— Я не могу, Малкольм, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Делай, что должен. — К ее щекам прилила кровь, сердце бешено забилось.
— Как ты могла уснуть рядом со мной? — недоумевая, почти по-человечески Малкольм передернул плечами.
— Рядом с тобой очень спокойно, так, как давно уже не было в моей жизни, — ответила Сэм. Она опустила голову и лбом коснулась его рук.
Малкольм закрыл глаза и выдохнул. Все эти годы он наблюдал, как вампиры влюблялись и заводили себе человеческих жен, но не мог понять, что их могло связывать. Самых сильных хищников в природе и хрупкие смертные творения, еду.
— Сэм, что ты делаешь?
— Сдаюсь, — прошептала она, целуя его руки, и сама толком не понимая, что творит.
Они мчались в БМВ Малкольма, и, казалось, ночь проглатывает их вместе с машиной и полотном дороги.
— Куда мы едем?
— Подальше от этого города, где тебя ищут все и каждый. — Ответил Малкольм.
— Если я спрошу тебя, это не отвлечет тебя от дороги?
— Не отвлечет, — усмехнулся он, — спрашивай.
— На что ты намекал, когда говорил, что я сама не знаю, кто я?
Малкольм молчал.
— Ну, там, в квартире Дориана.
— Сэм, ты говоришь во сне, — произнес он.
— Ну, это наверное от нервов?
— Ты говоришь не как человек.
Сэм подняла на него глаза.
— Это как?
— Тебе виднее, — ответил Малкольм, продолжая смотреть на дорогу. — Ты и перемещаешься уже не как человек, разве нет?
На это нечего было возразить. Происшествие последней ночью не оставляло ей никаких шансов прикинуться обычной девочкой. Хуже было то, что она ничего в этом не понимала, и не управляла происходящим. Сэм ощущала себя шариком для пинг-понга, который перебрасывают неведомые ей игроки.
— Если бы я сама понимала, что происходит, — произнесла Сэм, упершись взглядом в приборную доску. — Я только знаю, что началось это все после того, как Дориан погрузил меня в ваш мир.
— Мальчишка, — прошипел Малкольм.
— Если это и было мальчишеством, — неожиданно возразила Сэм, — то скорее впадением в детство старика. Я не видела в нем эмоции, которую бы он не пережил.
— Ему было несколько сотен лет, — ответил Малкольм, — по нашим меркам это не так уж много.
— А тебе?
— Мне много больше, Сэм, — ответил он, повернув голову и пристально глядя ей в глаза. — А кром денасми экатан?
— Что?
— Да так, ничего, — Малкольм пожал плечами, — просто хотел проверить кое-что.
— Господин? — Голос в телефоне был встревожен.
— Да, Генри, я слушаю, — ответил Малкольм.
— Я разыскиваю вас уже два дня.
— Генри, что случилось?
— К нам пришла группа людей, точнее, восемь человек, которые утверждают, что они были нашими братьями.
— Что значит «были», Генри? — Малкольма начинало настораживать направление их разговора.
— Они утверждают, господин, что находились в некоем Центре, в котором над ними проводили эксперименты. Когда же им удалось бежать, они обнаружили, что стали смертными. — Теперь настороженность и скрытый ужас отразились в голосе Генри.
— Что за чушь, — Малкольм начинал сердиться. — Вы уверены, что они не сумасшедшие, сбежавшие из ближайшей лечебницы?
— Нет, господин, — с трагизмом в голосе поведал Генри, — личности четверых из них уже установлены и подтверждены — они действительно принадлежат к нашей крови. Вернее, принадлежали. — Добавил Генри. — Теперь они вполне аппетитно пахнут.
— Генри! До моего возвращения ничего не предпринимать! — приказал Малкольм.
— Да, господин, — повиновался голос на том конце, и трубку повесили.
Сэм мирно спала на переднем пассажирском сидении. Монотонность дороги убаюкала ее. Малкольм задумался над происходящим. События в последнее время разворачивались с пугающей его быстротой, и что более всего ему не нравилось — это то, что он не мог до сих пор выстроить ясную картину. Охотники за головами всплывали за его жизнь он уже и не помнил, сколько раз, и точно также растворялись во времени. Также он мог вспомнить несколько случаев, когда верующие фанатики пытались «спасти» людей его расы, проводя всевозможные ритуалы очищения над ними, пытаясь «вылечить» их солнечным светом. Но все, к чему это в худшем случае приводило — была их окончательная смерть. Никогда и никому не удавалось превратить их обратно в смертных. Это был нерушимый постулат. Что же теперь случилось с ним? Он не мог поверить в то, что группке очередных фанатиков с помощью современных технологий наконец удалось это осуществить. Но также понимал, что Генри не склонен к розыгрышам, и если четверых из них проверили — значит, это была правда. И ко всему этому, во всех случившихся в последнее время событиях, так или иначе была замешана девушка, едущая сейчас с ним в машине. С виду вполне обычный и безобидный человек, но чутье Малкольма подсказывало ему, что здесь-то как раз все совсем не так ясно и безоблачно, как может показаться. Если слово, выхваченное из ее сна, еще можно было объяснить познаниями, полученными ранее при общении с Дорианом, то эпизод с тем, как она отыскала его в особняке, о котором никто не знал, со скоростью, с которой там не мог очутиться человек… Ее объяснение больше напоминало бессвязное описание лунатика, но от этого опасность, которую она представляла, никак не уменьшалась. Малкольму, с одной стороны, хотелось изучить ее, как нечто, столь ценное и интересное, что так редко появлялось в его бесконечно длинной жизни, но с другой стороны, выработанная столетиями осторожность требовала как-то оградить себя от нее на случай опасности.
На этот раз Сэм снился хаотический набор событий. Никакой тьмы: море, бикини, и люди, загорающие на солнце, счастливые, смеющиеся, пьющие пину-коладу из бокалов с зонтиками, точнее, восемь человек разного возраста и сложения. Они были настолько разные, что даже во сне Сэм удивилась, что же их может объединять, а потом успокоилась на мысли, что это, должно быть, отдых. И когда сзади, прямо за ее спиной подул холодный ветер из темно-синей воронки, она неохотно повиновалась ему и позволила втянуть себя в привычную уже тьму. Там ее ждал Дориан:
— Будь осторожна с Малкольмом, — очень серьезно произнес он.
— Ревнуешь? — солнце и море настроили Сэм на беззаботный лад.
— Ты не понимаешь. Он очень стар, и в нем не осталось уже ничего от человека. — Дориан был очень напряжен.
Последние запахи соленого ветра и солнца на коже смыло новыми потоками морозного холода и безжизненности. Сэм погрустнела и посерьезнела одновременно. Стоя посреди пустоты, глядя на Дориана, она попыталась вернуть в основание своих ощущений камень реальности и строить восприятие всего остального, опираясь на него. Это помогло: она поняла, где находится, вспомнила, что Дориан мертв. Это было больно, тяжело, но по-настоящему.
