ты это я. И там, где ты, всегда буду и я. Поверь, я знаю, что ты чувствуешь. Мы ещё прольём на этот мир ядерный огонь саморазрушения, и он станет воистину праведным. — Вкрадчивым голосом заверил Ранзор.
Азалия убрала руки и отпрянула.
— Делай как знаешь, но помни, это я подарила тебе трон, я же могу и забрать. Не играй со мной. — Сказала она.
Ранзор усмехнулся.
— И я благодарен тебе за это! — Он подошёл сзади и снова обнял.
— Ты говорил об исцелении души, о счастье и любви, обещал, что мир начнёт ценить меня! Но я чувствую лишь смерть, я дышу разложением, а каждая тварь, что я пронизываю, презирает меня в себе, в то время как ты убиваешь своих братьев. Даже тех, кто был готов верно служить. — Сказала Азалия.
Ранзор вздохнул.
— Я не могу доверять тем, кто столь зависим от человеческих эмоций. В поглощённом виде от них гораздо больше проку. К примеру, Теменпас, один из последних, дух азарта, все его шахматные кружки, подпольные казино, игорные клубы. База потенциальных клиентов для нашего счастья расширилась, и перехватывать души без конкурентов в разы проще. Но знаешь, я никогда не поверю, что это та причина, которая тебя так злит. Колись!
Азалию затрясло.
— Почему эта шлюшка греется в лучах счастья? Нашего счастья?! Именно она черпает из него силы! Она, которая и пальцем не пошевелила, чтобы создать эту систему, а не я, соавтор! Что она вообще для тебя значит?!
Ранзор рассмеялся.
— Так вот в чём дело! Анна занимается всего лишь бюрократией, работой с людьми, которых ты на дух не переносишь, вот я и подумал, что для тебя, творческой натуры, работа на воздухе будет гораздо привлекательнее, нет? — Ранзор театрально вздохнул. — Вот она твоя благодарность, после стольких лет любви и дружбы…
Азалия, кажется, начала успокаиваться.
— Если в моей власти целый город, то почему у меня не хватает сил даже исцелиться? И ты обещал вернуть благодать счастья, так где же она?! Я чувствую, как её сила растёт, но вот беда, воспользоваться не могу! Словно эта сила растекается через меня, но не поддаётся моей власти!
— Я очеловечил тебя. А ты придираешься к тому, что твоя оболочка не идеальна, но она и не бывает идеальна, в этом смысл человеческого бытия, комплексовать и становиться лучше. Что касается благодати, это временная задержка, мелочь, которая не должна становиться камнем преткновения. Хоть и выглядит эта перепалка премило.
— У меня нет глаза, большей части сил, и день ото дня я слабею… Это ты называешь забавным?!
— Я же сказал премилым! Не перевирай! Нужно потерпеть всего ничего, и нас охватит триумф! Ты моя сила, страсть и желание! И моё счастье берёт начало с тебя. Ты то, во что я так долго вкладывался и корпел. Как же я могу разрушить тебя, ведь это будет подобно самоубийству! Да, я не идеален, мои методы неоднозначны, я бываю жесток и груб, но мне незачем действовать против себя самого!
Азалия судорожно задышала и кинулась в объятия Ранзора, запрыгнула на него и взяла его лицо своими руками, и начала говорить трясущимся голосом.
— Я будто лишилась всего и ненавижу тебя за это. За твою грубость и безжалостность. Но я нуждаюсь в тебе, кем же я буду без тебя, кто укроет меня от кошмаров прошлого, если не твоя любовь?! И всё же, — Азалия начала массировать Ранзору грудь, — все твои тайны и притворство ранят меня. Но я закрываю глаза и выворачиваю душу, готовая ради тебя на всё. Скажи хоть раз правду, без лукавства, чего желает твоя мятежная душа? К чему она стремится?
На сей раз взгляд отвёл Ранзор.
— Ты знаешь, чем питаются подобные мне. Мы не более чем отражения человеческого духа, а значит и ответ на твой вопрос нужно искать в людях, в извечном таинстве их душ. Может быть поэтому они мне столь интересны, но знай, придёт время, и я нивелирую разницу. И тогда я сам буду решать каким мне быть. Я поднимусь с колен и загляну хозяевам в глаза… — Сказал Ранзор.
И вернулся в кресло, откидываясь на спинку с новым бокалом виски, пока Азалия ютилась к нему, целовала в лицо, кусала шею, расстёгивала рубашку и ремень.
Пока за окном ревела буря.
Макс брёл по улице вслед за Дементием, который теперь ни на что не реагировал, а только двигался вперёд, широко раскинув руки. Его пальцы удлинились и всё истончались, сочились пылью, как и всё красно-глинистое тело с огромными, дышащими порами. Нос и глаза увеличились и растянулись на всё лицо, стали совершенно плоскими, как и уши.
Максу только и оставалось, что держаться поближе, следуя за попаданцем по одному только ему ведомому пути. Но выйдет ли он из своего транса в случае опасности? Вот уж вопрос так вопрос. Порой жалеешь, что в школах не учат ментальной инженерии, так, между прочим. Нужно обратиться с петицией к министру образования.
Макс усмехнулся про себя и свернул направо у здания суда.
Здесь Дементий остановился, принюхался и начал быстро красться по тротуару, щупая воздух всем телом.
Макс на секунду замер, чтобы запомнить увиденное. Аккуратные, избирательные, скрупулёзные движения следопыта по серой, разбитой улице. Теперь она скомканный пазл, где ты крадёшься во мраке, и единственные отблески это звуки и запахи, что манят попаданца, доступные лишь ему.
Макс зажмурился. Быть может это сон? Да, пусть всё окажется сном, и я проснусь в своей постели, тёплым августовским утром, спущусь на кухню, где завтракают мама, папа и Дамир. Горячий чай, жареный хлеб…
Макс затрясся и обнял себя. Желудок жалобно урчал. Макс открыл глаза и подставил ладонь падающим хлопьям пепла. Раньше он так делал с дождём. Всего месяц назад, а кажется, уже минула вечность.
Макс растёр пепел и стряхнул. Город тлел, казался таким хрупким, что даже от самого ласкового и нежного прикосновения развеялся бы трухой, гонимой ветром куда-нибудь далеко-далеко, оставляя здесь лишь пустоту. Но даже в этом найдётся своё очарование.
Старая жизнь умирает, чтобы дать место новой, преисполненной ещё более мощными порывами жизни. И так раз за разом. В этом заключено истинное торжество смерти и жизни. И как же хочется перенести это на холст! Плесканье страхов, ужасов и одиночества, сводящих с ума своим бурлением, сжимающим сердца, заставляя их бешено колотиться. Тогда самая чёрствая, жёсткая почва мягчает, и ты проваливаешься вглубь, где нет ни близких, ни друзей,
