На этом моменте я вышла со склада, обошла его по правой стороне и задрала голову. Вот и окошко.
Я выбралась из окна. Мальчишки крепко держали связанные тряпки, спуская меня на землю по чуть-чуть, пока мои ноги не коснулись твердой поверхности.
Что ж, самое сложное позади! Теперь открыть дверь, и все свободны!
Хм… Похоже, у окошка меня больше ничего не держит. Вернулась к дыре вместо дверей.
Последующие воспоминания не возвращались ко мне, и это странно. Я ведь должна была пойти сюда. Нет, я определенно точно направилась сюда. Тогда где?..
Наверное, нужно найти что-то связанное с дверями, которые были здесь прежде. Кажется, это та самая деталь, которой мне недостает.
Принялась шарить в траве.
Ну хотя бы кусочек. Хоть маленький обломок от этих дверей, пожалуйста!
Прошло около минуты, прежде чем я отыскала… засов. Тяжелый, закоптелый дочерна засов. Поток воспоминаний хлынул на меня с такой силой, что я выронила железяку из рук.
Я бросилась к дверям и с улыбкой схватилась за засов. Дернула его… но улыбка быстро сошла с моего лица. Застряло. Я дергала еще и еще, царапая пальцы, ломая ногти под корень.
Никак. Не поддается!
Заколотила кулаками по двери.
– Ребята! Ребята! Я тут! Не открывается! Не открывается!
Не открывается…
– Он не открывается! Я не могу!!! Ребя-я-ята!
– Что ты делаешь?! – раздался крик романтичного по ту сторону.
Сперва подумала, что мальчишка обращается ко мне, но ему ответил тот, который ходил в очках.
– Это топливо. Сейчас его подожжем. Тогда дверь сгорит и выйдем!
– Он украл мои спички! – воскликнул Слава.
– Не надо, пожалуйста! – взмолилась я. – Не надо поджигать! Вы же оттуда не выйдете!
Кровь стекала по моим пальцам, но я продолжала дергать этот тупой заедающий засов. В этот раз точно получится. Нет, ну в этот точно поддастся. И каждый раз мимо!
Дергала и дергала, дергала и дергала… пока не почувствовала запах горелого дерева. Дым повалил из-под двери. Сначала слабый. Но с каждой секундой он становился всё гуще и гуще.
Упала перед складом на коленки. Слезы уже градом катились из глаз.
И я побежала. Прочь от этого склада, прочь от этих дверей, размазывая слезы по лицу.
Обещала. Я обещала спасти их всех, но что я могу сделать теперь?! Найти помощь – единственное, что было нужно.
Но склад горел. Он полыхал, освещая лес. Ящики, коробки, ткани. Так много топлива для одного помещения! Дым поднимался столбом. Черный, едкий. Я кашляла, задыхалась, но убегала всё дальше и дальше.
Меня разрывало от чувства вины. От чувства, что я ничего, абсолютно ничего не могла сделать! Вина навалилась на меня тяжким грузом. Давила на плечи, валила на землю.
Мне хотелось забыть это место, как страшный сон! Забыть и никогда, никогда сюда больше не возвращаться!
Они все… все они…
Мне стало трудно дышать. В горле першило, жгло. Из последних сил я выскочила к дороге и…
Остановившись напротив дороги, уперлась ладонями в колени, чтобы перевести дух.
Здесь всё и закончилось. Я забыла их. Забыла их всех и всё, что произошло здесь, по одной единственной причине.
Всхлипнула.
Потому что не смогла бы жить с этим дальше.
Зен нашел меня, когда мир окончательно погрузился во тьму. Я сидела в кустах посреди леса, раскачиваясь. Ритмичные движения немного успокаивали меня. Позволяли зациклиться на моменте «здесь и сейчас», не возвращаясь в мрачное прошлое, не переживая трагедию заново.
Меня обуревал ужас. Дикий, животный страх. Я ощущала себя загнанным в ловушку охотника кроликом, который крупицами своего недалекого разума понимает – дни его сочтены.
– Элла?
Звуки собственного имени вызывали дрожь. Волна озноба накрыла меня. Я застучала зубами от холода.
– Ты сколько здесь сидишь? Совсем не замерзла, что ли?
