Я улыбнулась, вспоминая подругу, обмотанную компрессами и шарфами — смешная, сопливая, губы потрескались, голос простуженный, в больницу идти она не хочет, помощь ей не нужна…
Нам принесли заказ и Лейли стала вертеть блюда, перекладывая кусочки и поправляя зелень, при этом умудряясь выглядеть как искусствовед, оценивающий шедевр мировой живописи.
Я стала смотреть на реку. Сейчас я скорее предпочла бы видеть рядом Владу, умеющую «выключать» красотку и превращаться в свою в доску буквально за секунду, в отличие от Лейли, которая даже в халате и с полотенцем на голове подавляла своим совершенством. Говорила мне бабушка — не имей подругу красивее себя… А я делаю эту ошибку раз за разом, что я могу поделать? Они такие классные.
— «Облака» привезли две новых песни, — улыбнулась мне поверх телефона подружка, — думай лучше о музыке, а не о том, о чём сейчас. Выглядишь, как будто свою жизнь в карты проиграла.
— Можно уже есть, ты наигралась в фотографа?
— Ещё нет… вот теперь можно. Скинуть тебе?
— Дай хоть гляну, что ты там наснимала.
Лейли немного полистала изображения сама, потом всё же неохотно протянула телефон мне:
— Выбери и скинь, там сверху значок.
— Я знаю, — враньё, я не знала, для меня вообще телефон до сих пор был непонятной головоломкой, но признаваться и просить совета у Лейли не хотелось, лучше у Влады спрошу, или у Деймона, он вроде разбирается.
Фотографии у неё действительно получились высокохудожественные, в приглушённых тёмных тонах, с яркими жёлтыми бликами от свечей и шёлковых фонариков на балках — красиво, всё-таки талантливый человек талантлив во всём. Я листала, листала, когда внезапно вместо тёмного фото открылось светлое, сделанное в другом месте — дальше нужного пролистала…
Я замерла.
Мозг ещё ничего не понял, но сердце провалилось в холодную тьму.
На экране было фото еды, как обычно. И ненамеренно попавшая в кадр рубашка того, с кем Лейли обедала в этом роскошном зелёном платье. Бело-серая рубашка со странной архитектурой, вряд ли в Верхнем Городе таких много.
Я дрожащим пальцем перелистнула фото дальше — еда-еда-еда, какой-то учебник, опять еда.
Я очень надеялась, что внешне не видно, насколько я сейчас покрыта колючим льдом изнутри.
***
Мне понадобилось всё моё самообладание, чтобы поесть, дойти до театра, занять своё место и ни разу не дать понять подруге, что причина моего странного состояния в ней. Лейли заметила мою напряжённость, но так как это началось ещё в общежитии, когда я выбирала платье, она не связала моё настроение с фотографиями и вообще с собой. Ну и отлично. Прекрасно.
Квартет «Синие облака» играл восхитительную медленную мелодию, стройный полусид пел о любви таинственным волшебным голосом, чистым, как родниковая вода, его хотелось слушать с закрытыми глазами, улетая в звёздное небо. Но мои глаза были открыты — я боялась, что заплачу, если расслаблюсь.
Он пел, я ласкала взглядом его необычное скуластое лицо, волнистые синие волосы, зелёные глаза почти без белков, как у кошки… красивый. Я так люблю всё красивое, что постоянно чувствую себя тусклой и серой в окружении того, что люблю.
Концерт закончился, мы спустились с крыши через холл театра, на улице зрители по очереди садились в кареты и разъезжались. Образовалась толпа, в центре которой принимал зрительские восторги зеленоглазый полусид, я улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ… и что-то произошло. Он не отпускал мой взгляд.
Змея в моей груди резко ударила хвостом, метнулась в одну сторону, в другую, внезапно оказалась так близко, что почти заглянула мне в глаза. Красивая. Такая гибкая и опасная, плавная, медленная… шорох чешуи в ушах вызывал сладкие мурашки вдоль позвоночника, я медленно шла к сиду, мягко качая бёдрами, внутри выписывала петли змея, складываясь пружиной и готовясь к броску.
Он улыбнулся, я улыбнулась.
— Отличный концерт.
— Спасибо.
Он смотрел мне в глаза и я смотрела в глаза ему, молча, с такой улыбкой, как будто слова здесь лишние.
— Мы с ребятами собираемся в «Лунную гавань».
