Нужно попытаться понять…
А Том… как он мог так с ней?
Словно открывается дверь, сначала немного, лишь вспышками всплывают воспоминая… потом все больше. Далекое детство, Том сидит с ней, когда она болеет… читает ей книжки, кормит мандаринами. «Тебе нужны силы, малышка. Давай, бери еще. Ты должна поправиться». Мандарины сладкие и сочные, пахнут южным солнцем среди промозглой осени. Тогда мама уже год как умерла, и Том сначала замкнулся, отстранился, но когда Лиз заболела тоже, очень тяжело, неделю вообще не вставала, металась в бреду, Тома словно подменили. Он вдруг осознал может потерять не только мать, но и сестру. Он так заботился о ней. Сидел ночами…
И о Миле тоже.
Мила была постарше, но такой нежной и хрупкой, немного наивной… очень хорошей девочкой. Она так пела! У них стояло фортепьяно, и они с Томом вечно устраивали музыкальные вечера. Он играл, а она пела.
И когда это случилось… Боже мой… От нахлынувшего у Лиз все переворачивалось внутри, дыхание перехватывало. Когда Мила повесилась, Том был сам не свой. Он сам снимал ее, он сидел, обнимал, не подпускал никого, плакал… рыдал в голос. Потом орал, что не оставит этого так. Он не мог Анджею это простить, рвался сам броситься и отомстить принцу. Убить его! Отец едва удержал его.
А когда пришел Штефан и отца убил тоже… Что-то сорвало.
Анджея Том не жалел точно, говорил – это по заслугам, так бог решил. Он должен был сдохнуть. И вообще, это слишком легкая смерть для такого урода, который столько горя Миле причинил. А отец… Том поклялся, что отомстит.
Лиз так отчетливо помнит, как он стоит посреди двора весь белый, его трясет, глаза совсем чужые, бешенные… Ее брат…
Это было так странно – вдруг вспомнить все. И службу безопасности у них дома. Долгие, бесконечные разговоры с Томом и с ней. Помнит даже хмурого, очень напряженного, Штефана, который лично приходил к ним поговорить. С Томом поговорить, Лиз почти не выходила, ее не звали. И она тогда так и не поняла, злился принц на отца или сожалел о содеянном? Скорее все сразу. Он тоже не мог простить смерти брата. И сейчас нужно было решить, как поступить с ней и с Томом. Да, пусть никто из них не виноват, но огласки не нужно.
С ними уже тогда какую-то работу провели, и менталисты работали… Вряд ли им заблокировали память, потому что потом Лиз точно осознавала произошедшее. Но ту ярость и тот ужас сбили немного, все словно затуманилось.
Их настойчиво попросили уехать и никогда больше не появляться в столице.
Они продали дом, собрали вещи… Хотели уехать в Ольжек, Том собирался найти работу там. Хорошему менталисту работа всегда найдется. Хотя Тому было почти все равно. В те дни, после смерти отца, он все больше лежал на кровати, глядя в потолок. Лиз пыталась растормошить его, заставить встать, ей тоже было страшно и плохо, нужна была поддержка… А Том не хотел ничего, он лишь иногда вставал, что-то делал, но как-то отстраненно.
Когда-то тогда и появился тот человек, предложил помощь. Лиз с Томом переехали в деревню, в дом какого-то богатого обеспеченного человека. Лиз не знала его имени, знала лишь, что он родовитый и влиятельный, и обещал позаботиться о них. Не простой человек. Он что-то предложил Тому, Том так и не рассказал ей всего. Но он словно ото сна очнулся, был так воодушевлен, почти окрылен даже. Лиз радовалась этому.
Том говорил, что ему предложили хорошую работу, и что теперь о будущем Лиз можно не волноваться. У них будет дом, будут деньги. Для Лиз найдут хорошего мужа, обязательно, и она будет счастлива. Для нее пригласили учителей…
Именно тогда надел маску Вацлава, говорил, так нужно для работы. С Лиз что-то сделали тоже, она изменилась. Это не была личина, ее не нужно было поддерживать магией, она на самом деле выглядела так, как выглядела. Да и изменилась она не сильно, чуть уловимо, и те, кто знали ее раньше – могли бы с легкостью узнать. Но люди, видевшие мельком – не узнавали. Лиз ведь была почти девочкой, ее лицо только формировалось, она взрослела, и это было легко – чуть-чуть подправить разрез глаз, чуть переносицу, немного изменить подбородок. И вот, уже и не скажешь с уверенностью – та ли это девочка, или другая.
