меня. Говорливый пассажир беззаботно похрапывал напротив, пожилые супруги рядом тоже спокойно себе дремали друг у друга на плечах.
Я попыталась вытянуть ноги, но увы, удалось это только наполовину. Едва слышно покряхивая, так, чтобы не разрушить свою легенду, выпрямилась на сиденье и тут же столкнулась с насмешливым взглядом Эдварда. Только сейчас поняла, что его правая ладонь давно забралась мне под курточку и теперь обжигает мою оголенную кожу своими поглаживаниями.
Посмотрела на него укоризненно, но герцогу все весело. Улыбается в пол лица, а пальчики в это время опускаются все ниже, аккуратно отодвигают резинку моих штанов и начинает поглаживать то одну, то другую половинку попы.
Ерзаю от тянущего чувства возбуждения, ну зачем он издевается! Изо всех сил толкаю герцога локтем в бок. Тот охает, но руку убирает. Так просто отступать не хочет. Наклоняется сильно вниз, почти прижимаясь к моему виску, и еле слышно шепчет «Я соскучился…». Вот блин, можно подумать я нет! Не я же придумала эту историю с переодеваниями. А могли бы сейчас ехать с максимальным комфортом. Но нет, кому-то видимо недоставало приключений.
Отодвигаюсь от Эдварда насколько это возможно. Но тут понимаю, что на меня кто-то смотрит. Пристально, пронизывающе. Поднимаю голову. Но нет. Тот пекарь сидит с закрытыми глазами, правда, уже не храпит. Супруги в той же позе. Оборачиваюсь, но и здесь ничего подозрительного. Может показалось?
Мы ехали уже несколько часов. На улице начинало темнеть. Помню Эдвард говорил, что на ночь будет остановка в каком-то постоялом дворе — ночью передвигаться по английским дорогам особенно опасно. Ждала этого с нетерпением! Все мышцы огрубели и окаменели. Хоть в карете было не холодно, нижние конечности почти не чувствовала. Да и с Эдвардом нужно поговорить. Может, пока не поздно, откажемся от этой безумной идеи? Наймем карету и поедем, как люди?
Когда в окне замаячили огоньки деревеньки, я уже мало могла скрыть свою радость. Да и кушать хотелось. И в туалет. Карета въехала внутрь двора, очень большого, огороженного полуразваленными постройками из почерневшего дерева. Радовалась остановке не только я. Все пассажира как-то сразу повеселели, разговорились, бойко выпрыгивали из кареты на мягкий снег и рысцой бежали в самое большое здание.
Постоялый двор мне не понравился. Полная противоположность заведению Густова. Грязно, повсюду было разбросано сено, сломанная мебель и пугающе много проржавевших чугунков. А один единственный длинный стол был заставлен грязной посудой. Мда.
Герцог не отходил от меня ни на шаг, даже когда разговаривал с хозяином и передавал ему деньги. Сильно не вслушивалась в их разговор. Крутила головой туда сюда.
Удивительно, но другие пассажиры казалось были не удивлены обстановкой. Кто-то уже поднимался наверх, другие подсаживались поближе к камину. Меня же не покидало чувство гадливости от этого места.
Даже не поняла, как Эдвард вдруг схватил меня за руку выше локтя и потащил куда-то в сторону.
— Куда мы? — шиплю я, — Комнаты наверху вроде.
— Поверь, нам туда не надо, остановимся в конюшне.
У меня на лоб глаза полезли? Где-где? В конюшне?
Но Эдвард лишь прижал палец к губам и упорно продолжал тащить меня вперед. Мы прошли через кухню, где нас ошалевшим взглядом проводила грузная женщина с взлохмаченными волосами. Видимо повар. Вышли в длинный коридор. Дверь в конце вела не на улицу, а в просторное, довольно теплое помещение.
По стойлам с левой стороны было понятно, что это и есть конюшня, но лошадей здесь почему-то не было. Эдвард уверенным шагом шел вперед. Не доходя несколько метров до больших амбарных створок, герцог толкает одну из дверей и заходит внутрь. К моему удивлению мы оказались не посреди навозной кучи, а в небольшой, но чистой комнатке. Пол земляной, но чисто подметен и везде застелен соломой. Лежит большой матрас, толстый, с виду чистый, на нем пара одеял и еще какие-то комки ткани, напоминающие подушки. Даже таз с кувшином воды есть, стоял на узкой низкой табуретке.
— Мы здесь будем ночевать? — спрашиваю очевидные вещи, все же надеясь, что это шутка.
— Ага, — улыбается и притягивает меня к себе Эдвард, — Романтично, ты не находишь? Запах сена рождаем во мне очень игривые фантазии..
— Ты меня последнее время даже пугаешь со своими фантазиями, — но в то же время улыбаюсь во весь рот. Это и понятно. несколько часов мечтала оказаться в его объятиях. Прижимаюсь ближе, обнимаю его спину, делаю замок руками. Даже не глядя ему в глаза, чувствую его улыбку. Он счастлив так же как и я. Как все это получилось? Когда мы начали ощущать друг друга так безошибочно. Мужчина держал меня в объятиях, а мне больше ничего и не надо было больше. А нет, ошиблась. Когда он положил свой подбородок мне на голову, ощутила вообще что то неземное.
— Здесь безопаснее и намного чище.
— В конюшне? — все еще не понимаю этого его выбора.
— Я не первый раз здесь. Наверху есть кровати, во всяком случае они их так называют. А еще много тех, с кем ты вряд ли хотела бы увидеться.
В недоумении запрокидываю голову.
— Клопы.
— О боже! Нет!.
— Увы, они здесь постоянные жители, в отличие от временных гостей.
— А здесь их нет?
— Ну, — мнется Эдвард, — их здесь на порядок меньше
Бью кулачком ему в грудь. Надеюсь, он это несерьезно.
— Да шучу. Здесь они не выживают, земля проморожена.
— А мы? Мы то выживем?
— Боишься, что замерзнешь? Так ты знаешь, как я могу тебя согреть…
— Эдвард! — кричу полушепотом, — Ты уверен, что мы здесь одни? Подожди! Не развязывай мне лиф. Давай осмотримся.
— Успокойся, малышка, — шепчет мне мужчина почти в волосы, — Я дал хозяину достаточно денег, чтобы нас никто не беспокоил. И я не могу нормально жить, пока не освобожу твою грудь от этой проклятой тряпки!
Мужчина пытается развязать ткань, которую сам наматывал сегодня на меня с утра. Точнее ему удалось это только раза с третьего, первые два… Ну вообщем,