— Прекрасный выбор.
— Составите нам компанию?
— С удовольствием.
Моя ладонь почему-то оказалась в его ладони, очередная фанатка подошла с поздравлениями, ему пришлось повернуться к ней, а я нашла взглядом Лейли, которой что-то рассказывал на ушко скрипач. Лейли посмотрела на меня, я посмотрела на неё. Что-то в этом было, что-то восхитительное, что-то ужасное, что-то достойное наказания и стоящее любого наказания.
Мы шли в «Лунную гавань», я ощущала, как по моей руке вьётся змея, всё ближе подбираясь к руке синеволосого сида.
Ночь прошла как в тумане.
Сумрачный бар с медленными искусственными водопадами, окутанный синей дымкой, пронизанной лучами прожекторов, как-то странно смещающих восприятие цвета, от чего всё вокруг казалось сказочным и волшебным. Красавец-сид, шепчущий изысканные комплименты в моё пылающее от его дыхания ухо. Медленная чувственная музыка, сладкое вино, горячее гибкое тело под моими ладонями, скользкий шёлк… крыша, звёзды, лёд, оливковый поцелуй и мартини, пол качался, я врала, что мне пора домой. Зачем? Змея в груди опьянела от сытости, и до сих пор не спала только потому, что жадно надеялась ещё на капельку чувств.
Мы качались в карете с Лейли, такой же пьяной от мужского внимания, молчали.
Когда меня высадили у общаги, я какое-то время сидела на лавочке у фонтана и смотрела на звёзды, глубоко вдыхая запах ночи, воды и цветов. Было странно, было так хорошо, внутри ещё качалась музыка, лёд и мартини, в ушах шелестел голос сида, на талии как будто бы всё ещё были его деликатные, нежные руки — он ни разу не позволил себе лишнего. А мне бы хотелось? А мне бы…
Змея спала беспробудным сном.
Откуда-то из мрачных глубин сознания выполз сонный мозг, осмотрелся и не нашёл сердца. Где моё сердце?
Где?
Оно лежало на кровати, забившись под одеяло, уткнувшись в стену и закрыв себе уши, ему было невыносимо, невыносимо стыдно. Оно ничего не могло с собой поделать, оно само себя ненавидело, и оно не могло больше слышать этот голос, ощущать на талии эти руки.
Никогда в жизни не пойду больше на «Синие облака».
И этот жемчуг, похоже, никогда больше не надену.
***
Глава 6, как мы попробовали наконец поучиться
Утро началось в обед.
Я с трудом продрала глаза, узнала, что попавшая в глаза косметика — это больно и печёт, сползла с кровати и потащилась умываться.
В зеркале отразилось что-то такое, что я поначалу решила — и моё родное зеркало кто-то заколдовал. Ан нет, это моя физиономия именно так и выглядит, без всякой магии.
Содрав, по ощущениям, вместе с кожей, остатки косметики, я намазалась всякими полезностями и дотащила себя обратно до кровати, ляпнулась медузкой поверх одеяла и попыталась собрать в голове картину вчерашнего вечера.
Так, мы пили. Вино, в ресторане. Потом другое вино, в баре. Потом мартини, чуть-чуть, я забрала бокал у… как его звали?
Потом мы танцевали. И целовались на крыше.
Этот момент блеснул в памяти болезненной вспышкой, от которой хотелось зажмуриться — да, я, целовалась с музыкантом, на крыше, отлично.
Зачем?
Почему, чёрт возьми, я просто не поблагодарила за концерт и не ушла домой спать?
В голове было пусто и тихо, мои вчерашние мотивации испарились вместе с остатками алкоголя в крови.
Я собрала в кулак всё своё мужество и встала с кровати.
Взяла со спинки стула развратное красное платье, оно пахло дымом, алкоголем и глупостью, от него хотелось избавиться немедленно.
Кое-как затолкав его в первый попавшийся пакет, я клятвенно пообещала себе отнести его в химчистку сегодня же, тщательно протёрла туфли, вымыла жемчуг, убрала подальше.
С маниакальной дотошностью навела порядок в комнате, везде вытерла пыль, вымыла даже Владкину обувь, расставила ровненько. Простояла под душем полчаса, оделась как монашка, взяла учебники и пошла в библиотеку — более страшного наказания для себя я не смогла придумать, а по дороге была химчистка, так что вариант был стопроцентный.