Там, в том имении, надо признать, Лиз жилось совсем неплохо. Да, строгие учителя, но ничего плохого ей никто не говорил.
А потом все как-то неуловимо изменилось. Том все больше пропадал на своей работе, приходил все больше нервный и злой. Все меньше приходил к Лиз, все больше был занят чем-то своим. А потом и вовсе стал вздрагивать, дергаться, когда Лиз обращалась с чем-то к нему. От разговоров уходить. Она пыталась узнать, что случилось, но он только все больше хмурился. Потом она слышала, как Том с кем-то спорил, кричал. Страшно кричал. Что-то… что он не пойдет на это, что не допустит.
Потом он пропал недели на две.
Потом, когда вернулся, он пришел к Лиз. «Сядь, – велел он так ровно и жестко. – Не дергайся, пожалуйста. Мне нужно кое-что сделать». И для нее все изменилось. Воспоминания затуманились, все перемешалось. Для Лиз началась совсем другая жизнь. И через пару месяцев ее выдали замуж.
Том… Почему-то казалось, его заставили.
И все же, если вспомнить все, что он делал – он работал с таким усердием… Вацлав. Он стал Вацлавом даже для нее. Чужим. Лиз потеряла брата.
И сейчас вдруг так остро ощущалось это – она одна. Она навсегда одна, у нее нет семьи.
Люк осторожно погладил пальцами ее руку.
Она вздрогнула. Посмотрела на него.
– Эй, – шепотом сказал он. – Ты не одна. Прости, ты слишком громко думаешь об этом, я не могу не слышать.
Это было… так странно. Совсем посторонний, почти незнакомый. Что было между ними? Вот если по-настоящему, что было?
– Почему? – сказала она. – Почему ты делаешь это для меня?
– Для себя, – сказал он серьезно. – Мне кажется, так правильно, поэтому делаю. Просто потому, что сам считаю нужным. Не думай, что чем-то обязана мне.
– Обязана…
Он покачал головой и как-то очень тяжело вздохнул.
– Подожди. Еще не все закончилось, поэтому рано для благодарности. И вообще, я сейчас здесь, потому что мне велели за тобой присматривать. Пока не разберемся с заговором, сложно говорить, как будет дальше. Юбилей коронации совсем скоро, и если все будет идти по плану… Но я не думаю, что теперь они будут тянуть. Если мы знаем о них, то они могут ударить в любой момент, не станут ждать. Завтра большой прием по случаю помолвки принцессы Хелены. Боюсь, что это может стать поводом.
И что-то кольнуло.
– Сегодня ночью, – сказала она. И даже руки похолодели от понимания, что это правда.
– Что? – удивился Люк. – Что ты знаешь?
– Я не знаю. Я даже сама не могу объяснить, но я почти уверена.
Пусть это будет интуицией, чем угодно… не важно, как назвать.
Лиз готова была вскочить и бежать, что-то делать, предупредить.
Только дверь заперта. Их не выпустят отсюда.
Люк повернулся к ней и сейчас сидел, смотрел прямо и внимательно, и все больше мрачнел. Потом глянул на часы. Глубокая ночь. Три часа. Сейчас все спят, был тяжелый день и еще более тяжелый вечер, полночи Виткевич возился с блоками. Он, конечно, сильный маг и крепкий мужчина, но у всего есть предел. Нужно отдыхать. Да и им с Люком нужно поспать тоже, восстановиться, все это не проходит просто так. Люк сейчас на ноги-то встанет с трудом, он бледный и замученный до крайности.
Он смотрит на нее, потом трет ладонью лицо.
– Так… – сказал он. – Виткевич, наверно, только лег. И если мне опять бежать и будить его, то надо четко понимать, что именно тебя беспокоит. Иначе он меня просто пошлет.
Лиз поджала губы. Задумалась.
Но нет, она толком не понимала.
Просто чувствовала, что что-то может случиться вот-вот. Ночью, до рассвета. Они не станут ждать.
– Не знаю, – честно сказала она. – Просто чувствую. Прости. Я… – и вдруг вздрогнула, поняв, какая мысль все время крутится в голове. – Мне кажется, я тут только для того, чтобы отвлечь внимание для чего-то серьезного.