Хотелось накричать на него. Попросить, чтобы ушел. Чтобы оставил меня одну наедине с моим горем. Чтобы меня больше никто никогда не тревожил.
Но вместо этого я бросилась Зену на шею и заплакала. Заревела так, как никогда в жизни, вместе со слезами выпуская на наружу весь страх, всю боль, всё отчаяние, охватившие меня и взявшие в тиски.
Мужчина и сам понял, что слова здесь излишни. Дал мне нарыдаться вдоволь. Остановиться смогла лишь тогда, когда слезы закончились, а голос сел до тихого хрипа.
– Не надо было тебе об этом месте говорить.
– Что?..
– Не надо было. Говорить тебе. – Он цокнул языком. – Я ж здесь даже не убирался. Я боялся как раз вот этого. Второй раз пережить такое. Не каждому под силу, знаешь.
Кивала, не понимая, с чем соглашаюсь.
В кровать бы сейчас забраться теплую, одеялом укрыться.
Рука Зена легла на мой лоб.
– Горишь, – констатировал подарок.
И я всё-таки нашла в себе силы, чтобы опять разреветься.
Голоса ребят раздавались откуда-то издалека. Я видела, как мужчины расхаживают передо мной, ругаются, что-то громко говорят, но не могла разобрать ни слова. Только тембр их голосов.
Но вот я немного сосредоточилась. Напрягла извилины, вынырнула ненадолго из пучины беспамятства.
– …кашляет, не переставая! – возглас Марафона.
– Как будто дыма наглоталась, – встревоженный Эфир.
– Там не было дыма, – спокойный Зен.
– И теперь она помнит? – взволнованный Эрос.
– Есть такое понятие, как «фантомные боли», – рассудительный Сократ. – Это когда человеку ампутируют конечность, но он всё равно ощущает боль, в конечности уже отделенной от него. Вполне возможно, у нее фантомный кашель. Она задыхается от дыма, которого не существует.
– Ох… – всё, что сумела выдавить из себя.
Гомон прекратился на несколько мгновений. А затем прогремел гром.
– Элла!
– Сестрёнка!
– Эй, Элла!
– Принцесса, ты как?!
…и я вновь провалилась в темную тягучую пустоту.
Сколько я провалялась в таком состоянии? Одной Афродите известно. Но когда открыла глаза, меня ослепил солнечный свет. Я лежала на кровати в своей комнате общего дома, не имея понятия, как здесь оказалась, кто надел на меня пижаму и какой сейчас год.
На прикроватной тумбочке стоял стакан воды. Приподняв подушку, облокотилась на нее и жадно выхлебала оставленную кем-то воду.
Во рту – привкус гари. Но я не помню, чтобы что-то горело. Хотя…
– О-о-ох… – аккуратно поставила стакан обратно, чтобы ненароком не выронить из рук.
Так вот она какая, амнезия. Всё бы сейчас отдала, лишь бы она вернулась. И обязательно написала бы себе напоминание на видном месте с предупреждением «Не вспоминай! P.S. Пожалуйста!».
И что же мне теперь делать? Продолжать жить и улыбаться моим подаркам, как ни в чем ни бывало? Понимаю, что лишь косвенно виновата в этой трагедии, но если бы я тогда не выбралась наружу, может, и трагедии удалось бы избежать. Не знаю, ненавидеть мне себя или нет. И было куда проще, когда выбор передо мной не стоял. Лучше просто ненавидеть, не зная за что и почему.
Какая же полезная штука – амнезия.
Рядом с пустым стаканом на тумбочке лежал и мой телефон. Спасибо кому-то за предусмотрительность. Взяла его в руки, разблокировала экран.
Какое-какое ноября?! Я что, три дня спала?!
Семнадцать пропущенных от Карины. Неудивительно. Да я просто без задних ног дрыхла, еще и столько времени!
Надо сейчас же в университет! Экзамены же, всё пропустила, ну ё-моё!..
Резко встала. Голова закружилась так, что села обратно. В висках запульсировало, желудок жалобно заурчал, в горле опять пересохло.
Зыркнула на прикроватную тумбочку. Что еще способна мне дать эта скатерть-самобранка?
Записка. Ее я тоже не сразу заметила.
В университете тебя отпросил,
Сократ
И приписка внизу корявым почерком:
Поправляйся! Марафон :)
